Человек без собаки - Хокан Нессер

— Это не может быть девушка, о которой вы упоминали? — Он заглянул в блокнот. — Йенни? Она случайно не из этих краев?

Ей, по-видимому, такая возможность в голову не приходила.

— Йенни?.. Нет, не думаю… она, по-моему, из Карлскуги. И с чего бы ей…

— Я понимаю, что это маловероятно, — сознался Гуннар Барбаротти. — Но ведь не обязательно именно она. Может, какой нибудь сокурсник или сокурсница. Когда я учился в Лунде, на курсе была представлена чуть не вся Швеция.

— Ну, знаете… — сказала она скептически, — должна сознаться, что я в это не верю.

И я не верю, подумал Барбаротти мрачно. А во что верить?

Он попросил Эббу позвать мужа и Кристофера, но тут же пожалел — надо бы выйти на пять минут, размяться и подышать свежим воздухом. Ни тот, ни другой ничего существенного к тому, что он уже знал, не добавили, а после двухчасового сидения на диване ему было трудно сосредоточиться. Он не был уверен, что в состоянии уловить подтекст показаний. Вернее сказать так, решил он: если бы в показаниях был подтекст, я мог его и не уловить.

А еще вернее так: я же не стану более несобранным оттого, что понимаю, что несобран. Скорее наоборот. Слабое утешение, но все же.

Трудно было надеяться, что Лейф Грундт располагает сведениями, которые могли бы пролить свет на загадочные исчезновения. Здоровенный детина, флегматичный и добродушный, — прямая противоположность жене. А может быть, это его маска, тщательно разработанная стратегия поведения. Так сказать, modus vivendi. Конечно, эти наблюдения никакого отношения к загадочным исчезновениям не имели, но Барбаротти не мог удержаться от психологической оценки распределения ролей и властных функций в семье Грундт — Германссон. Никаких сомнений в том, кто правит в семье, не возникало. Жена. Эбба. Ясное дело, Эбба.

Смог бы ты жить с такой женщиной? — спросил он себя, зажмурился и потряс головой: настолько этот вопрос был далек от предмета его сегодняшних забот.

Кристофер оказался довольно неразговорчивым мальчиком. Четырнадцать лет… на пять лет моложе Хенрика. Наверняка вырос в тени старшего брата. Тот, похоже, принадлежал к категории если не вундеркиндов, то близко: за что ни возьмется, все получается. А Кристофер не так одарен… впрочем, кто знает. Совершенно нормальный четырнадцатилетний пацан.

Они с Хенриком делили комнату; Барбаротти поднялся на второй этаж и осмотрелся. Крошечная спальня — две кровати, комод… настольные лампы. Обои настолько безобразные, что Гуннар усомнился в душевном здоровье тех, кто их выбирал.

Насчет таинственного исчезновения брата Кристофер мало что мог добавить. Он заснул примерно в полпервого ночи. Хенрик тоже был в постели. Нет, Хенрик не выходил их комнаты, и телефон не звонил. Он, Кристофер, по крайней мере, никаких звонков не слышал. Утром он проснулся и решил, что брат встал раньше его и пошел в душ или спустился в кухню.

Телефон брата не звонил ни разу с тех пор, как они приехали в Чимлинге. Он, во всяком случае, не слышал. Эсэмэски, кажется, посылал… одну или две, но поклясться он не может.

Кое о чем они, естественно, говорили, но так, по мелочам. Как там, в Упсале, немного о дяде Роберте, но ничего, ровным счетом ничего, что могло бы пролить свет на загадочное исчезновение брата. И дяди Роберта тоже.

Насколько Барбаротти понял, отношения отца и сына были вполне гармоничными. Мальчик, разумеется, нервничал, но вовсе не потому, что при разговоре присутствовал отец. Тем не менее, решил Гуннар, потом надо будет поговорить с Кристофером без свидетелей и допросить его поплотней.

Не повредит. Сейчас он устал, рассеян и вполне может пропустить что-то важное.

Если, конечно, все не решится само собой, ко всеобщему удовольствию. Лейф дал понять, что они не собираются возвращаться в Сундсваль, пока не найдется Хенрик. Пусть не думают. Кем бы мы были?

Все пять членов семьи вышли в холл его проводить. Было уже полшестого, и он безуспешно подыскивал более или менее оптимистичную формулировку. Или по крайней мере утешительную, но придумать ничего не мог — слишком устал, к тому же у него сильно разболелась голова.

— Мы продолжаем работать с этим делом. Время покажет.

Идиот, обругал он себя, садясь в машину. Впрочем, во всем можно найти и положительную сторону: он не дал никаких обещаний.

Сара его не порадовала. Она по-прежнему лежала в постели. Рот приоткрыт, тяжелое, свистящее дыхание. Вдруг ему стало страшно.

А если это расплата? Бог услышал его молитву, но потребовал принести ему в жертву жизнь дочери. Что за ветхозаветный бред, обругал он себя.

Гуннар довольно долго стоял в дверях, опершись плечом на косяк. Пульсирующая головная боль все усиливалась. Я не в своем уме, подумал он, пора кончать эти игры с высшими силами. Что за мания величия! Разве можно торговаться с Богом?

Но прежде всего… прежде всего две таблетки альведона, пока не лопнула голова.

Нельзя сказать, чтобы разговоры в доме Германссонов добавили ему оптимизма. Собственная квартира показалась ему неуютной и неприбранной. В комнате Сары запах болезни, ни с чем не спутаешь, в кухне — гора немытой посуды. Он не позаботился купить продукты, не позвонил врачу. В его собственном мире, мире инспектора Гуннара Барбаротти, захворавший индивид ложился в постель, спал и пил воду, а потом выздоравливал. А если это что-то серьезное, может, ей нужны какие-то лекарства? Что он за отец такой…

Он подошел к дочери и сел на край кровати. Откинул ей волосы со лба и приложил руку.

Лоб был потный, но не такой горячий, как утром. Она открыла глаза, посмотрела на него и снова закрыла.

— Как ты?

— Спать хочу, — прошептала Сара.

— Так и спи на здоровье! Пьешь много?

Уходя, он поставил ей два стакана — с водой и клюквенным соком. В обоих оставалось не меньше половины. Она пошевелила головой. Кивнула, что ли.

— Пойду куплю еды, — сказал он. — Пей побольше. Через полчаса вернусь. Как ты?

Снова непонятное движение головы. Он нежно погладил ее по щеке и вышел из комнаты.

Остаток дня поглотили простые домашние занятия, среди которых главное место занимал «уход за больной дочерью», как он это назвал, стоя в очереди к кассе и пытаясь определить приоритеты. Зажег свечи тут и там и несколько раз поставил диск Мерседес Соса[43]— в доме было не так много записей, которые нравились бы и ему, и Саре. Сварил на пару брокколи и сделал омлет — Сара съела две ложки и сказала, что очень вкусно. Температура упала, но не намного — тридцать восемь и пять. Что тебя беспокоит? Слабость… горло болит… все тело болит… в общем, хочу спать.

Спи, конечно. Спи, девочка. Он помог ей дойти до туалета, проветрил спальню и перестелил постель. Уложив дочь, оставил дверь приоткрытой — хоть какая-то иллюзия, что они вместе… какое там! Ни следа, ни даже намека на теплый предрождественский кокон любви и ожиданий, господи, весь год его ждешь… с домашней возней, орешками, карамельками… ничего этого даже и близко нет. Может, оттого, что нет под рукой ни орешков, ни карамелек и возиться особенно не с чем, да и некому… а если бы и было кому, некоторые вещи в воображении выглядят куда лучше, чем в действительности.