Ланарк: жизнь в четырех книгах - Аласдар Грэй

Однажды мистер Toy подозвал сына к себе:

— Дункан, через шесть недель у тебя выпускной экзамен, верно?

— Да.

— Ты понимаешь, насколько он важен? Если сдашь его успешно, то попадешь в полную среднюю школу, а там, при условии, что будешь учиться хорошо и выдержишь какие нужно экзамены, по ее окончании получишь аттестат зрелости — и тогда сможешь работать, где тебе захочется. Можно даже будет проучиться еще четыре года в университете. Если провалишься, дорога одна — в обычную среднюю школу, и в четырнадцать лет будешь зарабатывать чем придется. Посмотри на меня. Я учился в полной средней школе, однако в четырнадцать мне пришлось ее бросить, чтобы содержать мать и сестру. Наверное, я мог бы в жизни преуспеть, но для этого нужны аттестаты, свидетельства, а у меня ничего этого не было. Помощник мастера на картонажной фабрике Лэрда — вот самое большее, на что я мог рассчитывать. Во время войны работников с аттестатами, конечно же, не хватало, и я получил место только благодаря своим способностям. Но видишь, чем я занят сейчас? А у тебя есть какие-то планы, кем бы ты хотел стать?

Toy призадумался. Раньше ему хотелось стать королем, волшебником, путешественником-исследователем, археологом, астрономом, изобретателем и пилотом космических кораблей. Не так давно, когда он черкал на бумаге в дальней спальне, у него появилось желание сделаться писателем или художником. Поколебавшись, он ответил:

— Врачом.

— Врачом? Что ж, неплохо. Врач посвящает жизнь тому, чтобы помогать другим. Врач всегда был и будет необходимым и уважаемым членом общества, вне зависимости от любых социальных перемен. Итак, твой первый шаг — это выпускной экзамен. Не думай ни о чем другом — только об этом. По английскому и по общеобразовательным предметам оценки у тебя хорошие, а вот с арифметикой ты не в ладах, поэтому надо подтянуться по арифметике. — Мистер Toy похлопал сына по спине. — Иди-ка, позанимайся!

Toy пошел к себе в спальню, запер дверь, бросился на постель и расплакался. Будущее, обрисованное отцом, представлялось ему невыносимо отвратительным.

Уайтхиллская полная средняя школа помещалась в высоком мрачном здании из бордового песчаника: позади него было устроено футбольное поле, а по обеим сторонам располагались площадки для игр — девочкам и мальчикам отдельно, — обнесенные оградой из металлических остроконечных прутьев. Здание было возведено в восьмидесятые годы девятнадцатого века, но рост Глазго заставил делать к нему пристройки. На рубеже столетий к старому зданию присоединили сооружение, по внешнему виду от него неотличимое, но состоявшее внутри из крутых лестниц и множества крохотных классных комнат. После Первой мировой войны добавили длинное деревянное крыло — в качестве временной меры, до постройки новой школы, а после Второй мировой войны, опять-таки вроде бы ненадолго, на футбольном поле построили из сборных блоков семь домиков по две классных комнаты в каждом. Однажды пасмурным утром у входных ворот с потерянным видом толпились новички. В начальной школе на площадке для игр они казались себе великанами. А теперь выглядели карликами среди верзил, которые были чуть ли не на двадцать дюймов повыше. Кучка выходцев из Риддри под шумок жалась вместе, стараясь щегольнуть опытностью. Один из них спросил у Toy:

— Ты что выберешь, латинский или французский?

— Французский.

— А я — латинский. Латынь нужна для поступления в университет.

— Но латынь — это мертвый язык! — заявил Toy. — Мать хочет, чтобы я учил латынь, а я говорю, что на французском гораздо больше хороших книг. И потом, французский пригодится для путешествий.

— Это да, но для поступления в университет нужна латынь.

Продребезжал электрический звонок, и на ступеньках главного входа показался лысый толстяк в черной одежде. Расставив ноги и глубоко засунув руки в карманы, он занялся изучением пуговиц на своем жилете, пока старшие ученики торопливо выстраивались рядами перед несколькими входными дверьми. Там-сям ученики беспокойно перешептывались и переступали с ноги на ногу; толстяк кинул в ту сторону суровый взгляд, и возня немедленно прекратилась. Указательным пальцем правой руки толстяк поочередно подавал каждому классу знак войти внутрь школы. Потом поманил немногих оставшихся у ворот к подножию лестницы, выстроил их в ряд, сделал перекличку по списку и повел в здание. Миновав сумрачный вход, они пересекли темноватый гулкий зал и вступили в залитую холодным светом классную комнату.

Toy вошел последним и обнаружил, что единственное свободное место — совсем не там, где ему хотелось бы: в первом ряду, перед самым носом у учителя, который сидел за высокой конторкой, сцепив руки на крышке. Когда все расселись, он обвел взглядом ряды лиц слева направо, словно стараясь запомнить каждое, потом подался вперед и заговорил:

— Сейчас мы поделим вас на классы. В первый год обучения единственное различие будет проведено между теми, кто выберет латинский, и теми, кто выберет… э-э… какой-либо современный язык. В конце третьего года обучения вам придется выбирать между другими предметами: например, между географией и историей или между естественными науками и искусством, ибо к тому времени у вас начнется специализация для вашей будущей карьеры. Поднимите руки, кто не знает, что такое специализация. Все знают? Хорошо. Сегодняшний ваш выбор достаточно прост, однако последствия его скажутся в дальнейшем. Всем вам известно, что для поступления в университет необходим латинский язык. Кое-какие благожелатели считают это несправедливым и пытаются это правило отменить. Но что касается университета Глазго, там они до сего дня не преуспели. — Учитель улыбнулся сам себе и откинулся на стуле, устремив глаза почти что в потолок. — Зовут меня Уокеншоу. Я старший преподаватель классических языков. Классические языки — под этим мы подразумеваем изучение латинского и древнегреческого. Вероятно, вы уже слышали это слово? Кто ничего не слышал о классической музыке? Кто не слышал — поднимите руки. Все слышали? Хорошо. Классическая музыка, знаете ли, — это лучшая разновидность музыки — музыка, сочиненная лучшими композиторами. Аналогичным образом, изучение классических языков есть изучение всего самого лучшего. Ты, кажется, что-то жуешь?

Toy, то и дело сглатывавший от волнения слюну, с ужасом осознал, что вопрос обращен к нему. Не смея оторвать глаз от лица учителя, он медленно встал и помотал головой.

— Отвечай.

— Нет, сэр.

— Открой рот. Шире. Высунь язык.

Toy повиновался. Мистер Уокеншоу перегнулся вперед, внимательно вгляделся, потом мягко спросил:

— Фамилия?

— Toy, сэр.

— Очень хорошо, Toy. Можешь сесть. И всегда говори правду. Toy. — Мистер Уокеншоу снова откинулся на спинку стула и продолжал: — Классические языки. Или, как мы именуем это в университете, гуманитарные науки. Я не имею ничего против изучения современных языков. Половина из вас, естественно, выберет французский. Однако в Уайтхиллской полной средней школе существует традиция — славная традиция обучения классическим языкам, и я надеюсь, что многие из вас ее поддержат. Тем же, кто не ставит цели поступить в университет и не видит прока в овладении латынью, я могу только повторить слова Роберта Бернса: «Не хлебом единым жив человек». Да, и с вашей стороны будет очень умно, если вы эти слова запомните. Сейчас я снова перечислю ваши имена, а вы крикнете «Современные!» или «Классические!» — смотря что выберете. Мистер Уокеншоу снова начал читать список учеников. Toy, подавленный, слышал, как все, с кем он был знаком, выбирали латынь. Он тоже выбрал латынь.