Десант стоит насмерть. Операция "Багратион" - Юрий Валин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Эхо повторного взрыва еще гасло над насыпью, когда неистово закричал, забился израненный Петя Бородич. Дергалась нога, брызгала кровь с торчащей из оборванного голенища расщепленной кости, лица у проводника не было — стальные шарики снесли всю левую часть. Под принявшим на себя почти весь заряд парнем ворочался, силился встать раненый командир группы…
Женька с трудом поднялся на колени — болела спина, поясница, в ушах звенело. Сквозь звон доносился крик невыносимой боли. Убили… Младший сержант Земляков предельным усилием удержал себя, не ткнулся лицом в сырую траву. Не тебя убили, мудила. Карабин взять… встать…
Встать сразу не удалось. Женька видел, как корчатся в кювете двое. Незнамов лежал ближе, поднимал левую руку, тянул к груди, пальцы дрожали, правая рука шарила, ища неуклюжий «ДТ».
…Сквозь звон в ушах доносилось непонятное:
— Куда?! Мины!
…Нет, понятное. Это Мишке кричат — пацан бежал вперед, к лежащим у дороги раненым. Нерода выругался, побежал следом…
Женька все-таки заставил себя встать, пошатываясь подошел к Незнамову. Сержант моргал: грудь его, вся в лохмотьях камуфляжа и порванных ремней, быстро темнела. Лоб тоже в крови…
— Сейчас, — сказал Женька и начал раздирать пакет первой помощи…
…Возился со вторым пакетом, когда в ухо сказал Нерода:
— Дай. Ты контуженный.
— Я? Нет.
— …ай, мне… лучше могу.
Женька сообразил, что фразы слышит лишь частично. Болело все, но не так чтобы до невозможности. Земляков тряхнул головой — ух, аж трассеры в мозгу сверкнули, но мир стал чуть понятнее…
Оттащенный к кусту лежал Петр-проводник. Не кричал — всхрипывал неровно. Ниже колена остаток ноги туго перетянут ремнем. Михась присел рядом, деловито орудуя коротким ножом, с чем-то возился. Держась за шею, сидел на траве Коваленко — лицо бледное, пилотки нет. Нерода уверенно бинтовал пулеметчика — Незнамов оставался в сознании, что-то тихо говорил, крови на губах не было, уже хорошо.
— Жека, ты сам как? — отрывисто спросил Нерода.
— Нормально. Глушануло, кажется.
— У тебя вся спина рваная. Позвоночник?
— Нет. Только башка звенит.
Подошел Коваленко:
— Жека, эвакуировать ребят нужно. Как ты сам?
— Справлюсь. А вы?
— Продолжаем.
— Так я сразу назад.
— Если сможешь. — Капитана Коваленко повело в сторону, морщась, он неловко сел.
— Что у тебя с шеей? — подскочил Нерода.
— Царапина, Мишка уже замотал.
— Охренели?! Льет же как из…
Бинты, все плечо и рука командира группы были в густой красноте. Коваленко неловко прижимал к повязке пилотку, но кровь продолжала бурно сочиться.
— Жека! — Нерода в ужасе выхватил последний пакет.
— Я сделаю. — Женька принялся сбрасывать лямки «сидора». — Вот с Петькой только… Как ему объяснить? Он наводку такую даст, попадем…
— Кончился Бородич, — сказал, не поднимаясь с корточек, Михась. — Не дыхает.
Женька, расстегивая ремень с кобурой и штыком, шагнул к раненому проводнику. Господи, да что там от лица осталось? Под культей багровая лужа. Умер…
Земляков швырнул ремень с оружием мальчишке:
— Сберечь! Отойти на пятьдесят метров. Живо!
Пацан спорить не стал, попятился…
Нерода пытался забинтовать шею командира — ткани там и так оказалось намотано с шарф толщиной, но кровь не останавливалась.
— Царапина, — вяло упирался Коваленко.
— Сейчас… — Женька расстегнул его ремень, выворачивал командирские карманы, вытряхивая патроны и гранаты. — Старлей, Сашку глянь!
— Да я сам, сам… — шептал Незнамов, одноруко ковыряясь со своим ремнем.
— В сознании? Отлично. Сосредотачиваемся на нашем КПП, — Женька лез под разрезанный маскхалат, шарил в теплом и скользком, нащупывая на руке раненого горошину чипа. — Помним: звезда на воротах, краска свежая. Если худо, просто считаем до десяти. Старлей, отходи!
— Жека, ты только это… Я здесь сделаю, но обратно-то… Не уверен я, — крикнул, отбегая, Нерода.
— Вернусь! — заверил Женька, мотнул головой, отгоняя звон в башке.
Свой чип… Активировано… Ворота — звезда — в/ч 003945 — ждет казарма — дом родной…
Место не определено.
Таймер отсутствует
Мимо. Не то чтоб совсем, но промахнулись. Ах, мудак ты, Земляков…
…Урчание сотен раздраженных металлических пчел — в тридцати шагах проспект, — десять забитых автомобилями полос. Пробка плотная, истинно столичная. Это там. Здесь — пыльная зелень, смыкаются кроны узловатых ясеней, решетчатый забор, за ним здание школы — ухоженной, с барельефами «наших всё» и прочих «яснополянских графов». Между забором и бордюром лежат тела в уже неуставном, со слишком бурыми пятнами камуфляже. Сидит на корточках растерянный сержант-полудурок…
Женька подскочил. Место было не то что знакомое — место было самое домашнее. Проезд к боковому входу в Нескучный, до которого от дома ровно четыре минуты пешком до этой самой школы, выведшей в люди тормоза-переводчика. До Отдела не слишком далеко, но Фрунзенская за рекой, туда только в объезд, но сейчас по Третьему кольцу не пробиться, через Крымский еще дольше. Стоп — Отдел не поможет. Кровопотеря, шок II–III степени — тут секунды по счету — нужна медпомощь, реанимация. Практически напротив, через проспект, больница Святителя Алексия. Нет, специфика у них не та — завозятся, вызывать специалистов начнут. 1-я Градская! Эта чуть дальше, метров пятьсот, по этой же стороне проспекта. Транспорт…
Земляков прыгнул к проезду — со двора как раз выезжал джип «Ниссан». Серебристый, вместительный. То, что надо.
— Стой! В больницу подбрось. Раненые!
Молодой мужчина в темных очках бросил настороженный взгляд на лежащие на чахлой травке тела:
— Да ладно, какие раненые? Пацроты-рэконструкторы? Добухались? В МЧС и «Скорую» обращаться религия не позволяет? Или у полиции вопросы возникнут?
— Не тупи. Армия мы. Минеры. Тут до больницы два шага…
— Вот и ползите, вояки лапотные. Технику безопасности нужно соблюдать. Я-то здесь при чем, а? Засрете всё, а у меня сиденья светлые. И так на вас, дармоедов, ворюг-распильщиков, налоги аккуратно плачу. Ну-ка, отойди…
— Ты! Сука! — зарычал Женька.
Чуть слышно зашелестел стеклоподъемник, поползло вверх стекло…
Земляков втиснул локоть в щель — заскрипела иллюзорная защита законопослушного автовладельца.
— Быдло поганое! — заорал водитель. — Что делаешь, урод! Портянка вонючая! Я же тебя… — Он сдернул темные очки, швырнул на торпеду, сунул руку под сиденье… Через секунду выскочил из машины — в приподнятой руке роскошно сиял никелированный ствол, щелкнул напоказ передернутый затвор…