Марк Твен - Максим Чертанов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Осенью он свозил жену в Бостон — познакомить с «мэтрами». Ей исполнилось 30 лет. «Ливи, любимая, шесть лет прошло с тех пор, как я добился первого большого успеха в жизни — Вас… Каждый день, прожитый нами вместе, укрепляет меня в мысли, что мы никогда не расстанемся. Вы дороже мне сегодня, моя девочка, чем в прошлом году, а в прошлом — чем годом ранее; с каждым годом Вы все дороже мне, и я не сомневаюсь, что так будет всегда. Давайте же с нетерпением ждать следующих годовщин, с их старостью и сединами, без страха и горя, веря, что наша любовь сделает эти годы благословенными». Самому ему стукнуло сорок, а он все еще не создал ничего по-настоящему значительного; 5 ноября сдав Блиссу окончательный текст «Тома Сойера», был уверен, что написал всего лишь «книжку для мальчиков».
Нужна не только решимость, но страстное желание защищать Америку с ее многоликостью, ее разбродом, ее идейными и эстетическими шатаниями, защищать ее гедонизм, ее щедрость, ее этническую пестроту… Я пишу эти строки во время очередного бейрутского кризиса, когда бесноватые муллы и ублюдочные террористы пустились во все тяжкие, чтобы унизить Америку, а значит, унизить все законы Эллады, заповеди христианства, кодексы рыцарства, все, что еще осталось достойного зашиты. Будь я молод, я бы записался сейчас в американскую морскую пехоту, чтобы провести какое-то время своей жизни в прямой борьбе за свободу.
Кока-кола, статуя Свободы, Windows, Хемингуэй, Фицджеральд, Чарли Чаплин, Четвертое июля, Уолл-стрит, Гарлем, «Макдоналдс», «Звездные войны», бейсбол, жевательная резинка, Диснейленд, День благодарения, индейка, IN GOD WE TRUST; кукуруза, «Оскар», небоскребы, Марк Твен.
Поскольку нам предстоит обильное цитирование, начнем с переводов. «Приключения Тома Сойера» («The adventures of Tom Sawyer») печатались в петербургском журнале «Семейные вечера» в 1877 году, отдельным изданием вышли у Суворина в 1886-м, переводы были тяжеловесные, с «отсебятиной», первый приемлемый вариант, сделанный Л. Н. Гольдмерштейном, появился в 1898 году в «Южно-Русском издательстве»; в советский и постсоветский период также опубликованы разные варианты, самых известных два: Корнея Чуковского и Нины Дарузес. Читатели по сей день спорят, называя один перевод прекрасным, другой ужасным и наоборот. На самом деле оба перевода великолепны — и оба неадекватны. Проблема в том, что Гек, Джим и другие персонажи изъясняются не на литературном английском языке, а на смеси просторечия и диалектов, нарушая грамматические формы. Переводчики это проигнорировали. Разберем на примере.
«— Say, Jim, I'll fetch the water if you'll whitewash some.
— Can't, Ma'rs Tom. Ole missis she tole me I got to go an' git dis water an' not stop foolin' 'roun with anybody. She say she spec' Ma'rs Tom gwyne to ax me to whitewash an' so she tole me go 'long an'tend to my own business — she 'lowed she'd 'tend to de whitewashing.
В крошечном фрагменте Твен употребил более десятка «неграмотных» форм: ma'rs вместо mister, ole вместо old, ах вместо ask и т. д. Переводчики справились с ними следующим образом.
Чуковский:
«— Слушай-ка, Джим. Хочешь, побели тут немножко, а за водой сбегаю я.
— Не могу, масса Том! Старая хозяйка велела, чтобы я шел прямо к насосу и ни с кем не останавливался по пути. Она говорит: «Я уж знаю, говорит, что масса Том будет звать тебя белить забор, так ты его не слушай, а иди своей дорогой». Она говорит: «Я сама, говорит, пойду смотреть, как он будет белить»».
Дарузес:
«— Слушай, Джим, я схожу за водой, а ты побели тут немножко.
— Не могу, мистер Том. Старая хозяйка велела мне поскорей сходить за водой и не останавливаться ни с кем по дороге. Она говорила, мистер Том, верно, позовет меня белить забор, так чтоб я шел своей дорогой и не совался не в свое дело, а уж насчет забора она сама позаботится».
Национальный колорит — то, за что ценят книгу сами американцы, — убит полностью. Не подумайте, что великие переводчики не видели проблему. Чуковский о «Гекльберри Финне» (там проблема еще глубже — весь текст написан на жаргоне, да не на одном, а, как отметил сам автор, на семи): «Будьте вы хоть талантом, хоть гением, вам никогда не удастся воспроизвести в переводе ни единого из этих семи колоритных жаргонов, так как русский язык не имеет ни малейших лексических средств для выполнения подобных задач». «На каждую сотню произнесенных им [Джимом] слов приходится (я подсчитал) четыре десятка таких, которые резко нарушают все нормы грамматики. Как воспроизвести эти искажения по-русски? Неужели ввести в перевод такие словечки, какочинно, ось, завсегда, жисть, куфарка, калидор, обнаковенно, идёть? Это было бы нестерпимой безвкусицей. Прокурору очень легко говорить: «переводите просторечие просторечием», но пусть попробует применить этот демагогический лозунг на практике».
По мнению Чуковского, необходимо отказаться от попыток передать авторское просторечие и переводить так, как это сделала Н. Дарузес в случае с «Гекльберри Финном», — «чистейшим, правильным, нейтральным языком, не гонясь ни за какими жаргонами»; «и, в сущности, какое мне дело, что в подлиннике вся эта книга от первой до последней страницы написана от лица полуграмотного, темного, диковатого малого, не имеющего никакого понятия о правильной речи. В переводе этот «дикарь» говорит книжным, грамматически правильным языком культурных, интеллигентных людей. Правда, это выходит иногда как-то странно: читаешь, например, сделанное им описание природы, и кажется, что читаешь Тургенева… Но разве дело в таких мелочах? Разве эти мелочи помешали советским читателям, особенно детям, полюбить твеновский роман всей душой? Они читают этот перевод с восхищением и не требуют никакого другого».
Но, может быть, нынешние дети требовательнее советских? Может, их интерес к романам Твена падает, потому что персонажи говорят «как-то странно»? И найти соответствия «вывихам и изломам» можно? Например, так:
«— Слышь, Джим, давай я притащу воды, а ты тут побели маленько.
— Не могу, м'аса Том. Старый миссис, она сказал, чтоб я шел прямо за водой и ни с кем не болтал по пути. Она говорил, м'аса Том будет звать тебя белить, и велел мне ничего не слушать и делать свое дело, а с забором она сам разберется»[15].
Может быть, и осовременить речь допустимо? В 2007 году М. Извекова, переводившая повесть «Заговор Тома Сойера», вложила в уста Тома выражение, какого Чуковский бы не допустил: «Если делать все правильно и с умом, то за три дня можно весь город на уши поставить». А три переводчицы книги «По экватору» попытались передать австралийские особенности английского языка: «Пинжак я почистила, газета на тувалетном столе, и если госпожа готова, я велю подать афтанабиль». И не кривил ли Чуковский душой — самую чуточку! — когда писал, что сделать речь Джима безграмотной нельзя было только по художественным причинам? Может, и по идейным? Не должны «положительный образ негра» и «положительный образ беспризорника» изъясняться, как какое-нибудь, извините, чмо! И незачем учить советских детей коверкать свою речь, еще подражать начнут? А что таким образом пропала половина эмоциональной составляющей твеновских книг — полюбите Джима «черненьким», безграмотным, полюбите его за то, что он благороден и добр, а «беленьким» его всякий полюбит, — ну что ж поделаешь… Родители, не жалеющие времени для своих детей, не слабо вам попробовать перевести для них книгу, пусть кощунственно — «Превед, Джим», «многабукфф», «аффтаржжот» — Марк Твен не такой человек, чтобы обижаться… Переводчик Сергей Ильин обещает адекватного «Тома Сойера»: «Из этих двух переводов можно было бы сделать один хороший». Но в 2011 году нового перевода как не было, так и нет, и твеновские «многабукфф» далее цитируются в переводе (если не указано иное): «Том Сойер» — Чуковского, «Гекльберри Финн» — Дарузес.