Новые темные века - Джеймс Брайдл

котором держится повествование. Разоблачения Сноудена впервые связали известные программы АНБ и Центра правительственной связи и продемонстрировали, насколько запутанна и непонятна их деятельность. Разведывательные службы, прикрываясь мнимым превосходством интересов своего правительства над правами граждан, следят за каждым, и защититься от этого наблюдения невозможно.

К сожалению, никаких действий не последовало. В Соединенных Штатах предложения положить конец безосновательному прослушиванию телефонных разговоров и ограничить общий сбор данных спецслужбами, такие как поправка Амаша – Коньерса, были отклонены в обеих палатах конгресса, а другие аналогичные законопроекты застряли на рассмотрении в профильных комитетах. Американский «Акт о свободе», официально названный «Законом об объединении и укреплении Америки путем соблюдения прав и прекращения прослушивания, сбора данных и электронной слежки», вступил в силу 2 июня 2015 года, по сути, восстановив действовавший ранее «Патриотический акт». Хотя закон должен был стать нормативным ответом на разоблачения Сноудена, принятая норма практически ни в чем не ограничила возможности АНБ, и агентство могло и дальше собирать общие метаданные, то есть все сведения о сообщении, кроме самого содержания, которое несложно получить по секретному решению суда. В любом случае, этот акт, как и все предыдущие версии, принятые после 11 сентября, в любой момент можно отменить указом президента, а зарубежные операции США остались полностью неизменными. Нельзя законодательно остановить процесс, основанный на систематическом и скрытом нарушении закона. Что касается Британии, там ни до, ни после публикации разоблачений не было принято никаких законов, препятствующих слежке Центра правительственной связи за своими гражданами. Вместо этого правительство установило для газет, освещавших это дело, еще более драконовские требования цензуры, известные как «D-Notices». В условиях продолжающейся глобальной войны с террором и практически невообразимой мощи комплекса промышленной разведки протест остального мира напрасен.

В конце концов, общество никогда особо не сопротивлялось безумным, ненасытным требованиям спецслужб, и несмотря на небольшой всплеск интереса в 2013 году, люди быстро устали от все новых разоблачений и экзистенциального ужаса от происходящего. Нас, на самом деле, никогда не интересовало, чтоˊ прячется в секретных комнатах, в зданиях без окон в самом центре города; ответ – ничего хорошего. Как и изменение климата, тотальное наблюдение оказалось слишком масштабным и дестабилизирующим фактором, чтобы общество могло его осмыслить. Подобно неловким, полушутливым, но все же встревоженным разговорам о погоде, тотальная слежка стала просто еще одной паранойей в шуме повседневной жизни. Размышления об изменении климата омрачают самый погожий день, потому что в любой погоде начинаешь видеть экзистенциальную угрозу. Мысли, что все мы находимся под колпаком спецслужб, омрачают телефонные разговоры, видеозвонки, электронную переписку или личные беседы. Тень падает на все, чего бы мы ни касались. И последствия настолько глубоко въелись в повседневную жизнь, что о них лучше совсем не думать.

Очень жаль, что люди соглашаются забыть о массовой слежке, поскольку еще так много предстоит обдумать и обсудить, например, различные виды слежки и тайно добытые сведения. Массовая слежка в мировом масштабе опирается на политическую тайну и технологическую непрозрачность, и эти два аспекта подпитывают друг друга. Хотя правительства всегда шпионили за своим народом и за своими врагами, развитие сетей и вычислительных мощностей дало им в руки почти безграничные возможности. Вся окружающая техника – от уличных камер наблюдения и «умных» домов до автомобилей и смартфонов – может нас выдать. Существование технической возможности порождает политическую необходимость ее применить, потому что ни один политик не хочет, чтобы его обвиняли в недостаточных действиях, если случится жестокое преступление или вскроется что-то неладное. Наблюдение осуществляется потому, что возможно, а не потому, что эффективно. Более того, любая автоматизация позволяет перенести бремя ответственности на машину. Машины сами разберутся с накопившимися обвинениями.

В 2016 году в своих показаниях британскому парламентскому комитету вышеупомянутый информатор АНБ Уильям Бинни заявил, что массовый сбор данных спецслужбами «на 99 процентов бесполезен». Отсутствие эффективности он объяснил тем, что потоки данных захлестнули аналитиков, лишив их возможности вычленить информацию, которая действительно устраняла бы конкретные угрозы. То, о чем неоднократно предупреждали, со временем только усугубилось. После попытки взрыва самолета, летевшего из Амстердама в Детройт на Рождество 2009 года, президент Обама сам признал, что проблема заключалась в слишком большом объеме разведданных: «Это была не неудача в сборе разведывательных данных, а неспособность обобщить и понять имеющиеся у нас данные», – заявил он(29). Французский официальный представитель по борьбе с терроризмом прокомментировал случай так: «Мы испытываем зависть и благоговейный трепет перед размахом и возможностями американской разведки, и вместе с тем радуемся, что нам не приходится обрабатывать немыслимые объемы информации, которые она получает»(30).

Тотальное наблюдение усложняет вычисление: так в американской программе беспилотников много лет возникали проблемы с анализом и интерпретацией полученных данных. Дронов становится все больше, увеличивается время полета, растет разрешение и пропускная способность установленных на них камер – в результате мы абсолютно не способны отслеживать все, что они передают. Еще в 2010 году один из высших командиров военно-воздушных сил США предупреждал, что вскоре они будут «плавать в датчиках и тонуть в данных»(31). Даже для самых продвинутых разведывательных организаций больший объем данных не дает большей ясности. Скорее возникает путаница, часть информации скрывается, что приводит к будущим сложностям – гонка вооружений сродни проблеме прогнозирования погоды, когда вычисления отчаянно пытаются опередить само время. Как описал Уильям Бинни в своих свидетельских показаниях парламенту Великобритании: «При нынешнем подходе получается так, что люди умирают скорее [чем будет открыта информация], даже если исторические записи иногда могут предоставить дополнительные сведения об убийцах (которые к тому времени могут быть уже мертвы)»(32).

Массовая слежка просто не работает, причем сразу на нескольких уровнях. Исследования неоднократно показывали, что массовое наблюдение практически не дает полезной информации для контртеррористических служб. В 2013 году президентская группа по анализу разведывательных и коммуникационных технологий, обнаружив, что большинство потенциальных подозреваемых были выявлены с помощью традиционных методов расследования, таких как информаторы и сообщения о подозрительной деятельности, заявила, что массовое наблюдение «не является необходимым для предотвращения атак»(33). Хотя правительство заявляло об успехах программ слежения, в New American Foundation их назвали «преувеличенными и даже вводящими в заблуждение»(34).

С другой стороны, анализ систем видеонаблюдения в общественных местах показал, что оно столь же неэффективно, как и глобальное наблюдение. Внедрение публичных систем видеонаблюдения обходится очень дорого, отвлекает финансирование и внимание от других подходов к проблемам, которые пытается решить, принося лишь незначительные результаты. Хотя системы наблюдения часто называют фактором, сдерживающим преступность, это не так. Когда в середине 2000-х годов в Сан-Франциско установили сотни камер видеонаблюдения, количество убийств в пределах ста метров