Я была Алисой - Мелани Бенджамин

Зажмурившись, я отвернула голову, но не смогла сдержать слабого стона, исторгшегося из самого сердца. Я так долго сдерживала свои истинные чувства, что каждый мускул, каждая часть моего тела обнажились и затвердели. Почему я не могла быть там? Почему не могла сесть в карету… нет, не в карету — в поезд! — и помчаться в Осборн, затем украсть лодку и, сев на весла, самостоятельно доплыть до острова, подойти к дому и потребовать, чтобы меня провели внутрь?

Я пала духом. Только сейчас я осознала истинное значение этих слов, ибо дух мой действительно пал, измученный тревогой. Порой мне казалось, я не выживу, сердце мое разорвется, не сможет более выносить страх и тоску. Молчал мой голос, но только не сердце. Каждый его удар был воплем.

— Мама желает, чтобы сегодня вечером ты спустилась к ужину, — мягко сказала Эдит, поглаживая мои руки.

— Желает?

— Велит, если хочешь. Она против того, чтобы ты и дальше оставалась у себя. Ты же знаешь, что она об этом думает. И боюсь… боюсь, ей не хочется видеть тебя в плохом настроении, поскольку она не признает твои истинные чувства к принцу.

— Естественно. Может, она пожелает, чтобы я, к всеобщему удовольствию, еще и весело станцевала?

— Алиса, — Эдит прижалась щекой к моей руке, стараясь меня успокоить, — по крайней мере ты не растеряла свое остроумие. Значит, не все так плохо.

Я улыбнулась сестре, глядя в ее обеспокоенное лицо.

— Нет, так далеко я еще не зашла. Понятно, что никому от моей хандры у себя в комнате лучше не становится — и Лео меньше всего. Но Боже, как же мне хочется быть с ним! Ну почему я лишена возможности находиться с теми, кого люблю, особенно когда они страдают? Мне невыносимо думать, что он, возможно, боится, страдает от боли, и это без меня. Вдруг… вдруг я ему нужна, вдруг ему тяжело без меня. Я сильнее его, гораздо сильнее. И я поделилась бы с ним своей силой, если б мне только это было позволено! — Мое сердце подскочило к самому горлу, глаза наполнились слезами, которые я не смогла сдержать, и они пролились, облегчая мне душу, давая выход моим страху и тоске. Обняв сестру, я прижала к себе ее теплое живое тело и позволила себе выплакаться у нее на плече. Наконец мне не нужно было молчать. Боль осталась, но слезы все-таки принесли облегчение, и на меня опустилось странное умиротворение.

— Ах, если бы и я могла передать ему хоть часть своей силы, я бы сделала это. — Эдит вытерла свои слезы и высвободилась из моих объятий. Не выпуская мою руку из своей, она пододвинула ко мне другое кресло и села.

— Знаю, — улыбнулась я. Эдит дышала здоровьем. Розовощекая, с приятными округлыми формами, она напоминала деревенскую молочницу. Я, к сожалению, была склонна к худобе. Черты моего лица гораздо более острые, а от отсутствия аппетита последние несколько недель моя внешность лучше не стала. Если — когда — Лео вернется, то может меня испугаться. Под глазами у меня образовались синеватые круги, которые не мог скрыть даже свет, падавший от свечи. — Сколько времени? — Я вдруг заметила, что за окном темнеет.

Эдит посмотрела на приколотые к ее платью часики с бриллиантами:

— Половина пятого.

— Мне пора. — С усилием оттолкнувшись от кресла, я поднялась и подошла к туалетному столику. Ущипнув себя за щеки, пригладив волосы и заколов несколько прядей, я, насколько это было возможно, привела себя в порядок. Затем позвонила Софи.

— Алиса, так ли необходимо тебе идти сегодня? Разве не… разве он не поймет тебя, если ты отправишь ему записку, объяснив, что сегодня больна? — Потемневшие глаза Эдит смотрели с тревогой. И подозрением.

Я отвернулась, чтобы она не видела моего лица.

— Нет, мистер Рескин — очень требовательный преподаватель. По его мнению, я мало внимания уделяю эскизам. Хотя это, право, желанное отвлечение. Там я… я совсем не думаю о Лео! — Резко развернувшись, я выдавила из себя улыбку и снова посмотрела сестре в лицо.

Однако мне не удалось ее провести. Качая головой, она положила ладонь на мою руку, и как раз в этот момент в дверь постучала Софи. Она вошла с моей меховой пелериной, шапкой и муфтой.

— Алиса, хочешь, я пойду с тобой? Мистер Рескин любит мое общество, — предложила Эдит обеспокоенным тоном.

— Конечно, любит. Но это просто урок рисования, и тебе ни к чему там скучать. — Повернувшись к Софи, которая застегивала на мне пелерину, я услышала сдавленный вздох сестры.

— Постарайся по возможности получить удовольствие. Если будет известие из Осборна, я сообщу тебе.

— О да, пожалуйста! Спасибо! — Я обвила Эдит руками, расцеловала в обе щеки и выбежала, оставив ее, расстроенную, стоять возле туалетного столика.

Когда я летела вниз по ступеням (мистер Рескин не любил, когда я задерживалась), у подножия лестницы вдруг появилась мама. Поразительно, как ей это удавалось, как она умела внезапно появляться, без звука, без шороха юбок или скрипа корсета.

— Алиса.

— Да, мама?

— Тебе, полагаю, лучше? — Склонив голову набок, она окинула меня холодным, оценивающим взглядом.

— Да, мама.

— Хорошо. Я против того, чтобы молодые дамы завтракали, обедали и ужинали в одиночестве. Значит, ты спустишься к ужину?

— Конечно, мама. — Я пронеслась мимо нее, на ходу натягивая черные кожаные перчатки. Софи семенила за мной. Я чувствовала, как она дрожит. Не знаю, сказала ли она маме за все то время, что служила у меня, хоть слово.

— Алиса… подожди.

В мамином голосе мне послышался робкий призыв, и я, опешив от удивления, остановилась, выбирая зонтик из большой китайской вазы возле двери.

— Да?

Я не обернулась, оставаясь стоять у двери. Мое сердце бешено забилось в надежде, в предчувствии чего-то приятного. Было слышно, как мама сделала шаг по направлению ко мне.

— Ты… то есть я хотела сказать, что сегодня никаких вестей из Осборна не было. Это на тот случай, если мистер Рескин тебя спросит.

Мои глаза наполнились слезами. Мне безумно хотелось — я изнывала от этого желания — подбежать к матери, которая обняла бы меня и, нежно укачивая, одарила бы своей любовью. Мне снова захотелось стать маленькой девочкой, единственная неприятность у которой — ссадина на колене, и излечить ее мог даже материнский поцелуй.

Однако… когда я была этой девочкой? Когда моя мать утешала меня? Я вспоминала чужое детство, не свое.

— Спасибо, мама, — прошептала я. И вышла, так и не решившись обернуться.

Что-то нереальное. Сон. Опиумный туман.

Каждый раз, являясь к мистеру Рескину в его гостиную, я ощущала все больший дискомфорт И в то же время сидела, будто загипнотизированная. Стоило лишь мне, устроившись в кресле у камина, начать послушно разливать чай, раскладывать пирожные и льняные салфетки, как на мои мысли и даже части тела словно бы опускалось какое-то странное опиумное покрывало и я переносилась в иную реальность.