Записки начальника Разведупра. Июль 1940 года – июнь 1941 года - Филипп Голиков

Положение усугублялось тем, что некоторые американские газеты в погоне за сенсацией опубликовали «просочившиеся» к ним сведения об отправке первой партии самолетов из США в Архангельск. Ребенку было ясно, что такое сообщение могло быть находкой для гитлеровцев.

В связи с этим в своем очередном докладе в Москву мы снова подчеркнули, какое важное, принципиальное значение имеет успешная переброска первой партии самолетов из Соединенных Штатов Америки в Советский Союз. В этот же день мы получили от американцев новые, измененные данные о поставке в Советский Союз первой партии вооружения и боеприпасов. В частности, количество истребителей было увеличено до 40, а бомбардировщиков – сокращено в два раза.

Утром того же дня вместе с Сараевым, Барабанщиковым и Райковым в сопровождении полковника Феймонвилла выехали на Абердинский полигон для осмотра образцов вооружения, предназначаемого для Советского Союза. На полигоне пробыли почти весь день, до самого вечера. Принимал нас начальник полигона, бригадный генерал Рооз – пожилой человек лет под 60, маленького роста с длинным красным носом.

Поездка на полигон в целом оказалась полезной, хотя после осмотра мы забраковали почти все увиденное как устаревшее и не заслуживающее внимания. Помню, особенно плохое впечатление произвел на нас тяжелый двухбашенный танк – очень высокий, неуклюжий и громоздкий. На полигоне были проведены стрельбы из разных видов стрелкового и артиллерийского вооружения. Я стрелял из автомата-пистолета (типа нашего ППШ) и, кажется, из винтовки Гаранда.

Отношение к нам офицеров и сержантов, производивших показ техники, отличалось исключительной теплотой и дружелюбием. В честь советской военной миссии командование полигона устроило товарищеский обед; он прошел в хорошей атмосфере. Вообще, следует подчеркнуть, что мы часто ощущали на себе дружеское отношение и внимание как со стороны старших офицеров, так и особенно со стороны младших офицеров и рядового состава армии США и Англии. Это проявлялось в большом количестве задаваемых нам вопросов, в дружеских рукопожатиях, а часто – просто в располагающей улыбке или едва заметном кивке. Так было на Абердинском полигоне в США, на базе Прествик в Шотландии и во время наших перелетов на английских и американских самолетах – словом, всюду, где только появлялась советская военная миссия. Во всем этом были видны глубокое уважение и интерес к Советскому Союзу, нашему народу, который вел героическую борьбу против гитлеровской Германии.

Поздно вечером, почти в 12 часов ночи, зашел к послу К. А. Уманскому и встретил у него бывшего члена палаты представителей некоего Маверика. Судя по всему, перед нами был прожженный демагог, державшийся под «простачка». Он обиженно сетовал на травлю в печати со стороны местной редакции. По его словам, сочувствовал Советскому Союзу и искренне хотел нам помогать.

Этот деятель давал различные советы типа того, как обращаться с руководящими лицами Соединенных Штатов Америки, чтобы склонить их к поддержке Советского Союза, а сам по ходу разговора пытался выспрашивать, сколько у Красной армии боевых самолетов и танков.

Закончив беседу с Мавериком, около трех часов ночи ушел к себе спать. Перед сном прослушал последние известия из Москвы о положении на фронте. Там шла напряженная борьба. Советские войска продолжали вести бои на смоленском, коростеньском, белоцерковском направлениях и на эстонском участке фронта. Советская авиация во взаимодействии с наземными войсками продолжала наносить удары по мотомехчастям, пехоте и артиллерии противника.

Еще вечером получил от А. П. Панфилова очередное сообщение о положении на фронте, а также ответы на ряд практических вопросов, которые нас интересовали. Он же известил меня и о том, что моя семья эвакуировалась из Москвы в Чебаркуль (Челябинская область).

Утром 5 августа участвовал в работе совещания по вопросу о маршрутах доставки самолетов в Советский Союз. Совещание проводили заместитель военного министра Локет и заместитель начальника штаба ВВС генерал Мур. В целом у меня сложилось впечатление о них как о весьма недоброжелательных к Советскому Союзу людях. Совещание проходило трудно: по целому ряду вопросов разговор шел в резких тонах. Мы по всем основным пунктам нашей заявки только и слышали либо прямой отказ, либо отговорку: «Не знаем».

В конце концов, пришли к выводу, что из партии в 200 самолетов-истребителей, предназначавшихся для отправки в Советский Союз, 60 машин с вооружением будут направлены непосредственно из США, а остальные – 140 – из Англии морем, причем большинство из них – без вооружения. Предполагалось направить еще 5 бомбардировщиков. Запасных частей к самолетам предоставлялось явно недостаточно.

Вечером посла К. А. Уманского посетил представитель американских деловых кругов – некто Лодвиг. Во время этой встречи присутствовал и я. В течение 12 лет Лодвиг был промышленником, но, как заявил он, ему это не понравилось. В последние два года он был владельцем двух летных школ, готовивших кадры для американских военно-воздушных сил. Являясь активным сторонником увеличения американских военных поставок Советскому Союзу, Лодвиг советовал нам как можно ярче и обстоятельнее раскрывать перед руководящими деятелями США весь накал борьбы на советско-германском фронте, подчеркивать всю ту опасность для других стран, в том числе и США, какая могла бы возникнуть в случае успеха или победы германского фашизма. В этих советах скрывалась его тревога за судьбу своей страны, симпатия к советским людям.

Действительно, к началу августа в деле расширения поставок достигнуто было крайне мало. Пока что ясны были лишь несколько конкретных позиций – 200 истребителей, 5 бомбардировщиков, некоторое количество тех или иных военных материалов. Все это можно было расценивать лишь как первые пробные поставки, не способные оказать какое-либо заметное влияние на ход боевых действий на советско-германском фронте.

Положение усугублялось тем, что почти не продвигалось дело с заключением кредитного соглашения. А вопрос о скорейшем оформлении такого соглашения для нас приобретал все большее значение. Уже в то время, получая первую партию американских самолетов, мы были вынуждены платить за них наличными деньгами.

Здесь уместно вспомнить, что Г. Гопкинс после беседы с И. В. Сталиным 30 июля 1941 года в Москве, отвечая на вопрос корреспондентов об оплате американских материалов, сказал, что в этом отношении, он уверен, не возникнет трудностей и не будет никаких задержек. На практике же дело обстояло не так просто, как представлял его Г. Гопкинс в Москве…

Больше того, имелось достаточно оснований ожидать, что американская сторона непременным условием кредитного соглашения выдвинет поставку в США ряда товаров из Советской страны как в военное время, так и после окончания войны. Еще тогда, когда наша Родина переживала тяжелые дни, некоторые американские официальные лица склонны были потребовать от нас сведений о том, какое количество хромовой руды, марганца и других стратегических материалов может быть поставлено из Советского Союза в США в послевоенное время.