Смерть особого назначения - Виталий Романов

И тут в дело вступил другой стрелок-фрин. Мысленно Вебер поблагодарил его за медлительность, за то, что позволил сначала выстрелить бойцу с молниеметом.

Огненный шар ударил в скалы справа и над головой. Через секунду раздался страшный грохот, и Вебер съежился в комок, замычал от боли – каменная шрапнель больно хлестанула по телу, нанеся десятки мелких, но болезненных ран. Вебер озверел, от ярости потерял над собой контроль.

Он вывалился из тучи пыли злобным джинном, готовым уничтожать все, что способно двигаться, стрелять, мечтать о смерти последнего бойца «Каракурта».

Кажется, он орал какие-то гнусные ругательства, перемещаясь в сторону от каменной гряды, опоясывающей Зуб Дракона. Страшно матерился и поливал из «Шквала» все стрелковые точки, какие успел засечь. Все те места, откуда пытались вырасти хищные деревья ветвистых молний.

Двоих или троих Вебер зацепил, это точно. Голова стала какой-то непривычно большой, словно раздулась в десятки раз, и пропорционально этому увеличился объем мозга, которому теперь не требовалось много времени на анализ положения врагов, их перемещений. Мозг работал с потрясающей быстротой и четкостью.

Вот если бы так же работало и тело, Вебер за минуту расправился бы со всеми карателями из вражеского отряда! На беду, тело все портило. Руки поднимались медленно, да еще подтормаживали при движении. Затем получалось наоборот: Вебер уже намеревался их остановить, но конечности, налившиеся свинцовой тяжестью, обладали чудовищной инерцией. Руди вскидывал автомат, хотел целиться, а руки еще продолжали маневр – избыточный маневр, и мозгу приходилось тратить невероятно много энергии, чтобы заставить тело действовать так, как нужно.

«Контужен...» – эта мысль пришла в голову после того, как Вебер промахнулся в третий раз подряд. Промахнулся не потому, что разучился стрелять, просто руки жили своей жизнью, отдельно от мозга. Впрочем, как и ноги. Как и все тело.

«Контужен ударом молнии в землю...» – в условиях скоротечного боя, где счет шел на доли секунды, это было смертельным приговором. Пусть даже Вебер надежно выключил двух стрелков, сдуру высунувшихся из укрытий, но он все равно не мог справиться с целой группой. В другом случае, может, и отбился бы, но не сейчас, когда жутко мешало его собственное тело.

Еще одна шаровая молния ударила в скалы, совсем недалеко от Руди. Все, что он успел сделать, это сжаться в комок в момент страшного взрыва. Сжаться в комок – это у него хорошо получилось, быстро и эффективно. На сей раз тело почему-то послушалось, не стало перечить мозгу.

Громыхнуло так, что Вебер сразу же оглох: звуки начисто отшибло ударной волной. Этой же взрывной волной капитана отбросило в сторону чуть ли не на десяток метров. Сильно ударившись плечом о каменную стену, спецназовец «Каракурта» мысленно пожал руку своему ангелу-хранителю за то, что соприкоснулся со скалами не черепной коробкой.

Капитан попытался встать на ноги, но почва под ногами так резко наклонилась, что Руди упал на спину. Это его здорово удивило: никогда раньше у него не было головокружений – ни при взрывах, ни при падениях.

Вебер хотел провести ладонью по взмокшему лбу, по глазам, но лишь глупо ткнул пальцами себе в нос и в рот. Теперь руки не просто «тормозили», они делали совершенно не то, что хотел человек.

Руди с трудом перекатился на живот, приподнял голову, попытался определить, где враги. Ничего путного из этого не вышло: земля и небо перед глазами вращались так, словно он катался на аттракционе-центрифуге. Капитан различал ветвистые голубые молнии, которые куда-то тянулись в пространстве, но вот куда именно? От электроразрядов оставались такие хитрые траектории в воздухе, что ни один Менделеев не смог бы описать их с помощью физических законов.

Менделеев?! Кажется, он занимался химией, а вот законы физики – это Эйнштейн. Эйнштейн? После взрыва мозг Вебера работал так странно, что Руди не мог разобраться в самых простых вещах. Не действовали ни память, ни система анализа.

Фрины!!! Это единственное, что помнил капитан. Фрины вокруг! Они хотят убить человека. Последнего человека, который им мешает. Почему мешает? Чем мешает? Это слишком сложные вопросы, на которые не надо искать ответ.

Надо просто не позволить фринам сделать, что они хотят. Для этого он должен выжить. Как? Любой ценой. Выжить в скалах. Как червяк, забивающийся в маленькую трещину...

Трещина. Она действительно была перед глазами Вебера, просто очень сильно крутилась в пространстве, и от этого поймать ее руками оказалось невероятно трудно. Капитан сделал это с третьей или четвертой попытки, уже не помышляя о том, чтобы повернуться к врагам лицом, состязаться с ними в меткости стрельбы. Червяк, который должен выжить любой ценой, не пытается одолеть птицу, вознамерившуюся его сожрать. Червяк даже не обижается на птицу, нет. Он просто уползает.

...Вебер плохо понимал, что с ним происходит. Скорее даже совсем не понимал. Высшие нервные реакции отключились после шоковых ударов током. Капитан действовал, как разрегулировавшаяся компьютерная система, которая утратила жизненно важные файлы графической оболочки, но раз за разом пытается перезагрузить ядро, чтобы выйти на нужный уровень.

...Трещина оказалась невероятно узкой. Такой узкой, что даже маленький дождевой червь не мог бы в нее протиснуться. Обидно. Так не бывает. Трещины созданы для того, чтобы прятаться. Особенно когда хищная птица позади... Хлопочет, норовит дотянуться клювом...

– Быстрее! – проорал Мадэн, видя, что последний из людей забился в извилистую скальную щель так далеко, что молниеметы его уже не достают. – Быстрее! Энергобол сюда!

Вот хитрая птица... Умеет не только долбить клювом, у нее из глаз сыплются электрические искры, которые лижут камни. Слава богу, что камни не боятся электричества. Им плевать на электричество. Они тысячи лет лежали тут и еще столько же пролежат, невзирая на голубые искры и щупальца, которые стараются выковырять из-под скал червячка. Маленького червячка, который совсем не хочет стать обедом для разъяренной птицы...

– Давай! – приказал Мадэн, тыча пальцем в глубину прохода, указывая направление, в котором двигался человек.

И солдат выстрелил. Фрины тут же рассыпались по сторонам – спрятались за могучими гранитными стенами, понимая, что взрывная волна не делит на своих и чужих. Она накрывает все, что попадается на ее пути.

– Еще! Еще! – гневно проорал командир отряда карателей.

Ему нужна была полная гарантия того, что последний диверсант уничтожен.

Вереница светящихся шаров ворвалась в узкое межскальное пространство, наполнила темную утробу извилистого тоннеля грохотом взрывов, визгом острых каменных осколков.

...Руди Вебер страшно кричал. Он совсем обезумел от боли, потерял над собой контроль – пытался отогнать прочь огромную птицу с раскаленным клювом. Червяк не может отогнать птицу. Червяк не должен этого делать. Он должен притаиться и ждать, тихо-тихо. Но Вебер больше не был червяком – стал обожженным, израненным куском мяса, из которого раскаленным клювом пытались выдолбить жизнь.