Дорога в ад - Лилит Сэйнткроу

Я остановилась в четырех шагах от него, сжав руки в кулаки и дрожа от ярости.

- Ты должен был рассказать мне все! - произнесла я, и каждое мое слово сочилось ядом. - Мне плевать, от чего там ты меня «берег».

- Что я должен был тебе рассказать? Как я мог объяснить, чего я боюсь? Как я мог взвалить на тебя этот груз?

Он в сердцах швырнул в меня книгу, очень метко - увернуться я бы не успела, но томик с легким стуком приземлился у моих ног. Он раскрылся, страницами вниз.

Мы смотрели друг на друга, и воздух между нами искрился. Я боролась с собой, с болью и багровым пламенем гнева.

- Ты сама знаешь, что я с тобой сделал. - Теперь он заговорил шепотом.

- Неудивительно, что ты меня ненавидишь.

Сводящая с ума обида была в сто раз горше привкуса едкой пыли у меня во рту.

- У меня нет ненависти к тебе, - сорвались с губ слова, показавшиеся мне чужими. - Я не могу тебя ненавидеть. В этом моя беда.

«По крайней мере одна из моих бед. Правда, сейчас набралось столько других, что эта кажется не столь существенной».

Не так-то просто было наклониться и поднять с пола книгу под его взглядом. Стоило коснуться пальцами обложки, как на меня накатила тошнота. Замутило так, что о какой-то еде и подумать было невозможно.

- Никто не дал мне никакой информации об этом. Селена знала только одно: это книга о падших. Ева и словом не обмолвилась о том, что тут написано. Сефримель показал мне одну иллюстрацию и… о боги, Джафримель, если ты так переживал по поводу того, что я могу подумать, если от кого-то что-то узнаю, почему не рассказал все сам? Я бы попыталась понять, ты ведь знаешь.

Он опять пожал плечами - более чем красноречивый жест! Ненавижу, когда демоны в разговоре со мной пожимают плечами. Слишком часто они так делают, будто ничего большего люди и не заслуживают. Правда, может быть, мы вызываем у них недоумение? Об этом надо будет подумать. Потом.

Назовите меня оптимисткой.

- Ладно, - сдалась я.

Плечи мои обмякли. Я была слишком измотана, чтобы спорить по этому поводу: у меня было полно других вопросов, других проблем, других задач, с которыми нужно разобраться до того, как Люцифер до меня доберется.

- Давай перейдем к практическим вопросам. Где нож?

- Близко.

Повисло молчание.

- Мне есть о чем тебе рассказать, но говорить об этом пока рано.

«Здорово. Секрет на секрете».

- Слышать этого не желаю.

Мои пальцы напряглись: я боролась с болью, терзавшей мою грудь изнутри, как дикий зверь. Словно вокруг моего сердца скреблись стеклянные когти.

Мне пришлось собрать все остатки самообладания, чтобы протянуть ему книгу.

- Если она так важна для тебя, оставь ее себе вместе с твоими проклятыми тайнами.

Самолет выровнялся. Мы снижались очень долго. Джаф молча глядел на книгу в моей руке, как мангуст на кобру.

- Возьми ее, - настаивала я. - Забери эту хреновину, Джафримель.

Надо же, он послушался. Аккуратно взял книгу у меня из рук, словно боялся, что я передумаю. Самолет дернулся, что повлекло за собой легкий перепад давления. Взяв книгу, Джафримель опустил руку. О чем бы там ни говорилось, я больше не желала этого знать. А сам он не мог мне объяснить, кто я такая.

Никто не мог.

Что я знала точно, так это то, что вконец разбита. Много ли осталось во мне от человека? Только женское начало, и с этим надо как-то жить. Правда, важнее всего то, что я сама для себя выбрала, кем быть. По крайней мере, этому жизнь меня научила.

«Я Данте Валентайн».

А все остальное - пустой шум, помехи.

- Сейчас, - заявила я, выпрямившись и расправив плечи в запыленной и окровавленной одежонке, - ты ответишь мне на пару вопросов, а потом мы решим, как со всем этим покончить. Мне надоело, что этот проклятый Люцифер без конца портит мне жизнь. Он меня достал.

«Ты представить себе не можешь, как я от этого устала».

Черная дыра в моей голове дала о себе знать, но съежилась под напором бушующего пламени. Я справилась и с тем и с другим: пригасила ярость и отгородилась от ужаса.

- Где Ева?

У меня едва не вырвалось: «Где моя дочь?» - но позволить себе произнести это вслух я не могла. У него свои секреты, у меня - свои. А раз так, мне ли бросать в него камни?

Хотя порой так хотелось!

Он ответил прямо, без обиняков:

- Скована и под стражей. В трюме.

- Хорошо.

Я развернулась, вернулась к кровати, взяла амуницию и стала прилаживать ремни.

- Куда мы летим?

- Судро-Мерика. Каракас.

Голос Джафримеля звучал по-новому - хрипло, словно ему что-то в горло попало.

Ремни были не самыми худшими и скрипели уже меньше, чем я ожидала. Правда, их еще носить и носить, прежде чем они разомнутся до приемлемой мягкости. Но хорошо уже то, что меня заботят такие вещи.

Я подняла меч. Шум пламени в голове утих, ярость сжалась до тонкой красной нити на дне моего сознания. Выжидая.

«Ну и что теперь, солнышко?»

- Хорошо, - промолвила я, привычно вращая плечевыми суставами. - Начинаем новый раунд.

И вышла из каюты, печатая шаг, оставив его позади.

От одного вида этого чертова грузового трюма мне стало тошно.

Маккинли стоял, прислонившись к штабелю ящиков, его аура полыхала странным фиолетовым пламенем под стать пурпурному свечению, пробегавшему по его металлической левой руке. Удержать на нем взгляд можно было лишь сознательным усилием - он просто ускользал, причем это не объяснялось никакими чарами, поскольку, в отличие от магической или псионической маскировки, не зависело от развития личности. Это было присуще Маккинли, как хамелеону присуща способность застыть неподвижно и слиться с окружающей обстановкой. Встретившись со мной глазами, он тут же отвел взгляд, но я успела уловить его нервное напряжение.

Часть отсека была расчищена от оборудования и грузов. Там, поджав ноги и обхватив их руками, неподвижно застыла стройная фигура с пышной копной снежно-белых волос. Она явно побывала в переделке: свитер был разорван, слаксы обгорели, не хватало одного сапога.

Я выступила вперед. Ева сидела, уронив лицо на колени, и было видно, что волосы у нее теперь другие - не шелковые локоны Дорин. Я с трудом уловила ее запах: он тоже изменился.

- Валентайн. - Голос Маккинли звучал предостерегающе, но уважительно. Удивительно. - Не подходи слишком близко.

«Не учи меня, что делать!»