Александр Македонский. Пески Амона - Валерио Массимо Манфреди

— Тебе никогда не приходило в голову, — подхватил Селевк, — что он мог бы привлечь на свою сторону твоего двоюродного брата Аминту, которому вдобавок ты доверил командование фессалийской конницей?

Царь снова покачал головой:

— Аминта — честный человек и всегда проявлял преданность мне. У меня нет причин сомневаться в нем.

— И все же я считаю, что риск слишком велик, — не уступал Селевк.

— И я тоже, — присоединился Евмен. Александром на мгновение овладело сомнение. Он снова увидел перед собой своего противника у стен Галикарнаса, с лицом под вороненым шлемом, на котором выделялась серебряная родосская звезда, и снова услышал его голос: «Я командующий Мемнон».

Он в третий раз покачал головой, еще решительнее:

— Нет, я никогда не отдам подобного приказа. Даже на войне человек остается человеком, и мой отец часто говорил мне, что сын льва — всегда лев. А не ядовитая змея, — добавил он, чуть помедлив.

— Нет смысла настаивать, — сдался Селевк. — Если царь так решил, значит, так тому и быть.

Птолемей и Евмен кивнули, но без особого убеждения.

— Я рад, что вы все согласны, — сказал Александр. — Тогда подойдем к этой карте и постараемся организовать наш поход по побережью.

Они долго спорили, пока всех не одолела усталость. Евмен отступил первый, за ним Птолемей и Селевк. Но стоило им выйти из царского шатра, как секретарь сделал знак, и все трое зашли в его шатер. Они уселись и поскорее послали слугу разбудить Каллисфена, в это время уже наверняка спавшего на другом конце лагеря.

— Что вы скажете об этом? — начал Евмен.

— О чем? — спросил Птолемей.

— Разве не ясно? Конечно, об отказе царя убрать Мемнона, — пояснил Селевк.

— Я понимаю Александра, — продолжил секретарь, — и вы тоже хорошо его понимаете. Действительно, нельзя не уважать нашего противника — это человек незаурядный. Именно поэтому он и представляет смертельную опасность. Представляете, что будет, если ему удастся поднять против нас греков и Афины, Спарта и Коринф встанут на его сторону? Войска союзников идут на север, чтобы вторгнуться в Македонию, персидский флот сжимает ее в тиски с моря… Так ли твердо мы уверены, что Антипатр справится? А если нет? А если Мемнон разбудит амбиции представителей династической ветви Линкестидов — вроде нашего командира фессалийской конницы, например, — и тем самым развяжет гражданскую войну? Или устроит военный переворот? Какая судьба ждет нашу страну и наше войско? В случае своей победы Мемнон сможет блокировать Проливы и помешать нам вернуться. Нужен ли нам этот риск?

— Но мы не можем пойти против воли Александра, — возразил Селевк.

— А я говорю, можем, потому что он ничего не узнает. Но я не могу взять всю ответственность на себя: или вы согласны действовать, или мы ничего не делаем и встретим все уготованные нам опасности.

— Ну, допустим, что мы согласны, — ответил Птолемей. — Каков твой план?

— И зачем ты послал за Каллисфеном? — спросил Селевк.

Евмен выглянул из шатра посмотреть, не идет ли тот, о ком зашла речь. Но никого не увидел.

— Слушайте: насколько мне известно, Мемнон сейчас должен быть на Хиосе. Он готовится отплыть на север, предположительно на Лесбос. Там он дождется попутного ветра, чтобы переправиться через море в Грецию. Однако на это потребуется время, потому что надо запастись провизией и загрузить в трюм все необходимое для экспедиции. Вот в этот момент мы и должны вмешаться, чтобы разделаться с ним раз и навсегда.

— И каким же образом? — спросил Птолемей. — Подошлем убийцу или отравим?

— Ни то, ни другое. Наемный убийца не сможет войти с ним в контакт: его всегда окружают четверо телохранителей, преданных ему до безумия. Они изрубят злоумышленника в мгновение ока, как только он подойдет ближе положенного. Что касается яда, представляю, как он проверяет свою еду и питье: Мемнон много лет живет среди персов и наверняка научился таким вещам.

— Есть яды, которые действуют не сразу, — заметил Птолемей.

— Верно, но яд всегда остается ядом. Симптомы можно заметить. Если, в конце концов, кто-то каким-то образом поймет, что Мемнону подсунули яд, чтобы его убить, на Александра ляжет несмываемое пятно, а мы не можем этого допустить.

— Так что же тогда? — спросил Селевк.

— Есть третья возможность. — С этими словами секретарь потупился, словно пришел в смущение от подобной мысли.

— А именно?

— Болезнь, неизлечимая болезнь.

— Но это невозможно! — воскликнул Селевк. — Болезни приходят, когда приходят, и уходят, когда уходят.

— Похоже, что это не так, — возразил Евмен. — Некоторые болезни вызываются мельчайшими, невидимыми человеческому глазу существами, переходя от одного тела к другому. Я знаю, что Аристотель, прежде чем уехать в Афины, проводил некоторые чрезвычайно тайные эксперименты, основанные на его изысканиях по самопроизвольному размножению.

— То есть?

— Кажется, он открыл, что в определенных ситуациях размножение этих существ происходит не спонтанно, а путем некоторой… передачи. В общем, Каллисфен в курсе. Он знает об этих опытах и может написать своему дяде. Сначала ничего не случится и не возникнет никаких подозрений по отношению к повару или врачу: Мемнон будет жить и вести себя как обычно. Первые признаки появятся лишь через несколько дней.

Все переглянулись в растерянности и замешательстве.

— Мне кажется, что этот план не так просто привести в исполнение, он потребует соблюдения многих условий, — сказал Птолемей.

— Верно, но, насколько я вижу, это наша единственная возможность. Однако удача на нашей стороне: врач Мемнона вышел из школы Теофраста, и…

Селевк удивленно посмотрел на него:

— Я не знал, что тебе поручали шпионские задания.

— Это означает, что я хорошо справляюсь со своим делом, поскольку оно касается тайных сведений. Во всяком случае, царь Филипп в свое время связывал меня со всеми своими осведомителями у греков и варваров.

Тут в шатер заглянул Каллисфен.

— Вы меня звали? — сонным голосом спросил он.

Александру тоже не удалось заснуть: его не оставляла мысль о том, что Мемнон готовит нападение на Грецию. Справится ли с ситуацией Антипатр? Не лучше ли отправить на родину Пармениона?

Пока Лептина занималась мытьем посуды, царь вышел из шатра и направился к берегу моря.

Стояла тихая теплая ночь, и прибой на прибрежных скалах шумел в такт его шагам. Почти полная луна лила свой прозрачный свет на усеивавшие морскую поверхность острова, на белые дома, теснившиеся на свободном от скал пространстве.

Песчаный пляж прерывался скалистой грядой, и Александр взобрался на нее, чтобы полюбоваться живописным видом сверху.