Тревожный Саббат - Алина Воронина

Вскоре ход разделился на две ветки.

— Все хорошо, — улыбнулся Асмодей и достал сталкерскую карту. — Вот, смотри. Мы сейчас как раз на перекрестке двух улиц — Верхнеполянской и Старокупеческой. До доходного дома, который принадлежал Ницшеанцу, примерно сто-двести метров.

— Это недалеко, — прошептала оробевшая Ким.

— При такой хорошей сохранности хода — да. Я предполагаю, что мы дойдем до этого пресловутого дома и увидим дверь с сокровищами. А уж как ее открыть, предоставь мне.

Некоторое время все было хорошо. Затем Заратустра как будто сглазил. Ход стал уже и ниже. Появились небольшие завалы, закапала вода. Начал ощущаться недостаток воздуха, и у Ким закружилась голова.

Каждый думал о своем. Асмодей шел и видел перед собой Инну. Такой, какой она была в клубе сталкеров — в коротком камуфляжном платье, с длинными пепельными косами и широко раскрытыми зелеными глазами. Асмодей думал о ней и не мог дышать, как будто в горле встал ком. Неожиданно ему, сильному и мужественному сталкеру, захотелось рыдать, уткнувшись ей в плечо. Заратустра вспомнил, как Иней поддалась зову мертвого города и едва не утонула. Вспомнил свою ложь о Ерше, которая привела к разрушительным последствиям. И как Инна буднично, но, не скрывая радости, сообщила, что выходит замуж за его друга.

Больше Асмодей ее не видел и старался не вспоминать. Он не разлюбил и не возненавидел, просто перестал дышать только ею.

Ким же думала о смерти. О том, как совершить самоубийство наименее болезненным способом.

Внезапно они осознали, что не одни, в галерее был кто-то еще.

— Знаешь, я вообще-то не диггер, — признался Асмодей. — Меня лишь подземные реки интересовали. Ты только представь, XVII век, течет и течет полноводная Стила. В ней ловят рыбу, ходят на лодках, купаются. Хозяйки белье стирают. А в XVIII веке жители города превратили реку в помойку и канализацию. Постепенно Стила мелеет, становится все более замусоренной и грязной. А в просвещенном XIX столетии ее прогоняют в коллектор и забывают даже имя.

— Это больно. Быть всеми отвергнутой, — тихо проговорила Ким.

— Конечно. Особенно когда ты ни в чем не виноват. Это люди осквернили Стилу. Вот она и мстит, периодически прорываясь сквозь землю.

Вскоре ход превратился в лаз и кладоискатели согнулись в три погибели.

— Мы вот-вот должны выйти к доходному дому, — заверил Заратустра, стараясь скрыть беспокойство.

Пахнуло чем-то странным.

— Это сера. Мы в преисподней, — пошутила Ким.

Лаз опять разветвился на несколько ходов. Ребята озадаченно смотрели друг на друга. Как вдруг послышался шепот. Ким вздрогнула. В одном из ходов показалась человеческая фигура. И когда Асмодей навел на нее фонарь, фаерщики, не сговариваясь, бросились бежать в другой коридор. У обычного человеческого тела в одежде была голова собаки и неестественно длинные руки.

— Подземная тварь или Псоглавец, — прохрипел Асмодей.

Через несколько минут, когда они остановились отдышаться, Ким спросила:

— Что еще за тварь такая?

— На некоторые вопросы лучше не получать ответы. Да и не знаю я точно. Так, легенды и предания Верены.

— Прошу, расскажи!

— Ходят слухи, что некоторые жители закрытого города Краснокрестецка мутировали. И чтобы не смущать общественность, ученые создали лабораторию по их изучению и влиянию радиации в подземельях города.

— Вот это бред, — захихикала Ким. — Краснокрестецк уже несколько лет как открыт и полуразрушен. Так что ничего особенного там нет, а уровень радиации совсем не опасен.

— Вот и думаю по-другому, — сказал повеселевший Асмодей. (Проход снова расширился, и они шли почти в полный рост) — Подземные твари, колдуны, ведьмы и лесные человечки — исконные жители Верены. Это ведь и в летописях отражено. Изначально наш город населяли карлики и люди с песьими головами. Поэтому так поселение и назвали — Верена. Верь в чудо.

— Неужели родители Инея испугались псоглавца?

— Не думаю. Они были крепкими и очень выдержанными по рассказам Инны. А еще… — Асмодей замолчал, потому что ход снова разветвился на два коридора.

В правом ребята увидели железную дверь.

— Мы должны быть под доходным домом, — воскликнул Заратустра.

— Я не верю тебе, — проронила Ким.

— Не веришь? — опешил Асмодей. — Да что ты, девочка? Я ведь засекал время и вообще отлично ориентируюсь в подземельях. Мы находимся прямо под домом Ницшеанца. Именно здесь он спрятал свои сокровища, верь мне. Надо только открыть дверь и взять их. И знай, я делаю это и ради тебя! Никогда не хотел играть тобой втемную. Я мечтаю только о счастье для всех. Для тебя, Чайны, Ингрид. Вы — мои друзья.

— Счастье для всех, и пусть никто не уйдет обиженным, — усмехнулась Ким. — Это опасные игры, сталкер. Сколько сейчас времени?

— Наверное, половина девятого.

— На моих часах уже три, — холодно сказала девушка.

— О, и на моих. Странно. Ну, да ладно, займемся дверью. Еще раз говорю, мы — друзья, я помогу тебе.

— Нет здесь никакого клада, — выдохнула Ким. — Надо уходить. Это подземелье — очень страшное, выморочное какое-то.

— Много ты повидала подземелий, — отмахнулся парень, орудуя отмычкой.

Ким присела и прижалась ухом к двери:

— Слышишь? Тук, тук, тук — как будто стук копыт.

— Это черти ходят, нас поджидают, — усмехнулся сталкер.

Наконец, дверь распахнулась, и оба едва не закричали от разочарования. Потому что увидели совершенно пустую маленькую комнату с высоким зарешеченным окошком. Рядом стояла ветхая деревянная лестница.

— Я только сейчас поняла, — тихо проговорила Ким, — только сейчас, оказавшись в подземелье. Ницшеанец слишком сильно любил жизнь, мечтал о Шаолине. Он не мог спрятать сокровища в катакомбах.

Заратустра молча стоял, опустив голову. Страх усилился, нечто давило на психику.

Наконец он взял себя в руки:

— Что ж, приключение необычное у нас получилось. Мои друзья, сталкеры, поседели бы от зависти. Надо выбираться. Не судьба, видно, взять этот клад. Заколдованный он.

Ким воспряла духом:

— И правда. Но мне до смерти не хочется возвращаться в это жуткое подземелье. Давай вылезем через это окошко. Ты ведь сможешь выдавить решетку?

— Попробую. Сейчас залезу и посмотрю, куда хоть выходит этот лаз.

Стук копыт усилился, но фаерщики уже не обращали внимания ни на что. Ким придерживала лестницу, а Заратустра взобрался наверх. Несколько минут он напряженно вглядывался, бледнея.

— Что там? Что? Не молчи!

Асмодей начал задыхаться. Казалось, он на грани обморока.