Зайчик для Волкова - Ная Таль
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Вот вырастет твоя дочь такая же неблагодарная, как и ты, тогда меня и поймёшь, — ворчит, надевая обувь.
— Мама, — зову её.
— При твоём… кавалере, — говорит так, словно выплёвывает слова, — я больше не намерена разговаривать, — вздрагиваю от громкого хлопка двери.
Это не первая наша ссора. Когда Дима подал на развод было ещё хуже. Она постоянно винила меня в том, что я плохая хозяйка, жена, мама. Поэтому её любимый зять и нашёл другую. И эта её дурацкая привычка: прийти, отругать, выставить меня виноватой, уйти и с месяц дуться и не разговаривать со мной. Всё для того, чтобы я её поняла.
Когда была маленькой мне было страшно от того, что она молчит. Я кидалась делать уборку, умоляла простить и клялась в том, что буду примерной дочерью, лишь бы она со мной разговаривала. Ходила за ней хвостиком и выпрашивала крохи внимания. Нет, она была замечательной мамой, но наказывала меня жёстко — молчанием. В основном, за то, что я виделась с отцом и за бардак в комнате. А сейчас — за то, что посмела выбрать не того мужчину. Возвращаюсь на кухню, к незаконченным делам.
— Прости, я не должен был, — мой неправильный мужчина тоже выглядит виноватым.
— Она бы всё равно «обиделась», — продолжаю мять тесто. Это успокаивает. Своеобразная терапия. Правда дышать всё равно трудно и слёзы сами накатываются на глаза. Сергей нагло втискивается между мной и столом и обнимает. — Руки же, — стараюсь его не запачкать в муке и тихонько запястьями вытираю влагу со щёк.
— Пусть я буду самым неподходящим для тебя мужчиной, но я не хочу, чтобы твой бывший муж возвращался.
Глава 44
— И я, — утыкаюсь в мужскую грудь.
Когда-то давно жила надеждой, что Дима вернётся. Увидит, что я сильная, красивая и могу справляться со всем без него и тогда он пожалеет о своём решении. Но прошёл день, затем месяц, потом год и я поняла, что доказывать ему что-то бессмысленно, нужно просто жить. Своей жизнью. Без него. И после этого начала дышать свободнее.
Удушающие крепкие объятия, в которых можно забыться, приносят внутреннее спокойствие. Впервые за долгое время я не захлёбываюсь в истерике, когда мама уходит, хлопая дверью, и не рыдаю полдня в подушку, коря себя за то, что разрушила свою семью. Я не виновата в том, что хочу просто жить, улыбаться и кому-то нравиться.
— Юль, — отпускает и теперь просто гладит меня по спине, — только не ругайся. Я тебе соврал, — моментально отстраняюсь и смотрю на Сергея с подозрением. В голове проворачиваются картинки того, как он возвращается к своей бывшей жене. Или, ещё хуже, он сейчас скажет, что мы не можем быть вместе и всё, что было этой ночью ничего не значит. — Не могу нормально объяснить… Ты — как магнит. Оставить тебя в покое не получается. Умом понимаю, что не должен так делать, но всё равно пытаюсь найти предлог, чтобы встретиться. И Марс ничего не ломал, это я не смог удержаться и сразу после пробежки, оставил его дома, а сам пришёл… Мне просто хочется быть рядом.
Сердце замедляет стук на каждом его слове. Кажется, я перестаю дышать, колени дрожат и ноги подкашиваются. Волна тревоги прокатывается от макушки до пяток, даруя дыхание в самом конце.
— Дурак, — хлопаю руками ему по груди, оставляя мучные следы. — Ну кто так делает? «Не ругайся», — передразниваю и загребаю за его спиной в ладошку муку, — да я чуть инсульт на нервной почве не схватила, — отхожу от него на пару шагов назад. — Ходи теперь, как пончик в пудре, — кидаю в соседа мукой. Как красиво получилось, я так даже тортики не украшала. Практически ровный слой и огромные возмущённые глаза — моя награда.
— Зарррраа, — рычит, осматривая себя, а потом резко подаётся ко мне, чтобы ухватить, но я уворачиваюсь.
Отбегаю на противоположную сторону стола и показываю ему язык. Да, так нельзя. Да, сейчас меня должны мучить угрызения совести. А, может быть, это нервное. Не знаю. НО. Когда тебя постоянно выставляют виноватой, ты привыкаешь и как будто черствеешь душой, с каждым разом реагируешь всё тише и принимаешь себя такой, какой тебя выставляют. В конце концов я уже просто смирилась с тем, что никогда не стану для своей мамы той дочерью, которую она хочет.
— Юля, — смотрит на меня уже не милый сосед, неуклюже признающийся в симпатиях, а хищник. Недаром нападающий. Он уже вычислил все варианты моего поведения и точно знает, что делать. От этого так сладко ноет внизу живота, что хочется сдаться в плен сразу.
— Серёжа, — раскрываю объятия и жду его. Что? Не ожидал? Я просто хочу чувствовать и жить. Всё!
— Сумасшедшая, — выдыхает мне в губы и целует, толкаясь языком и пытаясь забрать всё окружающее пространство. Быстрый, напористый и слишком дерзкий, но нежный.
— Ну тесто же, — машу испачканными ладошками, напоминая, что мы на кухне и мне надо закончить начатое. — И девочки придут, — ловлю его руки у резинки шорт.
— Я — твоё тесто, — улыбается мне в губы.
— Ну, нет, — подмигиваю и отхожу. — Я обещала, значит, надо сделать. Иди умывайся, — не сдерживаюсь, притягиваю его к себе и целую.
— Хорошо, уговорила, но вечером, — смотрит мне в глаза, — ты вся моя. Проводишь?
Не знаю, что там думают о нас соседи, но выходящий и моей квартиры мужчина в муке и с довольным лицом, говорит сам за себя. И ладно. Пусть думают, что хотят. Впервые в жизни, мне это не сильно важно. Важно другое, что мы вместе и, надеюсь, всё будет по-другому.
За заботами время летит быстро. Весь эфир я бессовестно улыбаюсь самой себе, вспоминая ночь и утро. Нельзя быть настолько счастливой, но я счастлива и этот факт не сотрёшь с моего довольного лица.
— Воу! Я жажду подробностей, — с порога заявляет Мила старшая, оглядывая меня с ног до головы. Она снова пришла раньше.
— А где остальные? — Ищу взглядом девочек.
— Оля мирится с мужем. Надеюсь, они перестанут есть мой мозг и чувствую, скоро придётся съезжать, а у Яси какие-то дела в кафе, — тихо ворчит подруга, снимая верхнюю одежду.
Она, как всегда, идеальна. Длинные волосы, собранные в высокий хвост, деловой брючный костюм тёмно-синего цвета, белая шёлковая маечка под пиджаком и яркий макияж, словно она собралась не на домашние
