Опасная охота - Валерий Еремеев

Он странно дергается, прислоняется к стене и, пытаясь таким образом удержаться на ногах, сползает вниз, добавляя к остальному беспорядку в помещении (язык не поворачивается назвать это гостиной) еще и широкую красную полосу на французских обоях.

Вскакиваю на ноги и, держа волыну наготове, подхожу к двери.

— Не стреляй, Лысков! — слышу я очень знакомый голос, вслед за которым появляется и сам его обладатель — оперуполномоченный Игорь Сорока, собственной персоной.

Когда он оказывается рядом, вижу, что левая сторона шеи и воротник куртки запачканы кровью. Одна из пуль зацепила его за мочку уха, с которого теперь свисают брусничные капельки.

— Если решил носить серьгу, то способ прокалывать уши ты выбрал довольно оригинальный, — говорю я, приводя в порядок одежду. — Тебе бы лучше в салон красоты обратится. Больше нигде не зацепило?

— Нет, — бурчит он в ответ. — Судя по твоим плоским шуткам, ты тоже в своем нормальном состоянии. Но теперь тебе придется заткнуться, а то я пожалею, что не позволил им тебя пристрелить.

— Ты как здесь оказался? — спрашиваю я, меняя тему разговора.

— Я думаю, что это не самое удачное место для объяснений.

Обменявшись, таким образом, репликами, мы склоняемся над телами поверженных врагов и мне, к своему большому сожалению, приходиться констатировать, что оба мертвы. Короче говоря, полная жопа. Второй раз за последние пять минут мне хочется заплакать: ведь несмотря на то, что я и узнал кое-какие интересные факты, относительно того, куда они дели мою сексапильную подружку, я продолжаю пребывать в полном неведении. Кто мне теперь это скажет?

— Ты их знаешь? Нет? Надо их обыскать, — торопливо говорит мой спаситель. — Я займусь этим, а ты давай второго. Быстрее, а то скоро сюда съедется вся городская милиция.

Очень странно слышать такие слова от человека, который, согласно занимаемому положению в обществе, и сам подпадает под определение «милиция». К тому же для меня не остается незамеченным, что он вооружен револьвером с укороченным стволом, если не ошибаюсь «Смит и Вессон», а там, где он служит, в числе табельного оружия такой системы нет, это я точно знаю.

Мое удивление, непонимание ситуации и причин его здесь появления, не мешает осознать его правоту, поэтому принимаюсь за дело.

Мои поиски практически ничего не дают. Запасная обойма, немного денег и никаких бумаг, указывающих на личность усопшего. А вот улов Сороки (он обыскивал главного) оказался несравненно богаче. Ему удалось обнаружить водительские права, кучу визиток, техпаспорт на BMW. Кроме этого Сорока выуживает из наружного кармана его пальто еще одну ручную гранату-лимонку. Обладателем вышеуказанного джентльменского набора оказывается некто Владислав Гливанский, личность мне доселе неизвестная.

После беглого осмотра трофеев, нам ничего не остается, как в темпе покинуть особняк. Анализом найденного лучше всего заняться где-нибудь подальше от этого места.

Мы уходим, в спешке стирая наши отпечатки с дверных ручек, как обыкновенные воры. «Макаров» Харина я оставляю там же.

Перед тем как уйти, Сорока вдруг останавливается, осененный внезапной мыслью, поднимает валявшуюся на полу газету, рвет ее, после чего щелкает зажигалкой, поджигает и кладет рядом с перевернутым и разбитым взрывом креслом. С восторгом папуаса он наблюдает как разгоревшееся пламя начинает жадно лизать покрытое лаком красное дерево. Тут же, рядом с костерком, он оставляет доставшуюся в качестве трофея гранату.

Если до этого я самого себя считал безпредельщиком, готовым ради торжества справедливости нарушить закон, то теперь вижу, что опер Сорока может дать мне сто очков вперед.

Возле дома припаркован длинный красавец BMW, оливкового цвета, техпаспорт и ключи от которого лежат у Сороки в кармане.

— Я его проверил. Он пустой, — уловив мою настороженность, говорит Сорока. — Больше никого нет.

— Тогда, может, воспользуемся? Дилижанс все равно остался сиротой, а двум добропорядочным гражданам опасно ходить пешком в такое время.

Сорока кивает в знак согласия.

Машину веду я, а Сорока, завладев автомобильной аптечкой, старается подлатать свое рваное и продолжающее кровоточить ухо. В зеркале заднего вида я вижу отблески зарева. Похоже, что обитателям близлежащих домов будет о чем порассказать завтра знакомым.

До меня теперь доходит, что Сорока следил за мной. Конечно, я не могу на него за это обижаться, ведь в противном случае финал моих похождений оказался бы очень плачевным. Тем не менее, я испытываю острое недовольство собственной личностью. Я-то считал, что всегда способен определить, есть за мной хвост или нет. Вот что значить потерять голову и поддаться эмоциям! Какой-то заморыш, опер без году неделя, вообразивший себя Рембо, преспокойно наблюдает за мной, а я не способен это заметить. Хорошо еще, что он решил испробовать себя в качестве супермена, а ведь мог бы ограничиться ролью простого наблюдателя-статиста.

— Зачем поджег дом? — спрашиваю я.

— А ты что, хотел продать его на стройматериалы? — огрызается он.

— Нет, просто спрашиваю, — отвечаю, как можно более спокойным голосом. Желания продолжать былую грызню у меня больше нет.

— Пусть думают, что это бандитские разборки, — добавляет Сорока.

Что ж, пусть думают. По большому счету так оно и есть. Все, что случилось, именно так и называется.

— А… Тогда понятно, — вру я, ведь понятно мне далеко не все.

— Или может развернемся и подождем опергруппу? — еще раз язвит он.

Предпочитая продолжать движение в выбранном направлении, я петляю по улицам, удаляясь все дальше и дальше от места сражения. Наконец, остановившись в укромном местечке, выключаю зажигание.

Потеплело. Мокрый снег шедший всю второю половину предыдущего дня, теперь превратился в мелкий моросящий дождик. Я прислушиваюсь, как он чуть слышно, почти ласкающе барабанит по крыше машины, в то время как Сорока прикладывает к ране сложенный в несколько раз кусок марли.

— Кто ты, Игорь? — задаю ему вполне резонный вопрос и, подумав, добавляю: — Если не хочешь или не можешь, то не отвечай, только не гони мне, ради бога, что ты простой оперуполномоченный лейтенант из райотдела.

Он затягивает паузу, то ли думая, то ли просто для того, чтобы придать себе важности, потом тихо и тоже важно отвечает:

— Я сотрудник отдела безопасности и борьбы с корупцией в органах внутренних дел. Слышал о таком?

— Ага. А у Барышева ты числишься вроде как бы в командировке?

— Можно считать и так.

— Понятно. Что-то вроде операции «чистые руки». А я, честно признаюсь, думал, что все то, что вы называете коррупцией сводиться только к тому, чтобы следить, не вкалывают ли ваши сотрудники по совместительству, где-нибудь ночными сторожами или дворниками.