Опрокинутый мир. Тайны прошлого – загадки грядущего. Что скрывают архивы Спецотдела НКВД, Аненербе и Верховного командования Вермахта - Леонид Ивашов

Характерна для буддийского культа также древняя медитация, в том числе и практика известной йоги, которая является плодом невысокого состояния ума, еще мало развитого и не способного к анализу явлений.

Древняя философия бытия, возникшая на почве простого наблюдения природы, положила начало так называемому преданию «посвященных», вследствие методов погружения в, якобы, сверхчувственное (усвоенных у мистиков язычества, гнозиса, каббализма, оккультизма и теософии), с течением времени облеклась в покрывало мистического запутанного учения, с характерными для оккультизма и масонства степенями посвящения и наличием избранных посвященных. То, что было когда-то созданием философствующего сознания древнего буддизма, отражалось теперь в искусственном погружении в бессознательные состояния, в которые приводили и приводят себя искатели мистического сверхчувственного начала.

Как утверждают медики, эти состояния можно наблюдать, в том числе в гипнотизме, сомнамбулизме и различных душевных заболеваниях, таких как истерия, эпилепсия и т. п., — то есть в состояниях психики человека, связанных с парализованным и угнетенным действием коры головного мозга — органа нашего сознания.

Так, в поведении новейшего индусского «святого» Рамакришны, прославившегося своими погружениями в область якобы сверхчувственного, психиатры обнаруживают все признаки истерика. Например, он погружался в свой транс («самадха», т. е. созерцание), вследствие фиксации глаз, такое явление в точности наблюдается у истериков. У него были выявлены также вполне типичный признак истерика: ощущение как бы шара, подкатывающегося снизу к горлу.

«Между показаниями наших сомнамбул и тем, что сказано в Ведах о йогах, — говорит немецкий оккультный писатель Карл Дюпрель, — так много параллелей, что в обоих случаях, очевидно, говорится об одном и том же. Когда в Ведах говорится, что кто-то соединяется с Брамою, у того взор направлен к межбровью, — то уж по одному этому внешнему признаку можно догадываться, что речь идет о сомнамбулизме, в котором зрительные оси всегда бывают направлены к переносице. В таком состоянии, согласно Ведам, в «лоне сердца» пробуждается внутреннее лицо, отличное от лица, живущего бодрственной жизнью»[46].

В числе средств для достижения «самадхи» Макс Мюллер также отмечает: задержание дыхания, сохранение тела в неподвижном положении, фиксацию глаз на одном предмете и т. д. Таких упражнений множество. Например, так называемая поза «лотоса» представляет собой следующее: правая нога кладется на левое бедро, а левая на правое, руки скрещены, два больших пальца крепко держатся один за другой, подбородок опускается на грудь; сидя в такой позе, человек устремляет взор на кончик носа. Вообще, Макс Мюллер находит, что «йоги производят искусственное гипнотическое состояние»[47].

В некоторых случаях такой самогипноз доходит до истерической летаргии. Это есть знаменитый «сон йогов», почитаемый буддистами как достижение высшего совершенства и блаженства, когда человек, не будучи мертвым, не сознает уже ничего из окружающего мира. Упражнения для достижения этого разнообразны, но сущность всех одна: утомить сознание однообразным напряжением тела, связывающим кровообращение. После ряда таких упражнений приступают к задержке дыхания, которое доводится почти до полной его задержки. В результате получается состояние, в котором йог ничего не чувствует и не сознает. По определению баварского медика Макса Шлейс-фон-Левенфельда, это и есть истерическая летаргия. Йоги могут находиться в ней по целым месяцам, причем их можно даже зарывать в землю, а потом опять вырывать и возвращать к жизни.

Если же речь зашла о способах достижения медитативного состояния, то весьма востребованными здесь оказывались методы воздействия на кору головного мозга различных наркотических и алкогольных средств. Так, описание тибетского «святого» из ряда тех, которые не брезгуют общением с «зелёным змеем», можно найти в книге Оссендовского. Святейший друг Джа-ламы Джебтсунга: «Живой Будда, Его Святейшество Джебтсунг Дамба-хутухта-хан… Личность Живого Будды произвела на меня двойственное впечатление, но ведь все в ламаизме имеет двойную сторону. Умный, проницательный, энергичный, но одновременно подвержен безудержному пьянству, отчего и ослеп… Этот вечно пьяный слепец, с восторгом слушающий набившие оскомину оперные арии, любящий попугать своих слуг током от динамомашины, жестокий старик, не моргнув глазом убирающий своих политических врагов, держащий народ в невежестве и обманывающий его своими пророчествами и предсказаниями, наделен, тем не менее, сверхъестественными способностями»[48].

Что ж, на фоне подобного «молитвенного делания», уничтожающего личностное начало в человеке, более чем уместной оказывается традиция жертвоприношений, совершаемых тибетскими ламами в состоянии транса и приписываемых, как само собой разумеющееся, не себе, но воле власть имеющих духов. По свидетельствам очевидцев традиция жертвоприношения у буддистов, исповедующих тантру, сохранилась вплоть до XX века, не исключено, что существует и доныне. Обратимся к некоторым источникам.

«В августе 1912 года после боя в китайской крепости Кобдо монголы захватили 35 китайских торговцев (не солдат, заметьте, — купцов). Над ними было решено исполнить древний тантристский ритуал «освящения знамен». «Созывая народ в гудящие раковины, ламы вынесли обтянутые человеческой кожей дамары-барабаны, музыкальные инструменты из полых человеческих костей, горшочки с кровью для демонов. Ламы высокого и низкого рангов одинаково с трудом пробирались сквозь толпу… Проворно донага раздели жертвы. Руки и ноги им заломили за спину, голову откинули назад, привязывая косицу к связанным рукам и ногам так, чтобы торчала вперед грудь жертвы. Громче забормотали молитвы и заклинания ламы, поспешнее становилось жуткое пение. Вперед вышел Джа-лама (воплощение великого Махакалы, или Чернобога), как все ламы, с непокрытой головой, в красной мантии. Пробормотав слова молитвы, он встал на колени перед первым из связанных китайцев, взял в левую руку короткий серпообразный жертвенный нож. Мгновенно левой рукой вонзив нож в грудь, Джа-лама вырвал правой все еще трепещущее сердце. Хлынувшей кровью хайлар-монголы написали на полотнище «формулы заклинаний», которые гарантировали бы монголам помощь докшитов, оценивших их победу. Потом Джа-лама положил окровавленное сердце в приготовленную габалу — чашу, которая на самом деле была оправленной в серебро верхней частью человеческого черепа. И снова крик новой жертвы, пока, наконец, все пять знамен не были расписаны кровью сердец. Коротким ударом ножа в череп вскрывали его ламы, опуская тут же теплые мозги в габалу к мертвым сердцам… В ужасе отшатываясь в начале, зрители вскрикивали что-то в знак одобрения, словно зажигая в душе свой маленький огонь… Настал черед следующих пяти жертв, в том числе пленного сарта. К нему первому подошел Джа-лама. Пронзительное «аллах-иль-аллах» разнеслось по долине, когда он шилообразной человеческой костью вскрыл сарту артерии и стал выпускать хлынувшую кровь в габалу. Сарт умирал, как истинный мусульманин: он бормотал предсмертную молитву, обратив взор в сторону родных мест, пока не упал на траву. Его четверым товарищам было не лучше: медленно истекали они кровью. Джа-лама обрызгал ею, кровью умиравших врагов, стоявших поблизости и дрожавших от страха цириков (солдат). Бездыханных жертв бросали в костер.»[49]