Большая игра - Борис Сапожников

Перед тем как укладываться спать в выделенной моей команде палатке, я собрал всех на тренировку.

Из-за пронизывающего ночного холода все старались двигаться как можно быстрее, чтобы разогнать кровь по жилам. Да и спалось после такой тренировки хорошо – усталый организм просто не воспринимает такие мелочи, как твердая земля под ребрами и отсутствие привычного комфорта.

Самое скучное во всех путешествиях – это рутина. Можно с ума сойти от повторения одних и тех же событий каждый день, и так – недели напролет. Пейзаж; вокруг не менялся с той поры, как отошли от берега Каспийского моря, и теперь со всех сторон нас окружала только пустыня. Бесконечные ряды барханов да натоптанный тысячами верблюжьих ног тракт, ведущий к Хиве, а оттуда – к цели нашей экспедиции, Бухаре.

Передвигался наш караван в утренние и вечерние часы, когда температура была хотя бы относительно сносной. Ближе к полудню солнце начинало жарить с такой силой, что пот высыхал, еще не успев выступить на коже, Обличинский отдал приказ остановиться. Полноценный лагерь днем не разбивали – отдыхали в тени спешно собранных больших навесов, растянувшись на коврах. Днем, конечно же, никаких тренировок на палящей жаре не было. Быть может, я и достаточно суровый капитан команды, но уж точно не изверг и не идиот, чтобы замаривать своих бойцов.

Общались мы в основном во время таких вот дневок, собираясь большими группами под дающими тень навесами.

– Зачем вы гоняете своих людей по ночам? – спросил у меня как-то Обличинский.

– Команде надо сыгрываться, – ответил я. – К тому же, насколько я знаю восточных правителей, большинство празднеств у них проходит как раз после захода солнца, и нам лучше привыкать именно к такому режиму. А выспаться можно и днем, – я указал на своих людей, мирно дремлющих на коврах.

– Зря вы меня с моими моряками в это дело втравили, – встрял недовольный Можайский. – По вашему маршруту у нас будет всего одна переправа через Амударью, и та после Хивы. Если вы считаете, что мои ребята так же ловко управляются с кораблями пустыни, как с обычными, то вы сильно заблуждаетесь, ваше сиятельство.

Я понял, что лейтенант обращается с очередной жалобой к графу Игнатьеву, а вовсе не ко мне, и никак не отреагировал на его слова. Впрочем, как и тот, к кому Можайский обращался.

– Все может пойти совсем не так, как мы рассчитываем, – вместо Игнатьева ответил ему Обличинский. – Не исключаем такой возможности, что придется сплавляться по Амударье до самого Чарджуя и уже оттуда продолжать наш путь к Бухаре.

– Это же будет изрядный крюк, – присвистнул Можайский. – И от каких же это обстоятельств мы так сильно зависим, что будем вынуждены потерять столько времени?

– От Хивы, – коротко бросил Игнатьев, – и ее правителя Саид Мухаммеда.

– Я думал, мы едем прямиком в Бухару, – удивился я.

– Моя миссия несколько шире простого принесения даров и заверения в вечной дружбе правителя Бухары, – резко бросил граф. – Мы здесь для того, чтобы твердо обозначить русское присутствие в Средней Азии. И потому никак не можем миновать Хиву.

– Скверное для русского человека место, эта Хива, – заметил Обличинский. – Сколько народу угнали в неволю в этот чертов город и продали на тамошнем рынке.

– Именно поэтому мы и должны навестить Хиву, – сказал ему Игнатьев. – Я располагаю значительными средствами для выкупа из рабства русских невольников там и в Бухаре.

– Скверное место, эта Хива, – вроде бы ни к селу ни к городу повторил Обличинский, и мне от его слов стало как-то не по себе.

Заметки на полях

Работорговля

Наверное, почти все читали о рабских рынках и представляют себе нечто условно восточное, обязательно сопровождаемое щелканьем длинных кнутов и с непременными полуголыми девицами. Все эти фантазии далеки от реальности. Рабский рынок в Бухаре – место сугубо деловое и напоминает более конную ярмарку, только вместо породистых лошадей предметом торга выступают люди. Их поодиночке или небольшими группами выводят на помост, оглашается цени, и чинные господа или их слуги принимаются за самое любимое на Востоке дело – торговаться. Вот тут начинается настоящий базар, в самом прямом смысле этого слова с криками, руганью, издевками и всем, чего душа пожелает. Сластолюбцы спорят за хорошеньких русских девушек или персиянок, приказчики бухарских или самаркандских купцов пытаются урвать группу сильных мужчин подешевле, но так, чтобы она не ушла к конкуренту. Достоинства покупаемых людей хотят проверить тут же – и силачи поднимают пудовые или двухпудовые гири. А вот девушкам сложнее. Их уводят в специальное помещение, подальше от чужих глаз, и уже там дают потенциальным покупателям насладиться видом их прелестей. Как правило, двум-трем, назначившим самую лучшую цену.

И, заметьте, никаких побоев и плача – все сугубо по-деловому. Ведь что может быть обыденнее на Востоке, чем торговля людьми?

Хива – удивительно чистый и опрятный город для центра работорговли. Казалось бы, он должен быть наполнен бараками, забитыми людьми до отказа, откуда их выводят на рынок и продают новым хозяевам. Однако бараков не было, а имелись большие длинные дома, похожие на конюшни, да людей внутри них находилось не так уж и много. Рабский рынок мы с Игнатьевым, конечно, обошли стороной, не желая наблюдать за скорбной судьбой наших соотечественников.

Вся экспедиция вынуждена была остановиться под стенами древнего города. Правитель его, Саид Мухаммед-хан, пускать нас внутрь отказался. Кроме того, вокруг лагеря быстро вырос еще один – часть войска Саид Мухаммеда вышла из Хивы и окружила нас, расставив палатки и шатры на каменистой земле. Вскоре они уже жарили шашлык и распевали песни на языках многих народов, населяющих Великую степь.

– Хорошенькие же песенки они поют, – невесело усмехнулся Лерх. – Все как одна о том, как они пустят кровь неверным урусам и насадят их головы на пики.

– Пускай себе поют, – отмахнулся Обличинский, – напасть не посмеют. Правители Хивы и Бухары слишком боятся гнева Белого царя[6]. Их смелости хватает лишь на то, чтобы вторгаться в деревни и села по нашей южной границе, но уж посольство точно никто не тронет.

– Вы их рожи видали, ротмистр? – махнул рукой в сторону лагеря хивинцев Можайский. – Бандиты все до единого – таким наплевать на приказ правителя, для них убить, извините уж за тавтологию, раз плюнуть.

– Сразу видно, что вы никогда не бывали на Востоке, – заметил на это Лерх, – и совсем не разбираетесь в этих людях. Чтобы держать в узде бандитов вроде тех, что окружают нас, нужна воистину звериная жестокость и такая же преданность с их стороны. Правитель Хивы для них – все равно что вожак в волчьей стае. Власть его держится не на уважении, а на страхе. Хивинский хан просто решил поиграть на наших нервах, не более того, подобные издевки как раз в духе восточных правителей.