Зачем ловеласу жениться - Тесса Дэр

Сидя на корточках, Тоби все выше поднимал ее рубашку, пока не обнажилась грудь.

— Посмотри, какая ты красивая, — сказал он с улыбкой. — Дорогая, ведь ты — само совершенство.

Бел опустила взгляд на свои округлые формы, освещенные ярким, ничего не прощающим солнцем. И этот яркий свет напомнил ей о том, что сейчас вовсе не ночь, а середина дня. Господи, а муж привязал ее, почти нагую, к кроватному столбику… Оставалось лишь надеяться, что он не шутил, когда сказал, что отпустил слуг на весь день.

— Ты такая чудесная, — пробормотал он, раздвигая ее ноги.

Бел закрыла глаза, когда пальцы мужа коснулись ее лона. Тихонько застонав, она прошептала:

— Тоби, прошу тебя, остановись.

Рука его замерла.

— Остановиться? Я делаю тебе больно?

— Нет, но ты заставляешь меня чувствовать себя… неуютно.

— Потому что прикасаюсь к тебе?

— Нет, потому что смотришь на меня.

— Но почему тебе от этого неуютно? Ведь я всего лишь любуюсь своей красивой женой. — Он снова принялся ласкать ее.

Бел опять застонала, потом взвизгнула. Шумно вздохнув, спросила:

— А ты не мог бы любоваться… какой-нибудь другой частью моего тела?

— Я любуюсь всеми частями. — Тоби убрал руку, а затем приподнялся и тут же улегся на нее, накрыв своим телом, словно одеялом. — А теперь я любуюсь твоими роскошными волосами. — Он поцеловал ее в висок. — И этим изящным носиком, и этими чудесными губами, и подбородком… — Тоби покрывал чувственными поцелуями ее лицо, целовал в губы.

Бел ужасно хотелось запустить пальцы в волосы мужа, прижаться губами к его губам для более долгого поцелуя. Но руки у нее оставались связанными, а Тоби, судя по всему, не собирался ее развязывать.

— О, этот изящный изгиб… — Он принялся целовать ее шею, затем плечи и груди. Через некоторое время спустился к животу, а потом губы его коснулись ее лона. — А здесь, дорогая, ты на вкус как райское яблоко.

Бел всхлипнула и тут же прикусила губу, пытаясь сдержать крик. Но сдержаться и на сей раз не удалось — вскоре она снова закричала и содрогнулась всем телом. А потом опять ощутила сладостную волну блаженства и столь же сладостное изнеможение. Казалось, все тело ее пело от восторга, но все равно ей хотелось большего. Хотелось, чтобы муж вошел в нее — только тогда она могла бы испытать чувство завершенности, чувство полного удовлетворения от их близости.

Тоби погладил ее по бедру и тихо спросил:

— Чего ты хочешь, Изабель? Скажи мне. Проси о чем угодно.

— Отпусти меня.

— О чем угодно, только не об этом. Со временем я развяжу тебе руки, но вначале я хочу освободить твою страсть.

— Но я вовсе не…

— Ошибаешься, дорогая. Ты самая страстная из известных мне женщин. Ты настолько страстная, что боишься этого. Но не бойся, не отказывай себе в удовольствии. Скажи мне, чего ты хочешь.

— Я хочу…

«Я хочу, чтобы ты вошел в меня», — хотелось ей сказать, но она просто не могла произнести эти слова. Во всяком случае сейчас, когда муж при ярком солнечном свете во все глаза смотрел на нее, нагую, привязанную к кровати.

— Я хочу, чтобы ты разделся, — сказала Бел. Если он не хочет развязывать ей руки, то она по крайней мере заставит его раздеться — пусть хотя бы нагота их уравняет.

— Раздеться? С удовольствием. — Тоби с озорной улыбкой снял жилет и отбросил его в сторону. Затем стащил с себя рубаху, после чего сел на край кровати, чтобы снять сапоги. Минуту спустя он расстегнул брюки, а еще через несколько секунд уселся с ней рядом совершенно обнаженный, ослепительно прекрасный в своей наготе, и Бел с удивлением отметила, что в нем не было ни капли смущения, так что она даже позавидовала этой его уверенности в себе. И сейчас ее, конечно же, еще сильнее к нему влекло. А Тоби снова улыбнулся и спросил:

— Дорогая, что дальше? Скажи мне, что делать теперь. «Войди в меня!» — прокричала она мысленно. И тут же прошептала:

— Поцелуй меня.

— О, с величайшим удовольствием!

Он обнял ее и прикоснулся губами к ее губам. Затем поцелуй его стал более страстным и чувственным. И все это время Бел ощущала, как его возбужденная плоть прижималась к ее бедру, и сильнее желала его, все сильнее по нему томилась.

Когда же поцелуй прервался, Тоби уткнулся лицом ей в шею и прошептал:

— Скажи мне, что ты хочешь этого. Господи, говори же скорее, или я сейчас умру. Я ведь желал тебя весь день, каждую минуту этого дня. Говори же, Изабель, говори…

Бел почувствовала, как губы ее растягиваются в насмешливой улыбке. Пусть он связал ее, пусть заставил задыхаться от наслаждения, но и она заставила его страдать от жгучего желания. И теперь вся власть находилась в ее руках.

Она закинула ногу на его ногу и тихонько рассмеялась.

— О, Изабель, — простонал Тоби, — скажи мне, чего ты хочешь.

— Ты прекрасно знаешь, чего я хочу.

— Ты должна это сказать, понимаешь?

Бел снова засмеялась. Тут взгляды их встретились, и она заявила:

— Нет, не скажу!

Тоби тоже рассмеялся:

— Ты дразнишь меня, верно? — Он снова ее поцеловал, затем, приподняв ее бедра, наконец-то вошел в нее. И тут же потянулся к шейному платку, чтобы развязать ей руки.

Почувствовав, что руки ее освободились, Бел тотчас же обняла мужа за шею. Но уже через несколько секунд она принялась обследовать его тело — дерзко ощупывала и ласкала даже в тех местах, к которым прежде ни разу не осмеливалась прикасаться. Теперь все было по-другому, теперь Бел чувствовала, что муж принадлежит ей весь целиком. Более того, она, как выяснилось, даже имела над ним некоторую власть.

А Тоби двигался все быстрее и быстрее, и в какой-то момент Бел прикоснулась к его твердой возбужденной плоти в том месте, где соединялись их тела. Он громко застонал и пробормотал:

— О, я так не могу…

Бел немного помедлила, затем осторожно сжала мягкий мешочек, висевший под его твердым копьем.

— Я… О Господи, я так могу не сдержаться, — прохрипел Тоби.

— А ты и не пытайся, — ответила Бел. — Зачем тебе сдерживаться?

В следующее мгновение он содрогнулся и, схватив жену за бедра, стремительно вошел в нее последний раз, вознося вместе с собой к вершинам блаженства — или, возможно, унося в какую-то пропасть. А Бел, перед тем как закричать в экстазе, подумала о том, что если она никогда не вернется из этой пропасти, то, значит, так тому и быть.

На следующее утро Бел решила, что ночью с ней, должно быть, случилось самое страшное, — наверное, она сошла с ума. Иначе как объяснить все то, что она сейчас видела?