Звездолет с перебитым крылом  - Эдуард Веркин

На занятиях по профориентации говорили, что таких, как я, меньше с каждым годом, в наше время люди выбирают свою дорогу рано, после детского сада, а я после детского сада любил печеные помидоры. И у меня никаких стремлений нет, мне все понемногу нравится. Вот ходили на «Улиссе», понравилось. Инстербург тоже понравится, больше чем уверен, хотя сейчас мне и не особо туда хочется, но ничего, обживусь. И дирижабль… Ладно, на дирижабль в следующем году запишусь, пусть пока так.

А может, и сбегу.

Я летел над заливом. Солнце светило ярко, проявляя сквозь воду косяки рыбы над песчаными отмелями и группы пасущих ее дельфинов. Иногда мне казалось, что я вижу на этих отмелях тени подводных лодок и крейсеров, оставшихся в песке со времен последних сражений. Я знал, что это не так, что из залива подняли все железо, скопившееся в нем с девятнадцатого века, но все равно.

Вертолет шел бесшумно и ровно, от солнца, игравшего на воде золотой рябью, меня потянуло в сон, и чтобы не уснуть, я отключил автопилот и взял управление на себя. И для того чтобы окончательно сбросить сон, я заодно погасил компенсаторы инерции. Вертолет ощутимо затрясло. Я поднялся выше.

Прибрежные воды обмелели, песок выгнал глубину к центру, и залив обмелел по краям, здесь его пересекали острые песчаные косы и душили толстые песчаные отмели. Вода, оставшаяся между ними, зеленела, думаю, поднявшись еще на несколько километров, я увидел бы, что это похоже на желтые деревья с зелеными листьями. На секунду мне захотелось приземлиться, посидеть на песочке, погреть ноги. Раньше вода в заливе была холодна даже летом, теперь она достаточно прогревалась в небольших и мелких старицах, окруженных песчаными барханами и холмами, теперь там было тепло.

Залив кончился, я пересек его неожиданно быстро, скользнул над Неманом и теперь шел над зеленой равниной.

Когда-то здесь были города. Города, городки, поселки, заводы, дороги, реки, замки, область была населена густо и многочисленно, война снесла почти все, после трех лет над землей не осталось ничего, кирпичный прах, химический пепел. Уцелевшие жители не захотели возвращаться, и на месте городов и поселков высадили лес. Много-много леса, много-много лет. Но если забраться на достаточную высоту, то через зелень и почву проступят ребра прошлого: очертания поселений, нитки железных дорог, арки мостов и блюдца водохранилищ.

Топографические призраки.

Говорили, что они есть, что их видно, особенно в первую половину дня.

Я, если честно, не увидел никаких топографических призраков, возможно, стоило подняться выше, однако и на этой высоте трясло весьма сильно, так что забираться еще выше не стоило. Впрочем, я уже прилетел.

– Пункт назначения достигнут, – сообщил вертолет. – Замок Инстербург. Начинаем снижение.

Я вернул управление, смотрел.

Никакого замка я тоже не увидел: коричневая черепичная крыша, руины, да и то незначительные, так, небольшие. Остатки стены, луг, пруд в форме баранки. На лугу темнели ховеры, два, мордами в разные стороны, один темный в оранжевую полоску, другой в черно-белый шахматный квадрат. Ярослав и Лютер. За прудом, в лесу лежал кит. Не скелет кита, а вполне себе кит, надутый, в серой гладкой шкуре, с широкими плавниками. Топографический призрак, на всякий случай я моргнул, но призрак не исчез. В процесс посадки я не вмешивался, я люблю взлетать.

Вертолет сел в сторонке от ховеров, фонарь с шипением отстегнулся, я выскочил на траву и направился к замку.

Тихо. Вблизи Инстербург напоминал старый кирпичный дом северной европейской архитектуры. Справа виднелось строение, которое я принял сверху за руину, но на самом деле оно, по-видимому, являлось реконструкцией крепостной стены – кирпич лежал по-новому неумело, криво.

Ворота замка были открыты, но не гостеприимно, а кое-как, похоже, с прошлого года, травой заросли. На правой створке ворот висели ржавые цепи, назначения которых я не знал и решил для себя, что это вериги. Наверняка вериги.

Под аркой ворот покачивалось несколько железных фонарей, но не старинных, а явно недавнего производства – слишком уродливо они были сляпаны. Я подпрыгнул, хлопнул самый уродливый фонарь, он качнулся и тут же издал некоторый печальный и протяжный звук, отчего я немедленно понял, что это произведение Лютера. Поющий фонарь.

Я вошел во внутренний двор, просторный и запущенный, с дощатой эстрадой, здорово напоминавшей эшафот, с каменной плитой, похожей на тощую Баальбекскую платформу. Вокруг этого эшафота торчали врытые в землю скамейки, на них располагались Лютер и Ярослав.

Лютер сосредоточенно точил страшный с виду нож – черный, с глубоким долом и зубатой пилой на обухе.

На соседней скамейке Ярослав чистил «маузер». Пистолет. Отец, бесспорно, человек опытный, видит вдаль.

– Привет, – сказал я.

– А, это ты, Макс, все-таки прилетел, – зевнул Лютер. – А я думал, пианистка…

– Почему пианистка? – не понял Ярс.

– У меня соседка-пианистка, – Лютер посвистел. – Так она вот на таком тоже летает. На геликоптере.

Ярс поглядел на меня с подозрением.

– А ты, Максик, не того… На пианинах играть не пробовал?

И засмеялись. Теперь они меня съедят с этим «Тунгусом», не, надо открывать допуск на ховер.

– Не, мне не хочется, – ответил я. – Говорят, Тыквер на пианино неплохо играет. Ну да он вообще все неплохо делает…

Остроумие моих друзей увяло. Лютер продолжил проверять лезвие на остроту, Ярс оттянул курок, вставил в «маузер» обойму и щелчком загнал в магазин патроны.

– Кстати, Макс, напоминаю, – сказал Ярослав, целясь в стену. – Пока мы в замке, используем только старинные вещи. Чтоб по-настоящему, заповедно.

Заповедно. Понятно.

– Макс прав, – сказал Лютер. – Музыка – это правильно. Мелкая моторика пальцев развивается, а мелкая моторика напрямую с мозгом связана.

Лютер постучал себя по голове рукоятью ножа.

– Именно поэтому я развиваю руки, – заметил Ярослав.

– Многие ученые играли на скрипках, – заметил Лютер.

– Многие ученые играли на гуслях, – заметил Ярослав. – И развивали руки.

– Хорошая идея, – сказал Лютер. – Гусли я еще не делал…

Ярослав принялся целиться в воробья, купавшегося в пыли перед помостом.

– Вы что, тут вдвоем? – спросил я. – А где смотрители?

– Да не, иногда кто-то кажется… заглядывает, – зевнул Лютер. – В августе здесь народ, а сейчас мало… Что тут смотреть?

– Все на Рюген подались, – объяснил Ярослав. – Тут недалеко, кстати… Там сейчас интересно…

Ярослав махнул «маузером» в западную сторону.

– А что на Рюгене? – спросил я.

– Подземелья на прошлой неделе нашли, – сообщил Лютер. – Пещеры вроде гигантские, петроглифы, сталактиты-сталагмиты. Изучают теперь. Я что, пещер не видел?