Коло Жизни. Бесперечь. Том первый - Елена Асеева

Липоксай Ягы был очень мягок и нежен с девочкой, так как дюже сильно ее любил, но с теми, кто ему подчинялся, кто от него зависел всегда суров, требуя четкого исполнения поставленных им задач. И, конечно, для него считалось неприемлемым, чтобы кто-то его ослушался, аль поступил против, недопустимым, чтобы кто-то творил без его ведома, за спиной, поддерживая сторонние интересы.

В казонке находился не только Липоксай Ягы, но и Таислав, и Девясил, еще один из помощников вещуна, вельми высокий, худой мужчина с темно-русыми волосами, когда в помещение вошел Бахарь. Это был и вовсе исхудавший мужчина, точно почасту не доедающий в детстве, а потому какой-то забито-полусогнутый. Его блекло-белые повисшие, подобно соломе волосы смотрелись взъерошенными, в одеянии чувствовалась не столько неряшливость, сколько помятость. Та же самая измятость ощущалась на лице знахаря, может потому бледная на нем кожа местами покрылось пятнами, нос явственно припух, а под ним на губах зрелись размазанные потеки юшки, очевидно, утертой перед детинцем старшего жреца. По его внешнему облику, становилось ясным, что Бахарь сразу понял, зачем вызван в детинец. Он, уже вельми долго прислуживающий Радею Видящему и слывущий верным человеком, выходя из своего дома, под охраной наратников, даже попытался убежать. Однако ту безумную попытку немедля остановили, а Бахаря связав, посадили в крытую карету, чтоб он своим потоптанным видом не пугал соседей и не привлекал внимания. Войдя в казонок, Бахарь немедля повалился на колени пред столом вещуна и громко зарыдал.

– Как ты смел… как, – прорычал, сидящий на стуле за столом, Липоксай Ягы, и лицо его побурело. Он был очень разгневан, не только тем, что действовали за его спиной, но и тем, что здоровье столь дорогого ему ребенка подвергли обряду. – Кто? Кто тебя надоумил? Кто заплатил? Кто давалец?

– Не знаю… кто, – мешая слезы и слова, с трудом выдохнул из себя Бахарь, не смея поднять голову и взглянуть на вещуна. – Он не назвался. Сказал, чтобы я напоил настоем чадо. Провел обряд и посмотрел, как божество будет себя вести. Но я только напоил. Обряд прозорливости побоялся проводить, потому как, ее ясность, испив несколько глотков, нежданно без всякого обряда вошла в транс, бездвижно окаменев. Я испугался, хотел было убежать, но божество вдруг глубоко вздохнуло, окаменелость с тела спала. Чадо повернулось на правый бок и уснуло.

– Ты встречался с заказчиком? – голос Липоксай Ягы мешал в себе металлический звон гнева и единожды страх за здоровье девочки, посему Бахарю чудилось, то говорит не старший жрец, а ударяются подле его головы клинки мечей, жаждая проломить череп.

Липоксай Ягы стремительно кивнул Таиславу, как и Девясил, замершему рядом с дверными створками и ведун, немедля, вроде читая мысли своего старшего вышел вон из казонка.

– Завтра. На завтрашний вечер назначена встреча, – продолжал стенать Бахарь и, наконец, приподняв голову, с неприкрытым ужасом уставился в ставшие темно-голубыми очи вещуна. – В трактире «Открытая ночь». Он будет ждать меня в восемь.

В казонок открылась одна створка дверей, и вошли Таислав, Радей Видящий и Браниполк, синдик, возглавляющий военную часть нарати.

– Радей Видящий, – обратился к знахарю Липоксай Ягы. – Немедля осмотрите божественное чадо. Ибо она вчера из-за настоя впадала в транс, без проведения обряда окаменела на чуть-чуть, а засим сама из него вышла. Осмотреть и тот же миг мне сообщить, не повлияло ли это на здоровье, и как ее самочувствие ноне. И поколь прервать какое-либо обучение… прогулки… Поторопись Радей Видящий.

Старший знахарь, за эти годы ссутулившийся еще сильней и вовсе пригнул голову, на каковой короткие волосы приобрели серебристый оттенок, растеряв нынче и прежнюю белизну, ранее подтвердивший, что не давал указаний поить, чем божество, торопливо кивнул, и, обдав презрительным взглядом своего помощника, поколь лежащего на полу на коленях, отправился выполнять указанное. Когда за Радеем Видящим закрылась створка дверей, Липоксай Ягы сомкнул очи, стараясь скрыть от оставшихся в казонке свою взволнованность, поелику считал, что по собственному недосмотру нарушил веление Бога Дажбы, который, как он догадался, нынче подарил дарицам возможность излечения от степной лихорадки. Вещун не боялся гнева Зиждителя, он просто расстроился, что не справился с возложенными на него обязанностями. Ведь Бог Дажба еще тогда восемь лет назад решительно запретил ему проводить в отношение божества какие-либо обряды, принятые в жреческой среде. Какое-то время Липоксай Ягы сидел молча, и в комнате

также плыла тишина, порой нарушаемая, чуть слышно поскуливающим от страха, стоящим на коленях, Бахарем, не ожидающим, что все так скоро расстроится.

– Итак, – заговорил Липоксай Ягы и открыл глаза. – Браниполк, – обратился он к синдику, рыжеволосому мужу средних лет, весьма мощному в плечах, росте, также прошедшему жреческий воспитательный дом, а потому безоговорочно подчиняющемуся вещуну, и коротко пояснил ему о произошедшем с божеством и о грязной роли Бахаря. – Мне надобно, чтобы вы взяли заказчика. И как ты сам, понимаешь, он нужен мне живой и невредимый… Ну, может самую малость помятый… Однако непременно, чтоб мог соображать и говорить. Будьте аккуратны в его поимке, чтобы не сглотнул яда. Тогда мы точно не сможем выведать, кто за этим стоит. Бахарь пойдет завтра вечером на встречу с этим давалцем, а твои люди Браниполк пусть все организуют. И поколь прикройте выезды из Лесных Полян, сославшись на вспыхнувшую в Наволоцкой волости степную лихорадку… Мне необходимо, слышишь Браниполк, необходимо выведать, кто за этим стоит, ибо здоровье божества под угрозой.

Синдик малоразговорчивый по природе и своему статусу, лишь туго дыхнул в ответ:

– Слушаюсь, ваша святость. Будьте спокойны, если знахарь не солгал, я вам приведу заказчика.

– Хорошо, теперь иди, и уведи с собой эту дрянь, – презрительно отозвался Липоксай Ягы и кивнул на сидящего на полу Бахаря, криво изогнув при том свои тонкие, блекло-алые губы.

Браниполк сделал широкий шаг вперед, резко наклонился, и, схватив своей здоровущей рукой знахаря за шиворот, собрал в ладони часть его голубоватого одеяния, долгого, как– то почасту носили жрецы. Синдик стремглав испрямился и с тем же рывком поднял Бахаря вверх так, что тот словно кутек, поджав к телу руки и ноги, закачался из стороны в сторону.

– Бахарь, – Липоксай Ягы не скрывал своего негодование, потому бас его наполнился рычанием. – Если завтра заказчика не схватят, послезавтра я обещаю, ты распрощаешься с жизнью, – и уже много степеннее, добавил, обращаясь к синдику, – Браниполк, уноси эту дрянь отсюда, от нее смердит.

Есислава от выпитого настоя никак не пострадала, но по настоянию Радея Видящего все занятия, прогулки были отменены, чтобы божество не перевозбудилось и не перенапряглось. Знахарь хотел настоять на полном покое и уложить девочку в ложе. Но итак не больно любившая осмотры Есинька, только услышала данное предложение, прозвучавшее, когда в опочивальню вошел Липоксай Ягы и вовсе закапризничала, и горько заплакала. Чем сразу прекратила всякие настаивания, как знахаря, так и Ксая.