Мотылек и Ветер - Ксения Татьмянина

— Сапожки купила? Красивые.

Похвалила сама себя, что успела заметить раньше, чем девушка начнет хвастаться. Проявила внимательность «подружки». Но та махнула рукой, сказала пренебрежительное: «а-а…» и выдала дальше:

— Он тебя все-таки бьет?

— Катарина, нет. Я же сказал тебе…

— А с чего рожа такая? От большой любви нарыдалась, от счастья?

— Другая причина. Только о ней я не хочу сейчас…

— Докажи. Чего там у тебя может быть за причина? Ну, скажи.

Катарина осталась недовольна молчанием. Шаги ее стали еще резче, «морозную мяту» выдыхала с фырканьем. Раздраженная, сердитая, но красивая. Деньги добавили ей лоска, сняв с образа налет бедности, — вещи подобраны со вкусом и качеством, ухоженность проявилась. Лицо посвежело, макияж ярче, а на руке без перчатки, в которой она держала испаритель, блистал маникюр. А волосы, явно немного подстрижены, прическе придана форма, — и как я не заметила этого в первую очередь? Щелкнув кнопкой и спрятав испаритель, она решительно заявила:

— Ты мне должна. За свое свинство с Викингом, и я на тебя обижена, и ты мне должна. За это. Вставай, перейдешь на другую лавку.

Ее решительности противостоять трудно. Она задумала пытать меня?

— Ты сидишь здесь. Не спорь, я ведь все равно это сделаю. Я хочу проверить твоего Прынца и убедиться, что он не козел, хотя все мужики козлы. Ясно? И ты будешь свидетельницей. Попробуешь поиграть в чистоплотность и вякать про «подслушивать плохо» я вцеплюсь тебе в волосы и разобью нос за вранье — ханжей ненавижу. Ты. Сидишь. Здесь. Я иду ловить Юргена. Если он последняя тварь, то ты убедишься в этом а не будешь меня обвинять, что я его очерняю. Я же все равно докопаюсь. А будешь послушной, обещаю — прощу и не вспомню, что ты меня так подставила.

— Иди, раз к стенке приперла. Соглашаюсь потому, что предчувствую — что бы ты Юргену не приготовила, он справится.

— Уши не затыкай. И после поговорим.

Я малодушно оправдала свое послушание тем, что это игра а не подлое недоверие. И пришлось признаться, — захотела увидеть Юргена в другой ситуации. Не когда он со мной, влюбленный, добрый и хороший, а с той же Катариной. Как станет отвечать? Последний их контакт был недружелюбным, он оттаскивал девушку за воротник и обзывал «помойкой». Хорошее объяснение — меня защищал, но сейчас-то меня рядом как бы нет. Нет свидетелей. Захочет повести себя по-хамски, — ничто не мешает. Вместе с этим любопытством уживалась уверенность, — Юрген не поведет себя недостойно. Я буду сидеть и слушать только ради того, чтобы убедиться в этом на конкретном примере.

Меня от тротуара вдоль подъездов отделял высокий кустарник, а если сидеть на краю лавки, как я, то и с открытой стороны не сразу можно заметить. Он пойдет с остановки, завернет из-за дома… Спустя несколько минут услышала:

— Эй, погодь! — Катарина даже свистнула. — Суицидник, притормози, разговор есть.

Она нарочно встала так, чтобы быть в зоне слышимости, даже при тихих словах. Не к Юргену пошла, а ждала его приближения. А он не сделал замечаний не на кличку, не на свист. Я услышала «туп-туп-туп» тяжелых ботинок и вопрос:

— Какой разговор?

— Да так, пару моментов прояснить надо. Конфетки у старосты все равно еще нет, так что не лети.

— Говори, раз надо.

— Ты меня знаешь, Прынц, у меня язычок ловкий, и я даже таких недотрог как Ириска разболтать сумею. Вытащила из нее недавно признание, — девушка вкрадчиво понизила голос и добавила сладости, — что трахальщик ты хороший. Было бы на лбу написано, от баб бы ногами отбивался. Я вот на тебя облизнулась когда-то, а счастья не попытала. Зря выходит? Или Конфетка привирает для зависти, м?

Поймав молчание в ответ, Катарина поправилась:

— Она не такие слова использовала. Я суть передаю. Между нами, девочками, не зазорно было поделиться. Покоя не стало — правда или нет?

— Хм… Давай так, Ирис врать не станет. Значит, если ты действительно от нее это слышала, то правда. Логично?

— А чего, раз такой корешок ядреный, ко мне ни разу шары не подкатывал. Не сходится.

— Катарина, — у Юрегна сменился тон на более сухой и нетерпеливый, — провокаторша, колись, что тебе на самом деле от меня надо? О чем разговор?

— Ладно-ладно. Я тут через приятеля, и еще через одни уши, узнала, что ты человека избил. Не в драке, без ответочки, а напал и избил. Роберт наш, свет-солнышко и спаситель, тебя из говна вытащил и от ответственности отмазал. Штраф, тем и отделался. Правда?

— Правда.

— За что? Или так, с дурной головой и по пьяни?

— Не твое дело… но я тебе отвечу, потому что ты не из простого любопытства спрашиваешь? Боишься, что псих, на Ирис подниму руку, если не так вдруг посмотрит? По личному делу избил, на трезвую голову.

— Мля, ты маньяк… — Катарина продолжила еще четырьмя словами, от всей души обозвав Юргена. — Я до всех твоих тайн докопаюсь, найду как, и Ирис все выложу. Тебе веры нет, урод, где раз по личному делу, так и два по личному будет. Ты хоть и костлявый, а ей и одного удара хватит, поломаешь. Свали по-хорошему. Я все равно донесу, а надо, и приукрашу. Я все сделаю, чтобы Конфетка от тебя подальше держалась. Плевать станет в твою сторону… И не думай, что не выйдет! Ты плохо знаешь женщин!

— Катарина… хватит.

Она замолчала. Я догадывалась, что та ждала угроз, вспышки раздражения, чего угодно — только не такого спокойного и понимающего «хватит». Даже мне стало зябко, — Юрген так это сказал, будто раскусил спектакль и знал, что я в пяти шагах за плотным кустарником. Провокация провалена, и он устал подыгрывать.

— Видно же, что врешь, не старайся. Я люблю Ирис и не обижу ее. И тебе она дорога, раз из кожи вон лезешь, чтобы меня проверить. Угадал? Если по честному в подружки к ней набиваешься, я тебе тоже друг.

— Ты дебил? Я что, поверить должна?

— За «помойку» извини, обещаю не грубить, если не станешь зарываться. И тайны твоей не сдам, хоть и грозился.

— Мля… мля… — Катарина так это произнесла, будто пританцовывала от нервов в этот момент. — Заткнись… не, говори — от кого узнал?

— Герман же в Яблоневом живет. Там про «Красный лак» до сих пор вспоминают, но о тебе он только мне сказал.

— Все, теперь точно заткнись… И грабли свои убери!

— Жми, не кусаюсь. Мир или не мир?

— Я те не мужик, ручкаться… Давай поцелуем скрепим.

Юрген засмеялся и сказал:

— Про горбатого и могилу — твоя история. Что там еще за второй момент? Давай проясним и пойдем — до собрания минут десять.

— Пошел ты…

— Я пойду. А ты тут торчать останешься?

— Тройку затяжек сделаю, и все. Вали уже, Прынц доморощенный!