Фрагменты прошлого - Меган Миранда

Не знаю, говорит ли он о том, что мне следует быть на занятиях в школе, или о том, что мне не следует быть здесь, на мосту, рядом с ним.

– Как и тебя, – отвечаю я.

– Видеокамеры записали, как его машина заехала на мост, но не съехала с него. Полиция нашла в реке ее обломки. – Он давится словом «обломки», заставляет себя его произнести.

– Я знаю.

– То же самое произошло несколько лет назад с парнем по фамилии Коутс. Его четыре месяца не могли найти из-за океанических течений.

– И это мне тоже известно.

Именно поэтому полицейские все еще ищут Калеба, все еще ждут, все еще обыскивают реку, но при этом сердце у них не болит. Если бы в это время года река не текла так быстро, если бы погода не изменилась и не поднялся Гольфстрим…

Но мой мозг цепляется за мучительную надежду, рисует мне, как Калеб выбивает ногой стекло в машине, плывет к берегу, выбирается на землю, выкашливает воду и переводит дыхание. Он поднялся по склону? Вышел на дорогу? Выжил? Одно только не состыковывается. То, из-за чего рушится собранный пазл: Калеб не вернулся. Должно быть, Макс думает о том же. Он уставился на синеву извилистой реки, обманчиво спокойной и неподвижной.

– Я ничего о нем не знаю. Не знаю, почему он взял мои деньги. Я не понимал, что с ним происходит.

– Потому что он не говорил с нами об этом, – замечаю я.

Он снова поворачивает ко мне голову. Я стою рядом, на дороге.

– Тогда что я за лучший друг такой, раз он ничего мне не рассказывал? Раз я сам ничего не замечал?

Я знаю, о чем он думает, поскольку думаю о том же. Мы были озабочены произошедшим между нами. Хотели отделаться легким испугом. Считали, что это у нас от Калеба есть секрет. И ходили вокруг него на цыпочках, радуясь любой будничной теме разговора. Мы страшились услышать: «Мне нужно с тобой кое о чем поговорить». Мы не спрашивали, что происходит, – боясь затронуть нежеланную тему.

– Помнишь тот день, когда ты прыгнула с нами? – спрашивает Макс, глядя вниз. Его ступни касаются бетона под заграждением.

Мне хочется схватить его за рубашку, не дать упасть.

– Я не прыгала. Сама по себе я бы ни за что не прыгнула.

Он качает головой.

– Мы считали себя неуязвимыми. Думали, нас не коснется беда. – Макс переводит взгляд на меня. – Я солгал тебе. Ты могла утонуть. Или удариться головой. Или сломать ногу.

В эту секунду я понимаю, что должна сделать. Это кажется неизбежным. Я действую импульсивно. Скидываю кроссовки, засовываю в них носки. Стягиваю с себя кофту, но остальную одежду не снимаю. Я стою на ноябрьском холоде в майке и черных брюках. Тело начинает бить дрожь. Нужно двигаться. Я перелезаю через ограждение и встаю на край моста так, чтобы Макс до меня не дотянулся.

– Джесса, – предупреждает он.

И я прыгаю. Холодный воздух хлещет в лицо. Мгновение чудится, что он может подхватить меня и унести. А затем я падаю, падаю быстро. Сила тяжести неумолимо тащит меня вниз, к жесткой и шокирующе ледяной воде. Макс погружается в реку секундой позже меня – звук эхом разносится под водой, – и когда я прорываюсь к поверхности, в тенях деревьев звучит мое имя.

– Я здесь, – отзываюсь, наконец вдохнув воздуха.

От пронизывающего холода перехватило дыхание, свело легкие. Я медленно плыву с середины реки к берегу. Макс сосредоточенно и быстро плывет навстречу мне брассом. Поравнявшись со мной, обхватывает меня рукой. Он зол.

Ему тяжело плыть, его тянут вниз мокрые джинсы с толстовкой.

– Нужно было снять кофту. Ты замерзнешь.

Теперь уже я поддерживаю его, а не он меня. Макс кашляет. Не пойму, смеется он, что ли? Мы выбираемся на берег. Кожа покрывается мурашками, меня трясет. Макс отходит в сторону и окидывает меня взглядом с ног до головы.

– Калеб бы возненавидел меня сейчас.

– Ему было бы не до ненависти, он бы сейчас сам трясся от холода, – отвечаю я, обхватив себя руками, чтобы хоть чуть-чуть согреться.

– Тогда твой брат меня возненавидел бы. – Макс произносит это, отбивая зубами дробь, так что нужного эффекта не достигает. – Помнишь, твои родители устроили вечеринку для бейсбольной команды в честь нашего с Джулианом окончания девятого класса? Ты тогда еще в средней школе училась.

Если честно, не помню. Но вспоминаю, когда Макс начинает рассказ, и вижу эту историю его глазами.

– Ты была на кухне, наливала мне газировку. Я даже не помню, о чем мы болтали. Наверное, я смеялся, поскольку после твоего ухода Джулиан встал нос к носу со мной и произнес одно-единственное слово: «Нет». Только это. Нет, и все. Признаюсь, на меня это сильно подействовало. Я боялся твоего братца.

Я беру его за руку, влажную и холодную. Он не противится, и тогда я утыкаюсь лбом в его плечо и вдыхаю его запах. Но от него пахнет только рекой. Макс дрожит, натянутый, как струна. Я чувствую, как бьется его сердце. Он не смотрит на меня, но касается свободной ладонью моего затылка и нежно пропускает мои волосы сквозь пальцы. Я прижимаюсь губами к его щеке, и он расслабляется. Опускает голову и говорит:

– Джесса, я – не он.

Я провожу пальцами по его скуле. У Калеба совсем другой овал лица. Макс – не Калеб, это правда. Это он помог мне прыгнуть с моста. Он отвез меня домой после разрыва с Калебом. Он возил меня по округе, когда Калеб пропал. Он вернулся за мной в Нью-Йорке, когда я потерялась в толпе.

– Я знаю.

Затаив дыхание, жду. Мы укрыты деревьями, внутри нас холод, и я только что прыгнула с моста по собственному желанию. В эту секунду мы словно оказываемся сами по себе. Оторванными от тех событий, которые привели нас к этому мгновению, и тех, которые последуют за ним. Слова, произнесенные тут, не считаются. То, что мы делаем здесь, лишь наполовину реально. А может, и нет. Потому что когда Макс наконец-то накрывает мои губы своими, я понимаю: никогда и ничего для меня еще не было настолько реальным.

* * *

В доме у Макса приятно и тепло, хотя меня и потряхивает в чужой одежде. Я поехала сюда вслед за ним, после того как мы разделились. После того как он отстранился и сказал, прислонившись лбом к моему лбу: «Ты так заработаешь переохлаждение», – и мы вернулись к нашим машинам, словно между нами совершенно ничего не произошло.

Коридор от входной двери ведет в кухню и гостиную – только эти комнаты я и видела раньше. На бежевых стенах развешены семейные фотографии. Макс – единственный ребенок в семье, поэтому он на всех снимках, кроме одного – со свадьбы его родителей. Моя гостиная тоже увешана моими с Джулианом фотографиями. Я вдруг понимаю, чего не хватает в доме Калеба. В нем нет его детских снимков. Есть фотографии Мии и Калеба с Мией, но на всех снимках он уже взрослый.

– У Ив нет детских фотографий Калеба, – говорю я. – В гостиной.