Моя свекровь - мымра! - Людмила Милевская

И тут меня молнией будто прожгло.

— Ошибка? И Фроська брякнулась в обморок? — Я уставилась наАрнольда: — Почему Ефросинья сознание потеряла?

Он с гордостью объяснил:

— Ну как же, агрегат мой увидела, и рассудок ее помутился,не выдержал.

— А мне кажется, в этих порно-новостях она явно узналапретендента на пост губернатора, — предположил мой умница-детектив.

— Правильно! — воскликнула я и бросилась приводить Ефросиньюв чувства.

Слава богу, она оказалась настоящей подругой — быстроочнулась, это позволило мне незамедлительно ее допросить.

— Фрося, сейчас же, негодница, признавайся кто на экране такдерзко меня поимел? — спросила я, подпирая руками бока.

И она, заливаясь слезами, призналась:

— Это сам ОН!

Все посмотрели наверх, но увидели потолок, а не небо и неВсевышнего. Я возмутилась:

— Кто — он?

— Тот, кого я любила, — ответила Фрося и начала свойрассказ.

В универмаг они вошли со служебного входа. Приоткрыв тяжелыежелезные двери, она скользнула на узкую лестницу и пояснила:

— Мы поднимемся на второй этаж, а потом придется шагать поторговому залу. Моя обитель на третьем, но этой лестницей туда не пройти. Когдаздание строилось, третьего этажа не предполагалось, он значительно позженадстроен. Освещение тусклое здесь, смотрите не оступитесь.

Он усмехнулся:

— Я в курсе, что универмаг создавался в два приема, но незнал, что здесь такие крутые лестницы.

— Это потому, что вы с парадного входа входили, а я не люблютолпу. На этой лестнице не слишком чисто, зато до моей лачуги доберемсябыстрей.

Подумав, она добавила:

— Смотрите не потеряйтесь, когда пойдем через зал. В этовремя там много народа.

И легко застучала каблучками по старым ступеням. Он поспешилза ней. От зеленых обшарпанных стен исходила душная влажность и поражалахлипкость перил. И почему-то казалось, что в любую секунду вырастет на путиприведение.

Хотя, привидения не в универмагах, а в замках живут. Но емуказалось именно так. И от этого к ощущениям страха потери и радости обретениядобавлялась загадочность. И таинственность. Он не решался спросить как вышло,что она живет именно здесь. И всегда ли живет? И вообще, кто она? И, главное,как это чудо зовут?

Поднявшись на второй этаж, они прошли длинным узкимкоридором и уткнулись в еще одну тяжелую железную дверь.

— Здесь тугие пружины, — прошептала она, — вам придется мненемного помочь.

Дверь действительно открылась весьма неохотно — по глазамударил яркий солнечный свет, от которого в полутьме лестницы и коридора успелиотвыкнуть и он, и она. Девушка виновато взглянула и попросила:

— Пожалуйста, не обижайтесь, но дальше порознь пойдем.

И сразу стало понятно, чем ее не устроил парадный вход.

— Конечно, я все понимаю, — ответил он. — Конспирацияпревыше всего.

— Мне не нравится это слово, — нахмурившись, сказала она, —я никого не боюсь, но иногда люди не понимают самых простых вещей. Мне нехочется, чтобы о нас плохо даже подумали.

— И уж тем более не будем давать почву злым языкам, — сулыбкой добавил он. — Я все понимаю. Светлые вещи от случайного глаза пачкаютсяиногда.

— Не иногда, а слишком часто, — вздохнула она и, шагнув взал, испуганно оглянулась: — Но смотрите не потеряйтесь!

Он успокоил ее:

— Нет-нет, я отстану на три шага, не больше.

Она летела по залу мимо секций одежды, обуви, тканей, авслед ей неслось: “Ефросинья, привет!”, “Фрося, как поживаешь?”, “Куда, Фросик,спешишь?”, “Остановись, Фросюшка, поболтаем!”.

Было видно, что она здесь любимица. И еще, он узнал(наконец!) как это чудо зовут.

“Ефросинья! Древнее имя. И очень красивое. Да, эту девушкудолжно звать именно так”, — подумал он, отчетливо понимая, что принял бы имялюбое, хоть Пелагея, хоть Катерина, хоть модное нынче Стефания.

Он, послушно отстав на три шага, шел за ней и с удивлениемконстатировал, что ни одного взгляда на себе не поймал: все смотрели только наЕфросинью — издали ее замечали и провожали улыбками добрыми, радостными.

“Как же мы дальше пойдем? — встревожился он. — Если всесмотрят ей вслед, то обнаружат, что мы войдем в одну дверь. А она ничего неговорила о том, как в дальнейшем мне действовать. Что теперь делать? Просто заней идти? Или остановиться и ждать?”

Он поймал себя на мысли весьма непривычной: “Началзаботиться о других и подстраиваться под того, от кого независим. А может, ужезависим? Да нет!”

Какая разница ему кто и что подумает об этой девчонке? Онвидит ее первый и последний раз — так его мир устроен. У него плотная,расписанная на годы вперед жизнь. Хоть в доску разбейся, Ефросинье в ней местанет. Зато и у стен есть глаза и уши. Если крамольное что узнают, несдоброватьни ей, ни ему. Особенно, конечно, ему — что ей терять?

Она пересекла длинный торговый зал, завернула за угол клестнице и остановилась у лифта. Он сообразил, что поджидает его и неспешаподошел. На третий этаж поднялись вместе. На его немой вопрос она хохотнула:

— Пусть думают, что вы случайный попутчик.

Он согласился:

— Правильно, пусть так и думают, не обращая внимания надетали.

— На какие детали? — удивилась она.

— На то, что я через весь зал топал за вами, не заглянув нив одну из многочисленных секций.

— А может вы хотели на третий этаж подняться на лифте. Такмногие делают. Лифт только в этом крыле.

— А вы хитрая.

Она испуганно спросила:

— Это ваше первое разочарование?

Он покачал головой:

— Нет, второе. Первое, это то, что я значительно старше васи совсем не свободен.

— Мы еще не знаем имен друг друга, а разочарований ужескопилось изрядно: целых три.

Двери лифта открылись.

— Что дальше? — спросил он. — Я имею право рядом с вамиидти?

— Да, — кивнула она, — здесь нас никто не увидит. Сразу залифтом лестница, ведущая прямо ко мне.

— Еще лестница? А я думал, что в этом здании три этажа.