Вторая семья - Амелия Борн
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
- Я разорен, - раздалось вместо приветствия откуда-то из угла. - Все кончено. Все, что я построил - рухнуло.
- Я знаю.
Адам решительно нажал на выключатель, заставляя комнату озариться ярким светом. Лемешев подскочил со своего места, недовольно щурясь, и гаркнул:
- Какого черта?!
Адам смотрел на этого человека, которого ненавидел годами, но не испытывал сейчас к нему ровным счетом… ничего. Вероятно, месть все же совсем не то, что способно сделать тебя счастливым.
- Хотел увидеть твое поражение во всех красках и мельчайших деталях, - искривил он красивые губы в презрительной усмешке.
- Что ты имеешь в виду?
Лемешев хмурился. Да, именно так - Лемешев. Адам так и не сумел заставить себя думать о нем, как о своем отце. Да кто он ему, к черту, вообще? Тот, кто не желал его знать. Просто потому, что Адам имел несчастье родиться от нелюбимой Лемешевым женщины.
Лицо собеседника выражало досаду и раздражение. Он не понимал. Он до сих пор не понимал, кто сделал с ним все это.
Адам подошел ближе, вгляделся в лицо - еще совсем не старое, хоть и изборожденное глубокими морщинами на лбу - и отчеканил:
- Это я. Я тебя разорил. Я выкупил твою фирму за бесценок.
- Что?
Лемешев непонимающе моргал. Похоже, он и впрямь не слишком высоко его оценивал. Настолько, что даже сейчас не мог поверить, что у Адама достало на подобное ума и хватки.
Впрочем, откуда ему было знать, на что способен его нежеланный сын? Он никогда не утруждал себя особым вниманием к нему. За это и поплатился.
- Я думал, что буду испытывать настоящее торжество, когда тебя уничтожу, - проговорил Адам размеренно. - Но не ощущаю ни злорадства, ни жалости. Похоже, ты не стоишь ни малейших эмоций, Роман Юрьевич.
- Вижу, я породил настоящего монстра, - устало заметил Лемешев.
- Если ты про свою дочь - это действительно так, - усмехнулся Адам. - Кстати, как у нее дела? Наверно, Семиверстову сейчас не до нее? Налоговая крепко за него взялась, когда выяснилось, что он годами не платил налога на роскошь. У него теперь все шансы присесть на немалое количество лет.
- Тоже твоих рук дело? Провернул все это и пришел похвастаться? - буквально выплюнул Лемешев в ответ.
- На самом деле… я пришел сказать тебе спасибо.
На лице Лемешева заиграли желваки. Адам безразлично смотрел на его злость - а это худшее, что способен испытывать один человек к другому. Против безразличия нет оружия.
- Неужели? - прохрипел собеседник. - Надо полагать, за все, что я в тебя вложил?
- Вложил… - повторил Адам с усмешкой. - Все, что ты вложил в меня - это деньги. И они же тебя и погубили… Забавно, не правда ли?
Он присел на подлокотник стоявшего рядом кресла. Хотелось развернуться и уйти отсюда туда, где на самом деле желал быть. Но он сказал ему еще не все.
- Я хотел сказать тебе спасибо за то, что ты сделал. За то, что когда-то ты купил эту продажную шкуру Семиверстова, а потом рассказал все его жене. И тем самым поспособствовал ее освобождению от этой мрази. И тому, что я ее встретил.
Лемешев оказался рядом в считанные секунды. Вцепился в лацканы его пиджака, попытался встряхнуть, но наткнулся на преграду из стальных пальцев Адама.
- Ты ее не получишь! - выкрикнул Лемешев, едва не брызжа слюной.
Адам пренебрежительно отбросил от себя его руки и встал.
- Это ты так решил? - поинтересовался он, выгнув насмешливо бровь. - Боюсь, тебе придется наконец понять - ты больше ничего не решаешь. Ни ты сам, ни твои деньги… которых у тебя, к тому же, больше нет.
Лемешев снова кинулся на него, как бешеный бык, но Адам перехватил его занесенную для удара руку и предупреждающе ее вывернул.
- Хочешь совет? - поинтересовался спокойно. - Лучше займись своей внучкой. Ее еще можно спасти.
- Ты пожалеешь… - просипел человек, лишенный всего. Всего, кроме ненависти. Как когда-то сам Адам.
- О нет, - протянул он. - Я ни о чем не пожалею. Хотя бы просто потому, что все ваше семейство испортило жизнь не только мне, но и женщине, которая… мне дорога. И когда я думаю об этом… жалею лишь об одном - что больше отнять у тебя просто нечего.
Оттолкнув Лемешева, Адам пошел было на выход, но на пороге обернулся, вспомнив еще кое-что.
- Ты знал, что она была больна? - поинтересовался спокойно, хотя что-то внутри дрогнуло при этом воспоминании.
- Кто?
- Моя мать. Она отдала меня тебе, потому что была смертельно больна. Но тебя ведь это не волновало, правда? Тебя ничто никогда не волновало, кроме твоей Ани. Что ж… счастливо оставаться, Роман Юрьевич.
Адам повернулся, чтобы наконец уйти и услышал, как раздался какой-то стук, будто что-то упало. Или кто-то. Но он не обернулся.
Он больше вообще не хотел смотреть назад. Прошлое навсегда оставалось прошлому.
И снова он - в машине напротив ее подъезда. И снова - знакомый дом, подобный миллионам других типовых застроек советского прошлого. За одной лишь разницей - именно к этому дому его влекло. Именно здесь он хотел быть. Именно с той, что, возможно, о нем даже не вспомнила ни разу за прошедшие дни.
Но это было поправимо. Позади остались его разборки с Лемешевым, позади остался ее суд с бывшим мужем. И теперь можно было начать все заново. Теперь он чувствовал себя вправе претендовать на внимание этой женщины. На нее саму.
- Адам? - удивилась она, когда после ожидания, показавшегося ему вечностью, все же открыла дверь.
- Привет, - просто сказал он. - Я могу войти?
Она кивнула, пропуская его внутрь. Адам прошел, деликатно остановившись в прихожей. Но Милана сделала знак, приглашая его на кухню, и он молча последовал за ней.
- Я тебя не ждала… - начала было она.
Он перебил:
- Мне надоела неопределенность, Милана. А еще… мне надоело быть без тебя.
Она поджала губы - совсем не та реакция, которой он ожидал. Что, если она сейчас скажет, что больше не желает его видеть?
Нет, не так. Что, если она этого и в самом деле не желает?
- Я много думала обо всем этом… - наконец произнесла она.
- И что надумала?
- Адам, пойми меня правильно… Я не предполагала, что все у нас зайдет дальше обычной интрижки… И, если честно, я думаю, что мы совершенно друг другу не подходим.
Значит, она так решила. Что ж, ему было что на это возразить.
- И почему же? - поинтересовался он со спокойствием, которого вовсе не ощущал.
- Ну, во-первых, ты намного младше меня…