Челюсти пираньи - Владимир Гурвич

Послу ужина Ланина не отправилась спать, а предложила мне посидеть у камина. Из буфета мы прихватили бутылочку красного легкого вина и расположились рядом с огнем. Я видел, что Ланина несколько взбудоражена.

— Дайте мне вашу зажигалку, — попросила она.

Я дал. Она попробовала ее зажечь, но не вышло.

— Я так и думала, я волнуюсь перед завтрашним собранием.

— Что вас беспокоит?

— А если он мне не подчинится, откажется отдавать ключи от своего кабинета. Что будет тогда? Как я смогу заставить его это сделать? У него тут сила, кому я прикажу? — Она посмотрела на меня.

— Честно говоря, меня волнуют другие вопросы.

— Что же вас волнует?

— Что случиться потом, после собрания? Уж слишком тихо протекали эти дни.

— Я вам скажу, он думает, что ему делать? И, наверное, советуется.

— С кем?

Ланина ничего не ответила.

— Вы считаете, что я поступаю опрометчиво? — вдруг спросила она.

— Не то слово, мне кажется, все, что вытворяете, это просто безумие.

— Тогда почему вы не уехали?

— Я собирался.

— И что вас остановило?

— Наверное, мне интересно довести эту партию до конца.

— Я поняла, что нас объединяет: вы — игрок, и я — игрок. Мы оба — игроки.

— Игра-то смертельная.

— А какой смысл играть в другие игры. Не на бега же ходить.

— Можно и на бега, я, кстати, любитель.

— И есть успехи?

— Обычно я проигрываю.

— В этот раз вы должны выиграть наш забег? Знаете, какие тут ставки?

— Конечно, знаю, наши жизни.

Ланина несколько секунд сидела неподвижно, как человек, погрузившийся в состояние медитации. Затем она вдруг резко встала.

— Пойду спать, надеюсь, сегодня ничего не случится.

— Я тоже надеюсь.

Ланина ушла к себе, а я вышел из дома, внимательно огляделся. Вечер был на удивление тихим, окружавшие нас со всех сторон деревья стояли абсолютно неподвижными, как часовые на посту. Осмотревшись, я отправился к Арсению.

Мы долго с ним совещались, я обнаружил в нем живой ум, сметку и немалую фантазию. Наше заседание продлилось до середины ночи. Когда я наконец разделся и лег спать, то у меня было даже не предчувствие, а полное убеждение, что завтра будет один из самых трудных дней в моей жизни. Впрочем, когда-то же он должен наступить.

Утром мы отправились с Ланиной на комбинат. Она сидела очень прямо на заднем сиденье машины, и казалось столь сосредоточенной на самой себе, что ничего не замечала вокруг. И все же я преувеличивал степень ее отрешенности от мира. Внезапно она тронула меня за плечо.

— Я сегодня обязана победить. Если я этого не сделаю, я уйду из концерна. У меня все равно ничего не получится. Я так решила.

Ланина откинулась на спинку сиденья. Я посмотрел на нее. Что за таинственная пружина спрятана в теле этой молодой женщины, которая заставляет ее бросать вызов могущественным и сильным мужчинам?

На комбинате Ланина заперлась в одном из кабинетов с сотрудниками аудиторской фирмы. Я же, не зная чем себя занять, бесцельно ходил взад вперед по зданию заводоуправления. Мимо меня проносились работающие там люди, почти все лица выражали крайнюю степень озабоченности и тревоги. Я остановился возле приемной директора. На табличке крупными жирными буквами была выведена фамилия Курбатова. Будет ли она висеть завтра? подумалось мне.

В районе директорской приемной царило необычайное оживление. Не проходило и двух-трех минут, чтобы через эти двери не прошествовал бы очередной сотрудник. Не было никаких сомнений, что не только Ланина, но и противная сторона готовится к решающему сражению.

Внезапно что-то екнуло у меня внутри, я увидел, как в сопровождении двух охранников к дверям приемной приближался Шутник. Увидев меня, он остановился.

— Какая приятная встреча, приятель! Чего тут стоишь? Иль ты в разведке? — Шутник, довольный своим чувством юмора, засмеялся.

— Жду, когда начнется совещание.

— А, ну жди. Говорят там будет весело. Я бы тоже с радостью поприсутствовал, да у меня масса дел. — Неожиданно он извлек из кармана зажигалку. — Попробуем? — Он щелкнул затвором, и огонь послушно затрепетал у него в руках. — А теперь ты.

Я попытался повторить его опыт, но огонь в моей зажигалке не захотел меня слушаться.

— Нервный ты стал, приятель, — хохотнул Шутник. — Может, тебе успокоительного попить? Хочешь, пришлю?

— Не надо, без него справлюсь.

— Зря отказываешься. Ну, я не прощаюсь, еще может сегодня встретимся, — проговорил Шутник и скрылся за массивными дверьми.

Я проводил его взглядом: я бы предпочел с ним не встречаться, ни сегодня, ни в любой другой день.

Как и намечалось, совещание началось ровно в двенадцать. Более чем просторный кабинет Курбатова с трудом вместил всех приглашенных на него. За главным столом сидели Ланина, Курбатов, руководитель бригады проверяющих, заместители директора.

Я не видел Курбатова с момента встречи нашей делегации. За этот непродолжительный срок он изменился. Если тогда на его губах, хотя и нечасто, появлялся некий суррогат улыбки, то сейчас такого мрачного выражения лица я давно не видел. Было очевидно, что ему с трудом удается сохранять спокойствие. Периодически он бросал на сидящую от него в полуметре Ланину взгляды. И всякий раз в этот момент мне становилось не по себе. Я бы дорого отдал за, чтобы проникнуть в его черепную коробку и покопаться там в его мыслях. Такой человек так просто не сдается, не отдает того, что он считает принадлежит ему по праву. Тем более в этом таежном краю люди привыкли жить по законам, которые они устанавливают сами себе. Это вчера вечером мне четко разъяснил Арсений.

Совещание началось на удивление спокойно. Курбатов докладывал об итогах работы комбината, о проблемах, с которыми он сталкивается, о нехватки средств, что мешает запустить столь нужный новый цех. Его доклад звучал деловито, было очевидно, что он прекрасно разбирается в ситуации. К тому же я обнаружил, что он неплохо владеет словом; перед собравшимися невольно возникал образ отличного директора, отдающего все силы работе.

К тому моменту, как он закончил говорить, у меня сложилось мнение, что Ланиной будет сложно изменить то благоприятное впечатление, которое оставил у всех доклад Курбатова. Но я ошибся в своих прогнозах. За считанные минуты настроение собравшихся резко изменилось, она говорила в такой тишине, что казалось, что все, кто находился в этом кабинете, прекратили на время ее выступления дышать.

Такой резкой речи я от нее еще не слышал. Она не стеснялась в выражениях и называла все своими именами. Она говорила о том, что на комбинате создана система параллельного производства и сбыта продукции, организована целая сеть посреднических фирм не только в городе, но в Москве и за границей, которые занимаются поставкой изделий в обход концерна. Естественно, что вся получаемая от таких операций прибыль идет в карман организаторов этой системы. Все ждали, что она назовет фамилии, но Ланина почему-то медлила. Если она делала это сознательно, если это был тактический ход, то пауза у нее получилась просто замечательной. Курбатов уже не скрывал обуявших его чувств и смотрел на нее с откровенной ненавистью. У меня даже возникло опасение, что он может наброситься на нее прямо тут. И хотя я находился неподалеку от того места, где разыгрывались главные события, но пробраться туда, если вдруг что-то произойдет экстраординарного, сквозь стену плотно сидевших людей будет совсем не просто.