Шандола - Галина Полынская

– Это экраны, – сказал Роман, – благодаря им я могу заглянуть в любой уголок Земли и увидеть, как там идут дела. Я долго искал тебя, Байрон, в последние годы совсем отчаялся…

– Значит, мы можем посмотреть, что там случилось с капитаном Жиллем и его кораблем! – воскликнула девушка. – Пожалуйста, нам очень важно узнать, живы ли они!

– Конечно, – Роман Расколь подошел к большому столу, сплошь утыканному разноцветными кнопками.

Вскоре на одном из экранов появился океан. Ирвин и Амиель жадно вглядывались в изображение, а потом одновременно крикнули:

– «Соленый Волк»!

Сильно потрепанный корабль, с кое-как прилаженными парусами, чинно бороздил океанские просторы. На капитанском мостике стоял капитан Жилль и отдавал какие-то команды.

– Капитан Жилль! А вон и Кукс, смотри, Ирвин, Кукс! Эй, Кукс, ты нас слышишь?

– К сожалению, нет, – сказала Эстер, – но зато теперь вы точно знаете, что с вашими знакомыми все в порядке.

– Я знала, что все обойдется, – счастливо улыбнулась Амиель.

В кармане Романа что-то запищало, он достал маленький черный аппаратик и сказал:

– Слушаю.

– Господин президент, – раздался голос из аппаратика, – там собаку, наконец-то, откачали, теперь он и розовый медвежонок скандалят, требуют, чтобы им немедленно предоставили Ирвина и Амиель. Что делать?

– Мы сейчас возвращаемся в гостиный зал, проводите их туда же, – Роман убрал аппаратик в карман. – Ну что, пойдемте?

Они вернулись в зал со столом и вскоре туда пожаловали Фантус с Пилатом. Несколько секунд они стояли, молча разглядывая Ирвина с Амиель.

– Не узнаете? – улыбнулся юноша.

– Нет, – честно признался пес. – Я тебя узнал только по запаху, да и Амиель тоже.

– Ну, если тебя даже Пилат не узнал, что уж обо мне говорить, – развел руками сроут. – Вы ребята совершенно на себя непохожи и я даже не знаю, плохо это или хорошо.

– Что мы сейчас тебе расскажем… – начал Ирвин, но его тут же перебила Амиель:

– Мы видели капитана Жилля! Корабль цел и все живы!

– Как? – удивился сроут. – И он тоже здесь?

– Нет, мы его видели по Зеркалу Мира!

– Здорово. Какие еще новости? Лично у нас ничего нового, кроме того, что Пилат обожрался до полусмерти.

– Я же просил тебя не говорить никому! – окрысился пес.

– Да ладно, мы и так уже обо всем знаем, – улыбнулся Ирвин. – Садитесь за стол, мы сейчас расскажем вам массу всего интересного.

Юноша осторожно поправил тряпичную колбасу на шее и несколько раз повторил про себя это длинное и красивое название: «Галс-тук, галс-тук…»

– Госпожа Эстер! – взбешенная горничная заглянула в покои супруги президента.

– Что случилось? – сидя у туалетного столика, она расчесывала волосы.

– Эта юная, с позволения сказать, леди, просто неуправляема! – выпалила горничная. – Она требует, чтобы ее поместили в одни апартаменты с вашим сыном! Ни стыда, ни совести!

– Мария, ну неужели ничего нельзя придумать? – устало поморщилась Эстер. – Неужто меня надо беспокоить по любому поводу?

– Мы ничего не можем поделать, – развела руками горничная, – она стоит в коридоре в одной ночной рубашке, держит над головой бесценную вазу династии Мин и угрожает ее разбить! Ее уговаривали все, включая официантов, но она ничего не хочет слушать! Эта девушка настоящая дикарка!

Эстер вновь поморщилась и потерла виски.

– Мария, меня интересует только то, что касается моего сына, если ему хочется, чтобы девушка жила в его покоях – пожалуйста, если нет, делайте что хотите, только успокойте ее.

– Так что, пойти спросить у сэра Байрона?

– Именно!

В это время «сэра Байрона» переодевало трое слуг, а он, страшно смущенный, уверял, что прекрасно может сделать это самостоятельно.

– Теперь вы никогда ничего не будете делать сами, – сказал пожилой камердинер.

– Никогда и ничего? – ужаснулся Ирвин. – Почему?

– Потому что вы сын президента.

Двери приоткрылись, и заглянула Мария.

– Сэр Байрон, там мисс Амиель творит беспорядки и говорит, что хочет быть с вами в одних покоях, что делать?

– Позовите ее скорее, – юноша поспешно натянул длинную ночную рубашку, расшитую кружевами.

С недовольной гримасой Мария отправилась за Амиель. Убедившись, что сэру Байрону больше ничего не нужно, слуги убрались из его покоев, бесшумно прикрыв за собой двери, но они вскоре снова распахнулись и ворвалась Амиель.

– Ирвин! – бросилась она к нему на шею. – Почему для того чтобы тебя увидеть, мне надо бить их дурацкие вазы?! Почему они не впускают меня, почему?!

– Я не знаю, – вздохнул юноша, гладя ее по волосам, – у них здесь такие законы, такие порядки…

– Дурацкие законы! Глупые порядки! – Глаза Амиель метали синие молнии. – Я здесь ничего не понимаю! Здесь все чужое, странное и страшное!

– Мне тоже нелегко, порой я чувствую себя совсем скверно… Но, со временем мы все узнаем, ко всему привыкнем…

– Ты так думаешь?

– А разве есть другие варианты? Давай-ка лучше спать, у меня голова идет кругом, кажется, весь день в поле работал.

Они забрались в необъятную кровать, в обнимку устроились среди многочисленных подушек, Амиель положила голову на плечо Ирвину и вдруг заплакала.

– Ты что?

– Я не знаю… – всхлипнула она, – просто сегодня… ты показался мне таким чужим… я… я… даже испугалась…

– Амиель, я изменился только внешне, но я никогда не изменюсь по отношению к тебе, никогда, слышишь? Я всегда буду любить тебя.

– Правда? Ты обещаешь?

– Обещаю, – он поцеловал ее, и вскоре они уже крепко спали.

А этажом ниже в своих апартаментах, вовсю бодрствовали Фантус с Пилатом.

– Ты вроде передумал идти в свой Бушрон, не так ли? – язвил пес, валяясь на кровати.

– Конечно, что же я, совсем глупый, что ли? – сроут рылся в ящиках стола, извлекая на свет массу полезных вещей.

– Да, но помниться, ты говорил, что вы, сроуты, не можете жить друг без друга, болеете, тоскуете…

– Ну, с тоской я что-нибудь придумаю, – Фантус задумчиво пощелкал «дыроколом», стараясь понять его предназначение. – Места здесь полно, уверен, никто не станет возражать, если приедет моя семья и парочка друзей.

– А, значит, ты хочешь на дармовщинку пристроить всех своих родственников?

– Ты видел, сколько перед домом земли, на которой ничего, кроме травы не растет? Они будут выращивать там овощи, и никто не посмеет назвать их дармоедами.