Атака скалистых гор - Федор Березин

Естественно, можно нанять не одного, а целую когорту стражников. Если все с оружием — это даже без стрельбы произведет впечатление. Однако опять же, куда списывать издержки непроизводственных затрат? Понятно, что если игровых точек конкретного хозяюшки-капиталиста десять штук, то, если всю охрану согнать в одно место — конкретно на эту «точку», — нападения однозначно не будет. У противника разведка, ибо любой из вроде бы простеньких Пиноккио может иметь второе дно, в виде миссии наблюдателя. Но если все силы охраны тут, то уж налет на какую-либо другую точку гарантирован. Понятное дело, хорошо бы иметь разведку не хуже вражьей, однако добровольных, не за мзду, шпионов найти не получается, а вот у идейных борцов, жаждущих очистить город от игральной плесени, хоть отбавляй. А потому в расходной части надо еще не забыть учесть собственную охрану хозяина заведения.

Да, кстати, тут, в городе, вроде бы еще существует милиция муниципального подчинения. Так, может, стоит обратиться туда? Однако как уже неоднократно сказано, защитой идеи здесь не попахивает, а лить кровушку за продолжение высасывания денег из дурачков, да еще всего-то за муниципальное жалование… В общем, нечуткое отношение районного начальника правоохраны, какой-то неприязненный взгляд на выставленный перпендикулярно столу французский коньячишко. Как-то он сразу теряет в фасоне под этим взглядом, и его умопомрачительная стоимость тут же кажется притянутой за уши внеэкономическими методами. И сразу без рюмочного перехода раскладка расценок, от которой фасованное во Франции пойло еще более блекнет, престижные буковки идут хороводом. В общем, самый лучший вариант для умного — загодя скинуть с себя все эти десять стоек с «однорукими бандитами». Пусть с ними занимается кто-то потвердолобей.

Понятное дело, если «рабочих точек» не десять, а например, сто, тогда «врагу не сдается наш гордый «Варяг». Однако доведенное до тысячи количество «одноруких бандитов» все равно не трансформируется в качество. Снова не высасывается из затертого рычага идея, достойная сраженья насмерть. Разве что со стороны самого владельца. Ну так все едино, хоть ночи не спи, мотайся по городу с привинченным на крыше «Тойоты» пулеметом, а все точки сразу от разгрома не прикрыть. И опять же, владельцы пародийных Лас-Вегасов — это вам не Генри Форд, они не любят напрягаться, долгая, кропотливая работа не их стиль. Они не прочь просто хапать, по возможности кидая окружающих, а здесь, понимаешь, непрекращающееся сопротивление «туземной среды». Неясно почему, но стали эти туземцы какими-то не такими. Откуда-то прорезались зубы. Все молитвы обращены к далекому заокеанскому дантисту. Но он покуда молчит. Может, ну их к бесу, эти «игровые поля» Страны Дураков? Продать все к дьяволу и свалить туда, за моря-океаны? Пока дорога открыта, кстати. А то ходят слухи, что когда эти Мальчиши-Кибальчиши, вынашивающие подмышкой замаскированное бейсбольное снаряжение, дорастут по возрастному цензу до избирательных урн, кто-нибудь из них сможет, чего доброго, вскочить в президентское седло. Вот тогда уж убраться подобру-поздорову явно не получится.

Конечно, есть твердолобые, считающие, что за все уплачено, и всякие папы, и родимые дедушки с лампасами, прибравшие когда-то к хапучим ручкам совершенно ничейную страну, передали свое наследство вполне легитимно. Ну что же, бейсбольная бита орудие простое, его внутренний механизм совершенно не имеет сносу. Быстрый замах и…

И все к тому же спору жизне-нежизненных отличий. Что делаем мы, когда просыпаемся поутру от писка будильника? Пялим глаза в мир, восстанавливая топо-привязку, а также хронологическую последовательность своего нахождения здесь и сейчас, правильно? «Трубный лазутчик» не был живым, но, представьте, делал практически то же самое. Теперь, с поступлением тока, он осматривался — точнее, совершал нечто адекватное, ибо вообще-то не имел глаз, а лишь ультразвуковые сонары. В данных, специфических, условиях они, между прочим, лучше глаз, ибо являются сами себе солнцем. А еще ими можно «светить» и «видеть» совсем не приподнимая век — напрямую, через пластиковую оболочку. Кроме всего, «Лазутчик» активировал тепловые датчики второго, дополнительного контура ориентации. Вообще-то они совершенно не служили для ориентации — они создавались для ловли мышек — однако, может, из-за преднамеренной маскировки от конкурентов, а может, только лишь по военной привычке подполковника Эррола секретить все и вся контур назывался именно так. К тому же его проверка входила в стадию прохождения контроля функционирования именно по линии ориентации. Так вот, все здесь было «ладушки» — светлые головы Дуранго поработали на совесть. «Трубный лазутчик» «пришел в себя». Однако за прошедшие вне полосы его «сознания» секундные эоны в его положении ничего не изменилось, то есть он как был так и остался не до конца додавленной кабелями машиной. Двигаться куда-либо он по-прежнему не мог. Помощь извне к нему тоже не явилась. Следовательно, по своей роботизированной логике он неминуемо обязался сделать аналогичные прошлому выводы. Типа того как мы, спонтанно созданные Природой и неизмеримо превосходящие «Лазутчик» механизмы, внезапно просыпаясь посреди ночи, затем спокойно переворачиваемся на другой бок, дабы вновь впасть в прерванную по неизвестной причине дрему. У «Лазутчика» не имелось теплого одеяльца дабы накрыться от сырости, однако для погружения в отрешенную от мира нирвану оно ему и не требовалось. По всей видимости, менее чем через двухминутную активацию его железо-пластиковые телеса должны были снова отключиться, но…

Видите ли, вокруг все-таки существовал мир. Пусть он и не пришел к нему на помощь, пусть он совершенно забыл о нем, и пусть он представлял из себя подобие вожделения физиков — внутренность элементарной «струны», — тем не менее, эта «струна» имела входы и выходы. Кто знает, может, давешняя мокрица потому и двинулась в путь-дорогу, что благодаря инстинкту предвидела грядущие изменения в статике этого растянутого нитью мира?

Однако на свете все-таки водятся неизлечимые дураки. Или у них просто мозги заплыли от жадности. Никак, ну никак их не уговорить продать эти самые автоматы куда-подальше, или там вернуть с доплатой тому, у кого в аренду бралось. Затраты? Ну так кто просил пить соки из низменных чувств простого люда? Кто молил провоцировать порок? Кто умолял взращивать лентяев когортами? А, не знали, не ведали? Так книжечки надо было почитывать, классику забытую, а пораньше — сказочки народные. Там ведь всегда говорилось, что любой Кощей рано или поздно допрыгается, да и Горынычу головы не сносить. Вот и пришли добры молодцы замок Кощеев курочить, иголочку бессмертия об коленку сгибать, и яйки, в которых она запрятана, каблучком притопывать. Да уж, малость те молодцы худосочны, однако кто ж виновен? Кто ж когда-то сельское колхозное хозяйство прихлопнул заокеанской курочкой? Папы-мамы? Бойцы первого приватизационного фронта? Саперы-любители топтания тропы в светлое капиталистическое завтра? Токмо, поскольку миноискатель загублен, дорожку натаптывать удобнее босой, замороченной ногой. Взрослые манятся конфеткой, а старики и детишки, понятное дело, уперёд! Хороший слой из костей завсегда удобен для маршировки по-над минами. Да, что там насчет «куры-гриль»? А, теперь, когда нефть москалевская покатилась по другой обходной трубе, валюты зеленовато-приятственного цвета на покупку еды не достает? (Окромя «Вискаса», конечно: котики — дело святое.) Ну, а цыпленок жареный, вареный, копченый тоже хочет жить, и вообще птица нелетучая, через океан без теплохода и перьев самотранспортироваться не желает. Вот именно потому. Что потому-то? А запамятовали? Потеряли нить? Речь про тех юнаков, кои на редкость худосочны и на добрых молодцов внешне не смахивают. То есть, ни фигурой, ни добротой. Но вот дело делают… Да, оно как-то не слишком попахивает добротой, все больше мокрыми штанишками. Но как прикажете искоренять порок? А, вспомнилось! «Когда ударят по одной щеке, то ты…» Так ведь эта метода уже пробовалась! Две тыщи лет, да еще двадцать сверху! И все, понимаешь, без толку. Дубинушка — ну, в смысле, для модности — бита — она, голубушка, как-то понадежнее. Воспитывает на раз. Бывает, на два.