Украсть ведьму - Валентина Гордова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Первый раз ты в меня свои силы влила, я понял. А во второй что случилось?
Мягко спрашивал, осторожно, давить не желая. Словно и не спрашивал, а просил ответ дать.
И я сказала:
– Удачу повелителя тебе передала. Силу, скорость, сообразительность… всё, что в голову приходило, у него забирала, тебе отдавала.
А вот о том, что не свою силу в него вливала, а у всех ведьм по капле взяла, говорить не стала. Хватит с меня откровенности, и так сердце болезненно сжимается и кровью обливается.
Теперь у демона не только руки, он весь напряжённый был, а из-за этого каменный и откровенно неудобный.
Вздохнув тяжело, сползла на постель. Сагар не стал удерживать, наоборот, тут же рывком сел, на ноги поднялся, отошёл на шаг, словно стремясь как можно дальше оказаться. Но почему-то не ушёл.
Посмотрел тяжело, с болью непередаваемой… от взгляда его мне самой ещё больнее стало.
– Иди, – улыбнулась уголками губ, на большее сил не хватило.
– Я вернусь, – пообещал повелитель с железной решимостью, твёрдым намерением слово сдержать.
Кивнула, не стала отвечать. Легла на бок, ладонь под щеку положила, грустно на него посмотрела. Сагар на меня – с горечью, сожалением и нерешительностью. Я, как ведьма, точно видела: рвало его пополам, с одной стороны желание со мной остаться было, с другой – долг перед народом, который ему теперь возглавлять.
Сагар был гордым и принципиальным, а ещё ответственным. А потому шагнул к двери тяжело, будто заставляя себя шевелиться, будто и не шаг сделал, а сквозь терновник продраться пытался.
– Не исчезай, Леся, – не попросил – практически взмолился.
Гордый демон… и молит. Можно было бы даже гордиться собой, да только душу рвёт и тяжесть на груди такая, что дышу едва-едва. Из последних сил сдерживаюсь, чтобы не разреветься, чтобы боль свою не показать. Он же тогда точно не уйдёт, а я… Я дышать не могу.
– Дождись меня, – последняя просьба, а в ней обещание вернуться, не смотря ни на что.
Сагар ушёл… вместе с ним исчезла частичка моей души. Там, где и без того всё раздроблено и сломано было, остался последний целый кусочек. Совсем маленький, сверкающий совсем тускло, едва не гаснущий. То была надежда на спасение своей семьи.
Ничего во мне не осталось, всё сломали. Всё растоптали, магией выжгли безжалостно.
А надежда жила. Её последний лучик. Самый-самый последний, тот, что вместе с жизнью моей угаснет.
Откуда силы подняться взялись, я и не знаю. Но села, посидела, потом ноги свесила и на пол встала. Платье на мне не моё ритуальное было, а чёрное, из ткани мягкой и приятной, по демоническому обычаю кружевом искусным расшитое.
Стянула, да без сожаления на стуле лежать оставила. Вместо него из сумки свои родные вещи достала, сначала тонкую длинную рубашку, за ней серое платье в пол. Туфли на ноги, по волосам гребнем прошлась и распущенными оставила, не было у меня сил их убирать.
Тут в открытом окне показались две морды на метле.
– Недоброе задумала, – сходу понял Вездефор, не зря семейным вороном был, он ведьм с одного взгляда понимал.
– Куда пойдём? – анчутка тоже сообразительным оказался.
– Пока никуда, – ответила ровно, – от дома не отходите.
И с этими словами я на улицу вышла, да так и остановилась, нахмурившись.
Не Сагара это дом был. Его вместе с остальными в стороне находился, выше по реке. Этот тоже у самой воды стоял, но… раньше его здесь не было.
– О, Леська! – Эдон как раз сюда шёл, а при виде меня съестным заложенный деревянный поднос в одну руку переложил, вторую вверх поднял и мне помахал, радостно улыбаясь. – Я ж обещал тебя кормить, вот, иду обещание выполнять.
Мне радостно не было. На удивление вообще никаких чувств сейчас внутри не было, словно закончились, вышли все.
Лишь только сожаление кольнуло, когда я, глядя на подходящего демона, выдохнула едва слышно, губами не шевеля:
– Амо вэл нон, тиби рефеларе омнем веритатем.
Заклятье искренности ощутимо не воздействовало, вот Эдон ничего и не понял.
– Давай на улице посидим, – я к нему навстречу шагнула, улыбку выдавила.
– Давай, мне-то что, – пожал могучими плечами грозный монстр.
Устроились мы прямо на мху, поднос Эдон между поставил, сам же с него копчёную колбаску стянул и с аппетитом уплетать взялся, щедро мне предложив:
– Ты не сиди, а ешь. И так дохлая, как мертвяк, смотреть больно.
Я не спорила, мне сейчас жизненно необходимо было его на откровенный разговор развести так, чтобы он ничего и не заподозрил.
– А ты что же, много мертвяков в жизни видел? – озадачилась наигранно, забирая прямо пальчиками, потому как вилки не имелось, кусок жаренного на костре мяса размером с мой кулак.
– Да уж достаточно, – громко хмыкнул рогатый, посмотрел на меня насмешливо и подковырнул, – явно побольше твоего, неженка.
Вот на это я отвечать не стала, откусила, прожевала и снова заговорила.
– И где же ты их видел?
– Знамо где, – громадная лапища ещё одну сосиску утянула. – На войне, Леська.
– Ты был на войне? – вот теперь уже удивилась искренне, брови вскинула, выжидающе на Эдона посмотрела.
Тот ответил мне снисходительно-насмешливым взглядом.
– Мы все были, – сказал спокойно, – и не раз. Сагар водил.
От такого откровения у меня мороз по спине пополз. Поёжившись, нахмурилась и спросила:
– И с кем воевали?
И почему-то напряглась в ожидании страшного ответа.
Предчувствие не подвело.
– Много с кем, – Эдон плечами пожал так, словно это ничего не значило. – Изначально Донгреф самой маленькой территорией на Кахехаре был, сейчас вторая по размерам.
Я нахмурилась сильнее, покосилась на несчастное мясо в руке. Аппетита и без того не было, сейчас ком в горле образовался такой, что я едва ли в себя кусок впихну.
Осторожно вернула надкусанное с краю на поднос, подняла взгляд на демона, внимательно за каждым моим движением следящего, и снова вопрос задала:
– Вы захватываете прилегающие территории?
Мне необходимо понять было.
– Захватывали, – исправил, выделив интонацией окончание.
– И когда перестали?
Демон затылок потёр, голову к небу поднял, прикинул и не очень уверенно ответил:
– Да уж лет семь сидим спокойно.
И сердце рыжей ведьмы биться перестало.
Семь лет. Снова семь лет.
И появилась твёрдая убеждённость: я знаю, почему Сагар прилегающие территории захватывать перестал. Потому что «Мы этой возможности семь лет ждали, брат!»