Не доверяй мне секреты - Джулия Корбин

– Простое совпадение.

– Я точно знаю, что и как произошло с Розой, – отмахивается она. – У меня нет абсолютно никаких сомнений. Ни единого.

В комнате становится темнее. Солнце спряталось за облака, затянувшие небо, и стены помещения тускнеют. Я застегиваю кофту на все пуговицы.

– А что стало с твоим мужем?

Она пожимает плечами:

– Тебе-то что до этого?

– Просто любопытно.

– У нас с ним не сложилось.

– Почему?

– Не сошлись характерами. Такое тоже иногда бывает, правда? – говорит она вдруг подозрительно охрипшим голосом. – Нам показалось, что мы подходим друг другу. Оба наполовину французы. Оба обожали рок-музыку. Он был красив, такой сексапильный… – Она делает паузу. – Познакомились, а через три недели поженились, в Лас-Вегасе. Это было потрясающе, захватывающе. Прожили вместе год, а потом вдруг я поняла, что он совсем не то, чем казался. Вот так. Добавить больше нечего.

– А наркотики? А тюремное заключение? – спокойно и тихо спрашиваю я.

Она вздрагивает, откидывается назад, но почти мгновенно берет себя в руки:

– Ну, поздравляю. А ты, оказывается, неплохо подготовилась. Юан подсказал, верно?

– Нет, самой пришло в голову. И мать твоя помогла.

Ее так и передергивает. Это длится всего долю секунды, но в мою душу – резко, вопреки желанию – снова проникает жалость. Даже сейчас Орла хочет, чтобы мать думала прежде всего о ней.

– Ты что, ездила к ней?

– Да, вчера.

– Небось мать была счастлива, когда ты у нее появилась! Со своими шикарными друзьями говорить обо мне она не смеет. Такого наслаждения лишает себя, как же – посплетничать, перемыть мне все косточки… потому что тут, видишь ли, тень падает и на нее. Она относится ко мне по принципу «с глаз долой – из сердца вон».

Заметно, что Орла в замешательстве, нога ее дрожит, пальцы барабанят по подлокотнику дивана.

– Не сомневаюсь, она получила огромное удовольствие, рассказывая тебе про негодяев, которые меня окружали все эти годы. Да еще наркотики. И тюремный срок вдобавок. Очень для нее удобно получилось: мол, не будет таскаться по делу и без дела. Спроси, она хоть раз навестила меня? – Орла вскидывает брови. – Ни разу.

Она смотрит на меня и смеется. Смех звучит настолько неожиданно и так не соответствует ситуации, что я с отвращением отшатываюсь.

– Со своим Мюрреем не познакомила небось?

– Почему, познакомила. Но он скоро уехал играть в гольф. На него произвело неизгладимое впечатление, что твой отец изменял Анжелин.

– Понятное дело. Моя мать – и вдруг жертва? – язвит она. – Это ж какой-то нонсенс, кто бы мог подумать!

– В детстве я совсем не замечала, насколько она любила манипулировать людьми, вертела ими как хотела.

– Она считает, что ей дано на это исключительное право…

Орла вдруг обрывает себя, похоже, вспомнила, что нам как-то не полагается хоть в чем-то соглашаться.

– Ну и как, твоей матери можно верить?

– Мне плевать. Хочешь – верь, хочешь – нет.

– Ты солгала мне насчет смерти твоего отца. Это… – я пытаюсь найти подходящее слово, – низко. Низко и бессердечно.

– Ах вот как? И из-за этого ты примчалась ко мне, так, что ли?

Орла произносит эти слова совершенно равнодушно. Настроение ее меняется подобно маятнику – от сдержанности до полной замкнутости и обратно. Взгляд сбивает меня с толку, словно она все понимает, но ее это совершенно не волнует. Да, теперь она совсем не та девочка, какой была прежде. Я-то считала, что имею дело с той же девицей, которую когда-то знала, только повзрослевшей: легко возбудимой, вспыльчивой, упрямой и своевольной, способной лгать и обманывать, но при всем этом обладающей живым, горячим сердцем. Нет, передо мной сейчас сидит совсем другой человек.

– Странная ты какая-то… что-то я не припомню, чтобы ты была такой. – Я протягиваю руку и тереблю ее за колено. – Что с тобой произошло?

– Всякому приходится выбирать, по какой дорожке пойти.

– Как это?

– Одна прямая, другая кривая. Если пошел не по прямой, жди наказания, верно?

– В общем-то, да, но…

– А ты, Юан, как думаешь? – громко спрашивает она. – Должен человек всю жизнь оставаться безнаказанным?

– Смерть Розы была несчастным случаем, – говорит он. – Наказание необязательно должно быть прямым или публичным. И существует много способов творить добро.

– И я делаю это как могу, – подхватываю я. – Стараюсь сделать Пола счастливым. Это правда. А если ему рассказать про гибель его дочери, добра это ему не принесет.

– А кто тебе дал право решать за него? Интересно, если бы ты потеряла дочь, неужели не захотела бы узнать, кто в этом виноват?

Мысль о том, что я могу потерять одну из дочерей, гнусна и отвратительна. Я не собираюсь обсуждать подобные нелепости. И не стану анализировать, насколько заросла душевная рана Пола. Об этом я не смею и думать, даже в самые безмятежные минуты, когда все в доме спят, а я лежу в постели, всем телом прижавшись к спине мужа.

Меняю тему:

– Так, значит, уходить в монастырь ты не собираешься?

– Кто это тебе сказал?

– Сестра Бернадетта. Она говорит, что нет ни намека на это.

Орла пожимает плечами:

– И что из того?

– Как что? Что из того, что ты вся изолгалась? Что из того, что ты суешь свой нос туда, куда тебя не просят? Что из того, что тебе плевать на всех, кроме себя?

– Грейс, – предостерегающе говорит Юан, кладя ладонь мне на руку; я откидываюсь назад и глубоко вздыхаю.

– Да-да! Слушайся Юана! – Орла криво ухмыляется, так что руки чешутся влепить ей пощечину. – Уж он тебя худому не научит.

– Что с тобой случилось, Орла? Явилась через двадцать четыре года, чтобы всех просветить и осчастливить, рассказать о том, что произошло четверть века назад. Зачем?

Она пожимает плечами:

– Да так… Прошлое вдруг вспомнилось… Знаешь, как это бывает.

– Нет, не знаю. Не знаю, как это бывает. Не понимаю, как это ты из прежней Орлы превратилась в такую вот…

– А я не собираюсь выворачивать душу. Тем более перед вами.

У меня в сумочке все еще лежит фотография, которую я сняла со стены в доме родителей, где мы с Орлой сняты в бриджах и обуви для верховой езды, заляпанные грязью, со счастливыми лицами, с наградами в руках. Целых шесть лет мы с ней дружили – водой не разольешь. Почти все свободное время проводили вместе. Мы знали друг о друге все – что мы любим и что ненавидим, мы могли говорить друг за друга, угадывали мысли друг друга. Должно же это хоть что-то значить для нее.