Галерные рабы - Юрий Пульвер

…Иранский царь Хосрой I из династии Сасанидов верно предупреждал: «Не будь слишком щедр к своему войску — оно перестанет нуждаться в тебе». Но эта мудрость не относится к чужой армии, которую хочешь сделать преданной себе. Тут невозможно быть слишком щедрым.

Искандар ежедневно упражнялся в бранном деле вместе с различными ортами. Устанавливал приятельство с начальниками и наиболее прославленными йени-чери, которым льстило внимание столь влиятельного вельможи. Ссужал деньгами обедневших и прожившихся, не настаивал на возвращении долгов. Держал двери своего дома открытыми для всех новых друзей из янычарских казарм, устраивал для них пиры. Чтобы не вызвать подозрений султана, часто организовывал приемы и для членов дивана, придворных.

По сравнению с другими знатными турками жил Искандар скромно. В гареме держал лишь несколько невольниц (женщины его интересовали мало), довольствовался минимумом слуг, питался просто.

Свободное время посвящал изучению военного искусства. Отовсюду ему приводили иноземных невольников, которые хоть что-либо понимали в бранной науке, и он выдаивал из них ценные сведения буквально по каплям. Беседовал с иностранными послами, путешественниками, купцами, рыбаками. Заставил подчиненных ему лазутчиков глубже вникать в воинские дела других стран, сообщать ему все новое и интересное. Брал у торговцев книги по истории и военной науке, изучал — и возвращал, не покупая, чтобы не тратить зря деньги. Ведь все хотя бы раз прочитанное он запоминал дословно.

Вот и в поход Искандар взял несколько книг, в том числе трактат Маккиавелли «О военном искусстве», который только что прочитал и остался им недоволен. Итальянец слишком много заимствовал у древнеримского военного теоретика и историка Вегеция. Построение армии рекомендует делать по образцу легионов. Да разве можно сейчас подражать античности, не знавшей пороха?!

Впрочем, пушки Маккиавелли презирает. Их гром, видите ли, больше наводит страх, чем причиняет потери. Глупость! Артиллерия становится все более грозной силой, лишь слепые этого не замечают. Появились чугунные ядра, разрывные бомбы. Швейцарцы изобрели двухколесные лафеты, французы — балансирующие цапфы, немцы — лафетные передки для всех орудий. Итальянец Тарталья написал целое сочинение о траектории полета снаряда. И самое главное, в Странах Золотого Яблока ввели картузы из холщовых мешков, куда насыпается порох в установленных нормах, отказались от заряжения рассыпным порохом. Однообразие зарядов сократило время выстрела, обеспечило большую точность огня. Нет, глупо недооценивать артиллерию. Это крупная ошибка Маккиавелли.

Стратегические его соображения тоже непоследовательны. То считает самым важным средством для достижения победы генеральное сражение, то советует полководцу лучше сокрушать неприятеля голодом, чем железом. Неужели не ясно: главное — уничтожить вражескую армию, тогда страна останется беззащитной.

Конечно, есть в трактате и ценные мысли. Маккиавелли справедливо ругает кондотьеров. «Наемники — это подонки страны». Верно. «Лучшая армия — та, которая составляется из самих же граждан…» Тоже правильно. Умно говорит итальянец и о тактике.

И все же слишком много в книге расплывчатых мест. Где взять, к примеру, тех самых граждан для идеальной армии? Наемников найти куда легче…

Немудрено, что в настоящей, не бумажной войне Маккиавелли как полководец потерпел фиаско: созданное и возглавленное им флорентийское ополчение разбежалось под ударами испанских наемников. Это удел всех болтунов и писак, сражающихся с помощью пера и чернил…

Если мое рассуждение правильное, то мы проиграем предстоящую битву. Большинство советников султана — лизоблюды и глупцы, которые участвуют в войнах, не выходя из шатров. Их повелитель, возомнивший себя вторым Баязетом Молниеносным, им под стать. Недаром он возглавил поход сам, не назначив сераскера. Не исключено, что мне в ближайшие дни предстоит лишиться головы: ведь наверняка придется спорить с падишахом и диваном насчет плана сражения. А может, обойдется? Пока ведь удавалось всеми правдами и неправдами добиваться своего, уговаривать упрямого и невежественного в бранном деле султана.

Из-за нехватки средств и неважного состояния армии ей нельзя было ставить слишком грандиозные задачи. Мехмет желал двинуться сразу на Вену. Я отговорил его, используя самый убедительный довод: нет денег. Османских сил и средств достает лишь на то, чтобы сорвать планы союзников, Австрии и Венгрии, которые намеревались отбить Буду и изгнать турок с венгерских земель.

Я не допустил врагов до Буды, захватил две важные в стратегическом отношении крепости — Дёр и считавшийся неприступным Егер. С каждым успехом турецкой рати, добытым моим гением, растет самоуверенность Мехмета, который приписывает победы себе. Его становится все труднее убеждать, риск поражения возрастает… Поистине правы древние римляне: кого боги хотят наказать, того лишают разума! А из всех безумных голов самые опасные — носящие корону.

Армия знает, кому обязана победами. Это прекрасно соответствует моим тайным замыслам. Однако добра без худа не бывает. «Доброжелатели» донесли султану, и тот возревновал к моей славе и популярности в войске. Вот это уже очень плохо. Зависть помешает Мехмету увидеть здравый смысл в моих предложениях, что приведет к поражению.

А его сейчас никак нельзя допустить. Предстоящее генеральное сражение с австрийцами и венграми — первое за семьдесят лет после Мохачской бойни в 1526 году, в результате которой турки завоевали Венгрию. Если союзники возьмут реванш за давнишний разгром, Османская империя зашатается. Они отберут обратно Егер, выгонят мусульман с венгерской земли. Султан потом свалит вину за неудачу на меня, если я теперь стану ему поддакивать. А если на совете возвышу голос против него, еще до сражения милостиво одарит шелковым шнурком. Да, оказался я между Сциллой и Харибдой…

Размышляя, Искандар снял с пояса саблю. Верхняя часть ножен из красного сафьяна и рукоять с золотой насечкой были украшены изумрудами. Такого же цвета и с такими же украшениями седло красовалось на спине его арабского скакуна.

Отложил в сторону пистоли. С боевым оружием нельзя являться пред светлый лик Повелителя Вселенной.

Искандар оставил у пояса небольшой иранский кинжал с богато орнаментированым клинком в изящной прорезной золоченой оправе. Он высоко ценил его за соразмерность форм клинка и рукояти, исключительную чистоту отделки.

Взял в руки буздыган — символ власти чауш-паши. По булаве как будто несколько раз пробежала курица, несущая драгоценные камни вместо яиц. Через каждый шажок волшебная птица разрешалась жемчужиной и вколачивала ее клювиком в золоченую оправу. Таким буздыганом по шлемам лупить грех, им можно только восхищаться.

Булава, как и кинжал, — декоративное почетное оружие, которое разрешено носить в присутствии султана.

Искандар удивлялся себе. Раньше он не обращал внимания на роскошь, а теперь получал удовольствие от богатых и красивых вещей. Как меняет человека принадлежность к избранному кругу! Даже если бы Искандар любил одеваться просто, то не мог бы себе это позволить: при дворе скромность в одежде и убранстве посчитали бы оскорблением султану. Постепенно роскошь из осознанной необходимости превращалась в привычку, потом в страсть, требующую все больших затрат… Начинали расти аппетиты к деньгам и земным благам, а с ними алчность, завистливость.