Красный Адамант - Юлия Винер

— Подать вам, будете сейчас кушать?

А уже, я слышу, в коридоре гремит обеденная тележка, здесь обед рано начинается, но до нашей палаты когда еще очередь дойдет.

— Да нет, — говорю, — спасибо, я еще не голодный.

— А то покушайте, пока горячее, я завернул в газету для тепла. И сметаны принес к супу, она велела…

— Нет, я вообще-то устал немного… Хочу подремать, пока обед принесут.

Он голову наклонил, завертывает обратно банки в газету, а у самого руки дрожат. Тоже нервничает.

Я глаза прикрыл, но не совсем и рассматриваю моего конкурента. И вижу, что не случайно на него подумали, что брат. Похож, так что даже удивительно. Только бороду убрать, и волосом темнее, и глаза черные, а у меня серые. Ну, и фигура, ясно, попрямее, хотя сложение похоже — плечи широкие, и брюхо не висит.

Смотрю на него и думаю: и стоило тебе, Татьяна, шило на мыло менять. Чем он меня лучше? И не моложе, и не интереснее, и по-русски не говорит, и религиозный. Правда, здоровый и прямой. Неужели из-за этого? Как-то ей такое даже не подходит. Да еще гиюр ей понадобился!

Положим, гиюр и я бы позволил, если так уж приспичило. Хотя кашерность эта, две раковины, раздельный холодильник… Еще посмотреть, какой и он-то религиозный — одна только кипа да веревочки, даже без пейсов, или, может, маленькие за уши заложены, и не заметно. И сметаны мне принес вместе с печенкой! Ничего себе кашрут. Она велела! Подкаблучник настоящий.

Принесли мне больничный суп, куриный как бы бульон с овощами. Откинули от тумбочки доску прямо мне под подбородок, удобно есть в лежачем состоянии.

— А может, — он говорит, — все-таки грибного? Вы же любите. Я бы подогрел.

И так смотрит, даже вроде жалко стало.

— Нет, — говорю, — я лучше еврейского пенициллина похлебаю. Легче для желудка и, говорят, помогает заживлению. А грибного, может, к вечеру.

Обрадовался. Побежал еду в холодильник ставить.

43

Мне с этим Йехезкелем, а проще говоря Хези, потом много дела пришлось иметь.

И что это за человек оказался — я, стыдно сказать, потом даже удивляться перестал, что Татьяна на него запала. И даже теорию свою насчет доброты слегка пересмотрел. То есть такой доброты человек, каких я нигде не встречал. И главное, в душу не лезет, а просто смотрит на тебя так, словно заранее тебе все твои пакости простил, да еще и посочувствовал. Но про себя. И доброту проявляет не тогда, когда ему хочется, а всегда, у него это идет автоматом. Конечно, он свое добро тоже для собственного удовольствия творит, но в том-то и дело, что для него именно в этом удовольствие, а не в чем другом. И даже на жизнь зарабатывает чем-то таким, где доброта первое дело, травами исцеляет, разговорами, что-то в этом роде. Я во все это шаманство не верю, но кто верит, говорят, очень помогает, и тут, конечно, без доброты вообще ничего не получится.

И я к нему, опять же признаться неловко, сильно привязался. Правда, у меня и выхода не было, так обстоятельства сошлись. Да и он ко мне.

В одном только я оказался прав, что Татьяна непременно несчастненького подцепит. Хотя его и несчастненьким-то назвать язык не поворачивается, разве уж просто несчастливым. Но в жизни ему до Татьяны не очень везло. Да и с Татьяной… но это все потом.

Я думал, он вдовец, но оказалось, что жена у него жива. Жива, но все равно, что и нету, находится в таком заведении, откуда уж и не выйдет никогда. Родила ему троих детей и после каждых родов становилась все хуже и хуже. Долго ее лечили, он не хотел ее никуда отдавать, пока она однажды чуть не задушила младшего сынишку. И тогда отдал, но разводиться не стал, хотя в таких случаях даже по их правилам можно. И много лет жил холостяком, сам растил детей, и к жене чуть не каждый день ездил, и до сих пор ездит, хотя она уже совсем на человека не похожа.

Сам он о прежней своей жизни никогда не говорил, мне Татьяна постепенно рассказала. Там они и познакомились, когда Татьяна в этой психушке нянькой работала, тому будет уж лет семь. Однако тогда ничего у них не было, ни малейшего даже намека, у него дети тогда были подростки, и наши тоже, и я в Татьяне никакого охлаждения к себе не замечал. Только последнее время… И как только я просмотрел? Как раз в последнее-то время чувствовал, но не придал значения, и эту потерю бдительности ставлю себе в большой минус.

Но мало было Йехезкелю такой жены, у него и сын один получился не вполне. Называется аутист, то есть ты с ним говоришь, а он на тебя даже не смотрит. То ли слышит, то ли нет, то ли понимает, то ли нет, но без всякой реакции. Но Хези даже этого аутиста сумел довести до ума и все научил делать за собой, и тот даже рисовать начал. Теперь старшие дети из дома уже ушли, а аутист этот живет с ним и, видно, уж всегда будет.

Между прочим, интересно, сколько у евреев всяких идиотов, дефективных и недоделанных, и вот особенно у религиозных. Когда я еще в автобусах ездил, бывало, проезжаешь через религиозный район, иной раз таких физиономий насмотришься — рот разинут, губы красные слюнявые, язык во рту не умещается. Да и другие, хоть и с закрытыми ртами… И главное, у них положено, чтоб всякий обязательно женился и детей плодил, а ведь за такого нормальная девушка не пойдет, значит, выищут ему такую же убоженьку, можно себе вообразить, что от них родится.

Да и все они там среди своих наперекрест женятся, и особенно в прошлом, когда в густых местечках жили, так что в конце концов все друг другу близкие родственники, так что идиотизм этот понемножку распространился среди всех.

Это я только так говорю, религиозные, но на самом деле мы и все от них произошли, и всех затронуло, больше или меньше.

А такая мы, считается, мозговитая нация, самая, говорят, грамотная на свете! Видно, грамота человеку даром не проходит.

А может, настоящее-то идиотство плохо, но если в сильном разбавлении, то и получается особая острота ума? Считается, в истории три великих еврея исключительно повлияли, и мы всем их в нос тыкаем, наши, мол, гении человечества, это Маркс, Эйнштейн и третий, забыл сейчас, насчет душевных заболеваний — и что, разве не психи были?

Ко мне, положим, все это не относится, повезло, поскольку подмешана русская половина. Хотя… вон как они там в России кричат: генофонд, генофонд, тоже недоделанных хватает, только у них это не так способствует остроте ума.

А здесь, когда началось государство Израиль, стали жить просторнее и больше следить за здоровьем. И жениться стали более отдаленно, и часто даже из разных стран. И идиотизм уже так сильно разбавился, что в массе уже положительно не действует, зато отрицательно сколько угодно. Но это всего лишь мои догадки, научно не подкрепленные.

В общем, съел я суп. Второе, сказал, не надо, все-таки организм еще много не принимает. И лежу, надеюсь, что Йехезкель этот больше не вернется, скоро ведь Татьяна должна прийти, оба вместе у моей постели — это уж действительно чересчур. И кроме того, начал чувствовать себя не так хорошо, очень устал.