Маски иллюминатов - Роберт Антон Уилсон

Он быстро умылся и причесался, решив не тратить времени на бритье. Твари с перепончатыми крыльями… «маленький народец», которого считают добрым только невежественные сказочники, выросшие в городе… лох-несское чудовище… Что же еще могло произойти, если Вири в конце концов решил покинуть свои любимые шотландские предгорья?

Сбегая вниз по лестнице, сэр Джон увидел священника, который смирно стоял в прихожей. Преподобный Вири оказался горбуном, и это неприятно удивило сэра Джона. Хотя, подумал он, вряд ли стоило ожидать, что священник упомянет об этом физическом недостатке в своих письмах. Но гораздо больше сэра Джона поразило лицо Вири, на котором, казалось, навеки запечатлелось глубокое отчаяние.

Стараясь сохранять невозмутимый вид, сэр Джон протянул священнику руку.

— Я к вашим услугам, сэр, — сказал он ровным голосом. Спокойно, спокойно, приказал он самому себе.

Старик ответил слабым пожатием.

— Перед вами совершенно сломленный человек, — хриплым голосом произнес он. Затем, сдерживая рыдания, добавил: — Я почти разочаровался в Божьей милости.

— Пойдемте, — мягко сказал сэр Джон, — Должно быть, путешествие вас утомило. Давайте позавтракаем и решим, что нам делать дальше.

Он заметил, что лицо Вири было неестественно бледным, как будто его загримировали для роли покойника в театральной постановке.

Сэр Джон и священник — они оба отчаянно старались овладеть собой — отправились в оранжерею. Там сэр Джон держал целую коллекцию папоротников, азалий и вьюнков, между которыми были расставлены клетки с канарейками и говорящими скворцами. Это была самая светлая комната во всем доме, поэтому сэр Джон выбрал для разговора с Вири именно ее. К несчастью, один из скворцов случайно запомнил грубую фразу одного из рабочих, которые неделей ранее устанавливали в оранжерее новые полки.

— Берт, твою мать, держи свой край! — радостно закричала птица, когда сэр Джон и священник вошли в оранжерею.

— Молчи! — заорал сэр Джон, забыв, что криком от говорящего скворца ничего не добьешься.

— Берт, твою мать, держи свой край! — еще громче повторила птица, поняв, что на нее обратили внимание.

— Извините, — смущенно попросил сэр Джон священника. — Должно быть, скворец услышал это от одного из рабочих.

— Ничего, — рассеянно сказал Вири. — Энни умерла. Он уставился в стол, не в состоянии продолжать. («Берт, твою мать, держи свой край!»)

— Энни? — переспросил сэр Джон, — Ваша жена?

— Да, — тихо произнес священник и заплакал. — Энни, моя жена. Мы прожили вместе сорок три года. Она была моей единственной отрадой, моим раем на земле.

Теперь уже сэр Джон уставился в стол, не в силах смотреть, как старик пытается справиться со слезами.

— Кофе, сэр, — сказал Уайлдблад, который внезапно появился откуда-то из-за папоротников. — Через минуту будет остальное.

— Вот, ваше преподобие, выпейте кофе, — сказал сэр Джон.

— Он вас взбодрит. Я вам глубоко сочувствую — так глубоко, что даже не могу передать это словами…

«Берт, твою мать, держи свой край!»

— Уайлдблад! — не выдержал сэр Джон, — вынесите наконец отсюда эту черт… эту глупую птицу!

— Слушаю, сэр.

Уайлдблад взял клетку и пошел к дверям. «Привет! Привет!» пару раз выкрикнула птица, раскачиваясь вместе с клеткой. «Хочу крекер. Привет. Хочу крекер».

— Я не могу выразить словами всю глубину моего сочувствия… — сэр Джон осекся, поняв, что начинает повторяться. — Как это случилось? — спросил он. — Расскажите, и вам обязательно станет легче.

— Это произошло на следующий день после похорон Бертрана, — удрученно начал Вири. (Он все еще не может оправиться от шока, подумал сэр Джон). — Я не рассказал ей о пакете, который заставил Бертрана покончить с собой, так как подумал, что не стоит лишний раз ее беспокоить. О, каким же я был дураком, каким слепым, невежественным дураком! Если бы она знала… если бы я ее предупредил…

— Пожалуйста, постарайтесь взять себя в руки.

— Да-да, конечно. Извините… (Жертвы самых ужасных трагедий, подумал сэр Джон, почему-то всегда извиняются, будто считают себя виноватыми в том, что другие должны им сочувствовать.)

— Был еще один пакет, — продолжал Вири. — Я не заметил, когда принесли почту. В тот момент я был в своем кабинете и молился… просил Бога, чтобы он остановил демонов, преследующих меня и моих близких. Подобно Иову, я хотел знать, что Господь слышит меня и что существует какая-то причина, по которой он позволяет Сатане так жестоко нас наказывать… Я молился и плакал. Бертран был самым отважным человеком из всех, кого я знал, поэтому я был совершенно не в силах представить, что могло побудить его к такому малодушному и нехристианскому поступку. Что было в той проклятой книге? В конце концов мне удалось немного успокоиться. Я сказал: «Отче, не моя воля, но твоя да будет» и решился не терять веры, что бы ни случилось.

Вири поднял глаза и посмотрел на сэра Джона взглядом смертельно раненого животного.

— И тут я снова услышал тот истерический и безумный смех, которым перед смертью смеялся Бертран.

— Мужайтесь, — сказал сэр Джон, сжимая перекошенное плечо старика.

— Я побежал на кухню, — продолжал Вири. Он все еще не мог прийти в себя, и его голос был по-прежнему тусклым и невыразительным. — Энни бросила содержимое пакет в кухонную печь, но я успел заметить, что это была книга. Ее обложка уже почти обуглилась, но я все же успел прочитать часть названия — «КИ ГУ». Боже, что бы это могло значить? Энни ужасно кричала, и я вдруг с ужасом понял, почему. У ее ног валялась пустая бутылочка из-под йода, которая обычно стояла в нашей аптечке. Она выпила ее всю. Энни умирала у меня на руках, силясь что-то сказать. Я нагнулся к ней, и она прошептала: «Я… не думала… что будет… так… больно…».

Вири замолчал, воскрешая в памяти эту страшную сцену. Через минуту он произнес:

— Боже мой, Боже мой! Для чего Ты меня оставил?

— Яичница с беконом, сэр, — объявил Уайлдблад, который снова внезапно возник из-за кустов.

— КИ ГУ! КИ ГУ! — прокричал уже другой скворец. После завтрака сэр Джон и преподобный Вири поднялись в библиотеку, чтобы выпить кофе и поговорить более подробно о тех страшных и печальных событиях, которые их свели.

Бэбкок рассказал все, что ему было известно о Лоле Левин, Алистере Кроули, М.М.М. и «Великом боге Пане» Артура Мейчена. Вири слушал с отсутствующим видом. Казалось, после тех ужасов, которые ему довелось пережить, ничто уже не может его удивить.

— Ключом ко всему, — сказал Бэбкок, — может быть эта ужасная книга, которая вызвала оба самоубийства. По тем проклятым буквам, которые вы запомнили — «КИ ГУ», — совершенно невозможно представить себе какое-либо осмысленное название. Может быть, вам удастся вспомнить еще хотя бы пару букв?