В плену пертурбаций - Алан Дин Фостер

Наконец выдр прекратил терзать многострадальную дуару. Установилась тишина, которую нарушал лишь шелест ветра в кронах деревьев.

Путешественники подождали, однако ни через минуту, ни через две не последовало ни единого оскорбления, ни единого язвительного замечания.

Гнетущее ощущение того, что их вынуждают тесниться на все более узком клочке земли, исчезло без следа.

– Что, струсили, лизоблюды паршивые? То-то, нашли с кем тягаться! Я еще и не разошелся как следует! – Мадж снова ущипнул струны дуары. – По-вашему, вы умеете оскорблять? Да ни хрена вы не умеете! Послушали бы то, что доводилось слышать мне, – язык бы проглотили со стыда!

– Мадж, все кончилось! Ты молодец – сломал клетку и прогнал голоса.

– Держи, паренек. – Выдр передал дуару Джон-Тому. – Я просто хотел убедиться, что все и впрямь кончилось.

– Мадж, – проговорил юноша, – у тебя есть чему поучиться.

– Ага, – выдр горделиво подбоченился. – Я рад, что ты это понимаешь. Славный нынче денек, верно?

– Сколько слов, которые необходимо поскорее забыть! – вздохнул Клотагорб. – Подумать только, до чего мы докатились – нас спасает жуликоватая водяная крыса! Сей пример лишний раз подтверждает непредсказуемость поведения нашего врага. Мы должны ожидать чего угодно, в том числе чего не можем и вообразить. Будь у меня побольше времени, я бы, разумеется, совладал с этими разнузданными молодчиками более достойным способом.

– Ну конечно, ваше препожлобие, – огрызнулся Мадж.

– Давайте не будем ссориться, – поспешил вмешаться Джон-Том. – Лично я наслушался за это утро оскорблений на всю оставшуюся жизнь. И потом, нам давно пора в путь.

Завершив сборы, юноша подошел к Маджу и с любопытством уставился на него.

– Скажи мне вот что, Мадж. Если бы твои частушки не сработали, как бы ты поступил тогда? Что бы ты использовал как последний довод?

– Наклонись пониже, приятель.

Джон-Том послушно нагнулся, и выдр зашептал ему на ухо. Юноша внимательно слушал, время от времени кивал, выражение его лица то и дело менялось. Выдр закончил перечислять наиболее сильные из известных ему ругательств и вернулся было к прерванному занятию, но тут послышался странный гул, и земля под ногами мелко задрожала. Мадж отпрыгнул в одну сторону, Джон-Том – в другую. По счастью, трещина, которая разделила друзей, оказалась шириной всего лишь около ярда.

Человек и выдр подползли к ее краям и заглянули вниз. Что касается глубины, трещина казалась бездонной. Из нее вырывалось наружу тепло; в воздухе запахло серой.

– Разрази меня гром, приятель, – пробормотал Мадж, взглянув на Джон-Тома, – я и понятия не имел, что способен так ругаться. – Он вскочил, отступил на пару шагов, примерился – Джон-Том затаил дыхание – и прыгнул. Очутившись на противоположном краю трещины, Мадж оглянулся через плечо на творение своих уст. – Чтой-то я не пойму, приятель. Раньше, скока я ни выражался, ничего такого в жизни не случалось.

– Это последствия волшебства, – объяснил Клотагорб. – Они скоро минуют. Что ж, водяная крыса, ты заслуживаешь похвалы, хоть и не проявил никаких исключительных способностей. Что ты умеешь ругаться, мы знали и прежде.

– Старый пень, – буркнул Мадж, – похвалить и то не может как следует. Я, можно сказать, спас его задницу, и вот вам благодарность.

Ладно, мы еще поквитаемся. В следующий раз обходитесь сами, без старины Маджа. На кой вы мне сдались с вашими неприятностями?

– Клотагорб со всеми такой, Мадж, – сказал Джон-Том. – Разве ты видел, чтобы он вел себя иначе?

– И то верно, паренек. Он такой со всеми – нос кверху и попер, – и начхать ему с высокой колокольни на тех, кто рядом. Коли все прочие волшебники вроде него, я рад, что мне пришлось спознаться тока с одним.

– Не торопись с выводами, Мадж. Мы еще не достигли цели.

– И что с того, приятель? Сдается мне, с двумя такими придурками, как ты и его раздолбайство, мы до нее не скоро доберемся. Хоть мы справились с пожаром и с оскорблениями. – Мадж перевел дыхание. – Коли тот психопат ни на что больше не способен, мы пойдем дальше, как по накатанной дорожке.

– Надеюсь, ты окажешься прав, – Джон-Том бросил взгляд на заснеженные горные вершины. – Однако не забывай про пертурбатор. У меня такое чувство, что все происходившее с нами до сих пор – лишь цветочки; а вот когда начнутся ягодки…

Сорбл заметил с воздуха проход сквозь первую гряду скалистых пиков, и путники направились в ту сторону. После нескольких недель пути по лесистой местности приятно было очутиться на открытом пространстве.

Колин так и рвался вперед, и Клотагорбу приходилось постоянно осаживать нетерпеливого медведя.

– Идти надо медленно и осторожно, – вразумлял чародей коалу. – Чем ближе мы подходим к пертурбатору, тем большей опасности подвергаемся.

Враг знает, что мы приближаемся. Клетка с прутьями из оскорблений служит явным тому доказательством.

– Я не боюсь, мудрец. Мне все равно, какое он примет обличье и какие воздвигнет преграды на нашем пути. Я прошел чуть ли не полсвета и предвкушаю миг, когда всажу свой клинок в сердце злодею. Он должен понести наказание за то, что натворил столько бед!

– Мы пока не знаем, каков наш враг, – напомнил Клотагорб. – Вполне возможно, он отличается наружностью от всех известных нам существ. Так что, может статься, тебе не во что будет всаживать клинок.

– Не волнуйся, старик, я найду, что пропороть, – отозвался коала.

Внезапно волшебник, который шагал рядом с ним, начал видоизменяться. – Внимание, друзья! Все повторяется заново!

– Ничего подобного, – возразил Сорбл.

– Не спорь, ученик, – произнес Клотагорб. – Я тоже чувствую перемену. – Он широко раскинул передние лапы. – Договоримся сразу: никакой паники. Мы пережили достаточно пертурбаций, чтобы беспокоиться по поводу благополучного исхода.

Если бы волшебник хотя бы догадывался о сути грядущего изменения, он вряд ли говорил бы со своими спутниками столь уверенным голосом.

Пертурбация была настолько ошеломительной, что безумие тех, кого она поразила, казалось неминуемым. Пострадали же все, кроме одного, а именно Джон-Тома, который за все то время, пока длилась пертурбация, испытал всего лишь мимолетное головокружение. Теоретически он понимал чувства товарищей, однако в силу своей принадлежности к роду человеческому не мог разделить их ужаса.

– О боже! – простонала Дормас. – Только этого нам и не хватало!

Нет, я больше не могу!

– Не говорите ерунды! – изрек Клотагорб, который, несмотря на всю свою самоуверенность, пребывал мгновение назад в полной растерянности.

– Я знаю, вам плохо, но мы выносили и не такое.

– Вовсе нет, хозяин, – простонал Сорбл. – Какой ужас! Я не могу летать! Где мои крылья! Зачем мне вот это?