Лунный принц - Екатерина Оленева

Он языком перегнал жвачку с одной щеки на другую, смачно лопнув пузырём.

– Рэй заметил, – флегматично проинформировали меня. – Он просил зайти к нему, как только появишься.

– Просил?..

– Настоятельно, – словно лопнув жвачным пузырём выдохнул верзила.

– Ок. Хорошо. Он у себя?

– Да. И не один.

– Развлекается?

– Да. Нашёл себе очередную смазливую игрушку. Как всегда, ты же знаешь? – пожал он своими широченными, чуть ли не в четыре фута, плечами.

– Тогда, думаю, будет с моей стороны неразумно им мешать, – я была бы очень рада отложить встречу с отцом на неопределённое время – чем дольше, тем лучше.

– Сандра, когда твой отец заявляет прямо: «Передай, пусть зайдёт ко мне сразу, как появится», – это означает, что лучше зайти сразу, как появишься. Он под кайфом целый месяц и настолько жестоким, и неадекватным, как сейчас, на моей памяти он давно не был. Так что лучше не палить тигру усы, а сделать так, как он хочет.

– Ты же сам сказал, что в комнате он с любовником?

– Только не говори, что тебя это смущает? Да и почему должно, если отца твоего не волнует?

Я неопределённо пожала плечами:

– Потому что я – не мой отец? Мы не одно целое. Никто этого не замечает?

– Сандра, не спорь. Всё и без того плохо, зачем усложнять?

– Плохо? Ты хочешь сказать, хуже обычного?

– Ну, если я так говорю, значит, так и есть.

– А то! Конечно. Но могу я полюбопытствовать – с чего ты это взял?

– С того, что уже трети раз за сутки вымываю кровь из комнаты и выбрасываю вымоченные ею простыни.

– Какая гадость, – поморщилась я невольно. – Соболезную. Трупы тоже приходилось выносить?

– Нет, слава богу, – очередной хлопок лопнувшей жвачки начинал меня раздражать. – На сей раз твой шальной папенька нашёл игрушку по себе.

Я нахмурилась, пытаясь сопоставить факты и быстро делая выводы. Много крови – трупов нет: так развлекаться можно только со своими. Обычно подобный образом Рэй сходил с катушек в компании Энджела, но брат сейчас с Ирис, и значит (слава тебе, боже! – если ты всё-таки есть) это не он. Альберт Рэй никогда не интересовал в этом плане…

– Отец там с Ливианом?

Качок отрицательно мотнул головой:

– Что ты, Сандра! Ты же знаешь, Ливиан и ты – единственные из всего выводка, к которому этот выродок испытывает нечто отдалённо похожее на нормальные родительские чувства.

Я? И родительские чувства Рэя?! Это он серьёзно сейчас? Пф-ф!

– Не Ливиан? – с облегчением выдохнула я. – Отлично.

Что ж? Из «наших» оставались Альберт Элленджайт и тот парень, имени которого я, то ли вспомнить не могла, то ли не удосужилась спросить? Ну, конечно! Разве папочка может пройти мимо новинки и экзотики?

Я прислушалась к себе, пытаясь понять, как мне новость? Было никак. В смысле ничего непривычного, кроме очередного всплеска злости и раздражения. Ну, ещё лёгкая брезгливость. Удивляться не приходилось, в нашей славной семейки мальчики ходят по кругу друг от друга, но, когда делишь любовника с собственным отцом это как-то «бе».

– Рэй говорил, о чём ему так не терпится поговорить? – холодно поинтересовалась я.

– Что-то насчёт твоего брата.

– Понятно. Спасибо, что передал.

– Так ты зайдёшь к отцу?

– Отдыхай спокойно, Качок. Ты своё дело честно выполнил и чего бы я не выкинула, это будет не твоя вина.

Я не собиралась заходить к Рэю.

Честно говоря, о своём случайно любовнике из Астории я могла вспомнить только то, что он блондин и что он был лучезарно красив какой-то прозрачной, лунной красотой. В памяти вставало нечто светлое и горькое, как дым или аромат полыни. Но детали рассыпались на части. Я хотела забыть о случившемся, забыть скорее, как нечто незначительное, из серии «было – пролетели». Эмоций по отношению к человеку с длинными светлыми волосами, тихим насмешливым голосом и навязчивой, чувственной болезненностью я не испытывала, но…

Я не хотела его видеть. Вообще – нигде и никогда. И меньше всего – в кровати моего отца, что вполне объяснимо и понятно. Об Энджеле я говорить тоже не хотела.

Пройдя в свою комнату, я привычным маршрутом отправилась в ванную. Тёплая вода всегда меня успокаивала, к тому же всегда приятно смыть с себя грязь и заботы ушедшего дня.

С тех пор, как в моей комнате мать умерла (или, вернее, её пришлось убить) второй раз, находиться в ней было очень тяжело. Ладно, даже не тяжело – чутко. Мне всё время мерещились тени. Как в фильме ужасов, когда тебе кажется, что ты что-то видишь до тех пор, пока смотришь боковым зрением. Стоит повернуться к миражам лицом, они расплываются и вокруг… ничего. Только это какое-то навязчиво «ничего», словно нарочитое, насмешливое. И тишина – довлеющая, удушливая.

Проще всего было бы включить музыку или наушники, но я этого не делала. Я раз за разом вслушивалась в эту тишину и резко оборачивалась на пригрезившиеся тени. Разум утверждал, что это нервы – после всего, что случилось, разве не естественно им стать болезненно-восприимчивыми? А инстинкты кричали о том, что нужно оставаться настороже – что-то вокруг нечисто.

В Хрустальном Доме я теней не видела. Разве там у меня были другие нервы? Едва ли! А если непонятной мной силе оказалось возможно поднять тело мертвеца из могилы, то почему в моей комнате не поселиться невидимому монстру, приглядывающемуся ко мне из темноты? А если этот кто-то приглядывается, то где гарантия, что он не нападёт, пока я тут буду в наушниках за музыкой прятаться? Позиция – голову в песок не моя позиция. И я не схожу с ума.

Ну, по крайней мере мне хотелось бы в это верить.

Положив голову на бортик ванной, я расслабилась в тёплой воде, в прострации наблюдая за падающей вниз из крана водой. В мозгу возникали странные картинки, как бывает, когда читаешь книгу – видением не назовёшь, скорее мысленным образом. Я видела кровать в комнате Рэя, переплетённые между собой тела, слышала тяжёлое, учащённое дыхание любовников, спешащих к разрядке, прерывающееся хриплыми стонами боли и удовольствия. То видела длинный и чёрный, извивающийся коридор-лаз, по которому ползло на четвереньках нечто страшной и мёртвое.

Всё ближе, ближе и ближе…

В какой-то момент мне сделалось жутко, и я села, окружённая мыльной пеной, словно очнувшись от сна, не исключено, что так оно и было. Наверное, я и впрямь заснула?

Закутавшись в тёплый халат, нащупав босыми ногами мягкие белые тапочки (моя слабость – белые мягкие тапочки, спасающие мои ноги от соприкосновения с ледяным полом подземелья), я вернулась в спальню.

И в буквальном смысле слова остолбенела от увиденного.

Покрывала с кровати было сорвано, подушки и одеяло взрезаны, будто их драл когтями хищный зверь, по всей комнате клочьями валялся наполнитель. Длинные следы сколов тянулись от кровати по ламинату то прерываясь, то вновь обозначая себя как пунктиром. Дверца высокого платяного шкафа оказалась распахнутой и оттуда, словно хвост дохлого удава, виднелась скрученная жгутом простыня.