Похищение на бис - Иоанна Хмелевская
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Опять Лясковская! В голове у меня снова завертелись коротенькие ножки, и я забыла, что уже в прошлом разговоре с Павлом начала подозревать то, что сейчас как раз и подтверждается. Фантастическая подстава, странное Кларино вранье! За кем она, собственно, бегает — за гадом Болеком или за Лясковским? И на кой ляд Конраду результаты обследования на совместимость с Болеком, если с почкой… без почки… нет, все-таки с почкой, лежит Лясковский?!
Тут до меня дошло, что Аня продолжает свое следствие. Павел послушно давал показания:
— Флора Каминская, в девичестве Скочигай, проходит в настоящее время курс лечения в косметической клинике, не так ли? С какого времени и когда должна вернуться?
— Из того, что сказал Конрад… Я почти все знаю со слов Конрада. Ее нет две недели, и через две недели возвращается. Нет, теперь уже через двенадцать дней.
— Таким образом, отсутствие Флоры и пребывание Лясковского в больнице совпали по времени?
— Похоже на то. Может, сговорились.
— А от кого Конрад узнал, что почка нужна Болеку и надо обследоваться, вдруг ему подойдет?
— От Клары. Такие представления устраивала, что тот сам готов был в петлю лезть, а после каждого удачного анализа ласками его, зараза, одаривала. Насчет ласк, это я так думаю, Конрад ничего такого не говорил, джентльмена из себя строит, но его так плющило — любой осел бы догадался. А как выяснилось, что это Лясковский, а Лясковскому Конрад не подходит, тут она ему шабаш ведьм по первому разряду закатила, еще похлеще, чем когда в дом не пустили.
— Откуда ошибка? Конрад знает?
— Нет, но Клара проговорилась, что гад подвел…
— Странно было бы, если бы не подвел, — съязвил Витек.
— А потом пыталась это замазать, что ее еще больше разозлило. Вот тогда Конрад и очухался.
— Так зачем же ты его в таком случае приковывал к этой… как ее… батарее?
— Отомстить рвался. Совсем башню у парня снесло. Убить Лясковского.
— Не вижу логики, — недовольно возразила Аня.
— Ну, он пока не решил. Может всех поубивать. Я боюсь, выскочит на улицу и угодит под трамвай.
— Он все еще там сидит? — забеспокоилась я. — Или уже освободился?
— Нет, я его у себя дома пристегнул. Батареи у нас старые, чугунные. И морду ему кляпом заткнул.
— А откуда у тебя наручники?
— Это еще с молодости, когда гонками увлекался. Один мент совсем от гонок ошалел, так я ему кружок дал проехать, а он из благодарности у меня в машине наручники и потерял, вместе с ключом.
Аня какое-то время раздумывала, листая свои записи.
— Секретарь бы пригодился… Минуточку. Давайте уточним Конрад узнал от Клары, что должен пройти обследование, так как Болеку нужна почка. Прошел. Кто подтвердил, что все подходит?
Павел пожал плечами.
— Не знаю. Конрад тоже не знает. Какие-то врачи, должно быть, во всяком случае, Клара так ему сказала. А раньше мамуля намекала, Флора, но та осторожно, а в основном Клара давила.
— Флора была за?
— За. При каждой встрече исподтишка так подзуживала и в этом вопросе была с Кларой заодно.
— Получается, они все друг друга знали?
— Понятное дело. Конрад Лясковских меньше, но тоже.
— Странно это, — вмешалась Малгося. — Какая-то мамуля ненормальная, и вообще, кто кого обул — не пойму, здесь гад, там Лясковский, почка и вовсе, выходит, не нужна..
— А эта Флора точно мать Конрада? — заподозрила неладное Наталка — Может, он из детского дома? Приемный?
— Да я его с рождения знаю! — возмутился Павел. — И вылитый отец, как и я!
— Здесь важен не отец, а мать…
Я охнула так, что обратила на себя всеобщее внимание.
— Ослица, — высказалась я с отвращением в собственный адрес, хватаясь за сотовый. — Старая кретинка. Есть один человек, можно сказать, очевидец! И с отцом твоим дружила, и с матерью, еще с молодости, а все из-за фамилии!
— Как это?
— Звали ее Лялька Каминская, училась вместе с твоим отцом, и еще тогда общие корни искали, всю генеалогию перерыли, если и были родственниками, то в раннем Средневековье. Но дружить от этого не перестали, без всяких там романов, нормально дружили, до самого ее отъезда. Лет сто уже как во Франции осела. Могу позвонить.
— Звони немедленно!
— А не очень поздно? — забеспокоилась Аня.
— Лялька поздно ложится, бывало, мы друг другу посреди ночи звонили.
— Тогда звони!
Я позвонила. Витек врубил громкую связь.
— Владик Каминский? — обрадовалась Лялька, и тут же радость в ее голосе сменилась грустью. — Он же давно умер!
— Да уже несколько лет тому…
— Царство ему небесное. А что?
Я кратко объяснила, что дело в почке, и спросила про позднего ребенка, Конрада, что родился после развода…
— О господи, еще как помню, разве такое забудешь?! — тут же принялась делиться воспоминаниями Лялька. — Владик тогда, можно сказать, мне в жилетку рыдал, не знал, что делать. Ты же знаешь, Владик тот еще бабник был, упокой, Господи, его душу!
— Поэтому первая жена с ним и развелась…
— И я бы развелась. Но он абы за что не хватался, выбирал, а мог себе позволить, гляди ж ты, вроде ничего особенного, а баб как магнитом притягивал, было в мужике очарование, ничего не скажешь! Да вот не повезло, сделал одной такой ребенка…
— Это была Флора? Флора Скочигай?
— Какая еще Флора? Впервые слышу. Я, считай, при этом присутствовала, он мне и плакался, представляешь, она взяла и померла при родах.
— Кто померла?
— Деваха та, мать. С младенцем на руках остался. Ой, погоди-ка, точно, женился сразу на какой-то соплячке, Флоренция ее звали. Ты о ней спрашивала? Фамилию не знаю.
— Флоренция, Флора… может быть. Значит, Конрад вовсе не ее сын?
— Ну, ясное дело!
— Холера. А мы тут голову ломали, как может мать быть против собственного ребенка! А он в курсе?
— Кто?
— Конрад.
— Откуда мне знать? Понятия не имею. Погоди-ка, а если не знает, то, выходит, я тебе тут жуткие семейные тайны раскрываю? В общем-то, мне кажется, никто об этом и не знал. Все так сошлось, второй ребенок и свадьба, скромная, без всякого шума, а Владик ни с кем не делился. Да и я тоже, к тому же скоро уехала. Ты там что-то про почку говорила?
— Да уж. Флора эта хотела у Конрада почку вырвать для чужого человека. Мы-то думали, что она такая мать-злодейка, а если получается, что вовсе и не мать, тогда понятно. Бог тебя наградит за разоблачение чужих грехов, а то мы уж не знали, что и подумать.