К чему снится Император? - Вадим Шведов

никакой поддержки от государства в учебной сфере. Мы прекратим всякое признание духовного образования, — обойдётесь без него.

Патриарх скривил лицо, видно, как ему в этот момент было тяжело.

— Вот как оно пошло, государь. Вы хотите пойти против церкви и стать антихристом?

— Ничего подобного. Все знают, что церковь, благодаря мне, наоборот, стала свободной. При батюшке моём никакого патриаршества не было. Действовала духовная коллегия, — я бы просто приказал вам, как обычному чиновнику, и вы бы не смогли противиться. Согласитесь, — сложно назвать человека антихристом, давшего православной церкви возможность принимать собственные решения.

— Только это и дали, Ваше Величество. Спору нет, но когда вы даёте одной рукой, то другой сразу же отбираете.

— Слушайте, мы идём по кругу. Давайте обозначим наши итоговые позиции. Вы намерены договариваться?

— Церковь нуждается в православном образовании, — без него нам будет нанесён страшный удар. Неграмотный священник может нанести больше вреда, чем какой-то атеист или схизматик, — раздражённо сказал Филарет.

— Хорошо. Ваш запрос нам понятен. Что государство получит взамен?

— Церковь не готова поддержать вас, но мы согласны не критиковать ваши начинания, — теперь уже зло высказался патриарх.

— Этого мало. Правительство в ответ на это готово согласиться лишь на специальное православное образование вне государственных учреждений и официально признать его, но без финансирования. Можете создавать свои начальные, средние, высшие учебные заведения, но на собственные средства.

— Да будет так, Ваше Величество. Скажу как на духу, этот разговор для меня был неприятен. Вы буквально выкручивали мне руки.

— Зато теперь лучше понимаете мою жизнь. Со мной такое происходит постоянно. Я, надеюсь, вами будет донесена до каждого священника необходимость невмешательства церкви в государственные дела. Занимайтесь духовной жизнью, а государство будет ведать мирской, раз вы уж сами выбрали такое решение. Односторонний пересмотр данной позиции видится мне весьма болезненным для обеих сторон.

Беседа с патриархом буквально вытрясла из меня последние силы. Чёртов фанатик! Как же тяжело с ними иметь дело! Филарет уверен, видите ли, что он прав, и даже пытаться переубедить его, оказалось делом совершенно бесперспективным. Самое поганое, что российское общество словно разделилось на «прогрессивное» и консервативное. С обеих сторон мною недовольны, и приходится постоянно лавировать между ними. Как ни странно, но именно эта сложная ситуация пока меня выручает от прямого заговора. По словам Шувалова, контролирующего государственную безопасность, сейчас консерваторы безумно боятся либералов и социалистов, а те, в свою очередь, опасаются консерваторов. В таких обстоятельствах главной угрозой становится не возможность гвардейского заговора (так как до сих пор отсутствует единая политическая позиция у высшего сословия), а попытка организовать покушение на меня и отдельных членов семьи обеими политическими сторонами. Устранение же государя, а затем Константина и других неудобных представителей императорской фамилии, позволило бы продавить нужный взгляд на политическое развитие страны. Шеф III Отделения в своих донесениях указывал также на возможность организации специальных провокаций с целью расшатать общественный порядок и под предлогом государственной беспомощности, нанести необходимый удар либо оказать такое воздействие на власть, которое последнее бы не смогло игнорировать.

Тем временем в самом российском обществе продолжала развиваться борьба по всем вопросам социальной жизни. Мечты умеренных либералов о сплочении всех «передовых сил» общества для продолжения реформ европейского образца рухнули после контратаки Александра в образовании. Никитенко в валуевской «Северной пчеле» примерно в это же время подверг сильной критике «наших крайних прогрессистов». Писал он, правда, в смягчённых выражениях, так как боялся слишком гневной реакции. Уже тогда его приятель Иван Александрович Гончаров прямо советовал ему быть «аккуратным», так как многие осуждали писателя за открытую поддержку действий правительства.

Разумеется, общественное затишье было недолгим, и первыми решили нанести удар дворяне. На очередном дворянском собрании Тверской губернии неожиданно были сформулированы требования к правительству: 1. преобразование системы управления финансами, чтобы она не зависела от произвола правительства, 2. учреждение независимого и гласного суда, 3. введение гласности во всех отраслях управления, без которого не может быть доверия к власти, 4. уничтожение антагонизма между сословиями. Самым же главным являлось то, что средством разрешения данных вопросов данное собрание видело не в правительстве якобы «несостоятельном в этом деле», а в специально созванном Земском соборе, которое бы взяло на себя решение текущих проблем.

Эти пункты на самом деле не выражали стремление дворян к улучшению жизни государства, — их скрытой целью являлось желание получить власть. Очевидным было, что всеобщие выборы в пока ещё неграмотной России на то время могли бы привести к власти только дворянское сословие. Так, перед государем назревал новый вызов, не менее опасный прежнего…

Глава 21

Реакция на тверские события последовала незамедлительно. Все авторы документа, требовавшего созыва Земского собора, были арестованы. После следствия они были преданы суду Сената и приговорены к заключению в тюрьме на срок 2 года, а также к лишению дворянского достоинства.

Надо сказать, что по существующей практике, представителей лучшего сословия государства, могли легко освободить от всякого наказания по представлению высших чинов Российской империи. В принципе, дело к этому, как обычно, и шло. Их освобождение и прощение было согласовано ещё до начала процесса на высоком уровне. Петербургский генерал-губернатор Смординов отдал приказ на освобождение тверских дворян под собственное поручительство. Но тут что-то пошло не так…

Буквально через считаные часы после подачи данного постановления, генерал-губернатор был арестован и помещён в Петропавловскую крепость. В течение же следующих нескольких дней всё высшее общество оказалось в состоянии, близком к ужасу. Суд Сената, вынесший приговор был расформирован, а сами тверские арестанты расстреляны. Данная реакция самодержавия была настолько нетипичной, что шок был полным. Такое отношение к дворянскому сословию было ранее немыслимым, а жестокость действий императора казалась чрезвычайной. Сам же Александр прекрасно осознавал необходимость подобного ответа. Одно дело, когда оппозиция желает реформ и улучшения своего положения, а совсем другое — это требование смены существующего строя. Мягкая реакция на подобные шаги может привести к настоящей катастрофе.

После такого удара первое сословие затихло, но так сразу не сдалось. Буквально через пару месяцев один из вождей дворянской оппозиции Безобразов, внезапно предложил московскому дворянскому собранию предоставить просьбу к государю «отказаться в пользу сына» от престола. Фактически здесь не содержалось требования смены политического режима, а поэтому, казалось бы, нет видимого нарушения закона. Тем не менее даже подготовленное недовольное высшее сословие Москвы осторожно проголосовало 183 против, а 165 — за. Император, к ужасу дворян, приказал арестовать всех 165, лишить их достоинства и конфисковать всё имущество. Суд, к удивлению, прогрессивного общества проводил государь лично. Все проголосовавшие за предложение императору отказаться от престола, были казнены в