Смертельный лабиринт - Фридрих Незнанский

И снова без подписи. Почерк — тот же. Словарный запас ругательств хоть и ограниченный, но используется на всю катушку, не стесняясь повторов. То есть выдумки маловато.

Все это тоже отметил Климов, а потом взглянул на Марину. Лицо ее было неестественно серым, словно присыпанным пеплом. Какой ужас! Ну нельзя же так реагировать на подобную грязь!.. А как надо?.. Что смог сказать Сергей?

Да ничего. Он просто обнял Марину одной рукой и притянул к себе. Прижал к груди, поцеловал в висок и тихо сказал:

— Плюнь и разотри. И забудь. Ничего не было, и ты ничего не читала, ясно?

— То есть как?! — воскликнула она и резко отстранилась от него, глядя с возмущением, почти с ненавистью. Или так ему показалось. Но Климов вдруг почувствовал, что не владеет ситуацией. Более того, он даже способен потерять над собой контроль. И вот уже тогда они оба, так ни до чего и не договорившись, наделают непоправимых ошибок.

Сергей сделал вид, что еще раз пробежал письма глазами и задумался, как бы разыгрывая для себя различные варианты реагирования на эту мерзость.

Неожиданно явилась мысль: а зачем Морозов сохранил эти письма? Он что, поверил, что угроза могла осуществиться, и тогда эти «писюльки» стали бы у него фактами для обвинительного заключения? Значит, все-таки поверил? Или, хорошо зная автора «текста», просто плюнул на этот бред с высокого потолка и оставил в архиве, подчиняясь выработанной привычке? Кстати, в первом письме речь шла еще о каких-то письмах, надо будет внимательно все просмотреть…

— Ты думаешь, она могла осуществить свою угрозу? — спросил он. — Ты понимаешь, о ком я говорю?

— Прекрасно понимаю. Но я ни в чем не уверена. Оскорбленная женщина… Впрочем, тебе виднее, ты с ней разговаривал. А я только видела пару раз. Но на меня она не производила впечатления закоренелой злодейки…

— Послушай, Маришенька… — Климов оглянулся, Кузьмин все не возвращался, видно, Грязнов с Турецким задержали его с этими геями. — Во-первых, почему ты уверена, что это писала Зоя, а не кто-нибудь еще? А во-вторых, мы тут с тобой вдвоем. Я все понимаю, и твои чувства тем более. Надеюсь, и ты понимаешь, что я не верю ни одному слову?.. Но готов повторить: что случилось бы, если бы эти два письма пропали? Исчезли еще на почте? Не дошли по адресу? Ни-че-го! Их не было, можем же мы позволить себе так считать или нет? А доводить уголовное дело до логического завершения все равно ведь придется. Так я хотя бы буду теперь твердо знать, с кем имею дело! К тому же в гневе сказанные слова — не доказательства. Подумай…

— Он мне рассказывал о том, что поссорился со своей изрядно надоевшей ему «детской привязанностью». То есть с Зоей. Видимо, она рассчитывала на него, а он ее подставил, бросил. Отсюда и ярость. Только я-то при чем? А в общем, что я теряю, узнав о себе из частного письма этой оскорбленной мерзавки такое, что и в дурном сне не приснится? Собственную честь? Нет. Твое уважение и любовь? Надеюсь, тоже нет.

— Как тебе не стыдно!

— Будь реалистом. Может быть, уважение коллег, в случае если письмо будет предано следствием огласке? Вот тут, кстати, вполне возможно. Но полагаю, что вы все-таки — порядочные люди. Иначе разочарование было бы слишком тяжким для меня.

— О чем ты говоришь? Перестань немедленно!

— Сережа, тебе трудно понять, что может чувствовать женщина, когда ее так… когда ее ни за что ни про что прикладывают мордой об асфальт…

— Ни черта подобного! Если даже сто человек скажут мне, что я пьян, а я твердо знаю, что не пил, я эту сотню пошлю так далеко, что мало не покажется.

— Я согласна, но… Но ложь слишком прилипчива, как всякая подлость…

— Уважаемые, чего вы так кричите? — спросил вошедший Кузьмин. — На улице слышно. Сергей, тебя просит подойти Грязнов. По поводу родителей Морозова. Ты говорил, что знаешь, где их найти? А мы с вами, Марина, давайте заканчивать. Тут на полчаса работы, не больше, так что попробуем в темпе, а то слишком затянули. Наверху уже опечатывают квартиру.

— Мариша, я быстро — туда и обратно, — сказал Сергей, отдавая ей письма.

Марина резко отстранилась.

— Передай их Турецкому. Пусть читает. Без всяких моих комментариев.

— Ну смотри, — сердито выдохнул Климов и быстро вышел из подвала.

— Что у вас тут произошло? — спросил удивленный Кузьмин.

— Два чрезвычайно неприятных, оскорбительных для себя письма я обнаружила, — неохотно ответила Марина, складывая и связывая пачку с письмами. — Отмечайте, Витя: личная переписка в количестве… потом сами подсчитаете, а примерно сотни полторы-две экземпляров. Место на полке — девятое, вот пастой написано. Скрупулезный был товарищ… — недобро усмехнулась она. — Поехали дальше, а то действительно у меня бездарно пропадает целый рабочий день.

— Ну вы уж извините нас, Марина Эдуардовна, дело такое, без вас мы бы неделю возились…

— Добрый вы человек, Витя, спасибо, утешили. — Марина через силу улыбнулась и принялась снова за разборку.

— Вот и хорошо, это вам больше идет! — поощрительно подмигнул Марине Кузьмин.

— Что именно?

— Улыбаться…

3

Оперативная группа была уже во дворе. Эксперты-криминалисты, ехавшие на Петровку, 38, садились в свой микроавтобус. Грязнов разговаривал с майором милиции из Бабушкинского ОВД и довольно миловидной пожилой дамой — очередной представительницей ЖЭКа. Турецкий курил, сидя боком на пассажирском сиденье своего синего «Пежо».

Климов подошел, молча протянул ему два письма.

— Это что?

— Это вам надо обязательно прочитать.

— Ладно. — Турецкий выпустил струйку дыма изо рта и хотел сунуть письма в карман куртки, но Климов остановил его руку.

— Желательно сейчас, — мрачно сказал он.

— Хорошо. — Турецкий равнодушно пожал плечами. — У вас там еще долго?

— Думаю, за час с небольшим управимся.

— Витя сказал: максимум полчаса, а если постараться…

— Это ему кажется… Если второпях сделать, то потом вдвое больше времени придется потерять.

— Ну правильно, он же — опер. А ты чего хмуришься? Из-за этого, что ли? — Он тряхнул письмами.

— Прочитайте…

— Вот пристал! Ну хорошо, нет проблем.

— Как раз ничего хорошего, — пробурчал Климов, а Турецкий озадаченно посмотрел на него и обратился к письмам.

Александр Борисович профессионально пробежал глазами одно письмо, другое, еще раз вернулся к некоторым фразам. Спросил не глядя:

— Марина э-э… Эдуардовна видела?

— Она и потребовала, чтобы я их передал вам. Она их сама и обнаружила…

— Сережа, — помолчав, спросил Турецкий, — только честно, у тебя было желание ликвидировать их? — И вот тут уже Александр в упор уставился на Климова.