Опасные связи - Шодерло де Лакло

Вы понимаете, что смущение женщины, еще не привыкшей к любовным похождениям, давало возможность без труда восторжествовать над ней. Каждый непроизнесенный упрек был принят за милость, и беглая раба, возвращенная прежнему господину, была счастлива, что, надев на себя те же цепи, получает прощение. Мирный договор был утвержден в более укромном месте, а опустевшую сцену заняли в свою очередь другие актеры приблизительно таким же образом, а главное – с той же самой развязкой.

Однако каждая из женщин считала, что она одна участвует в игре. Их изумление и растерянность усилились, когда за ужином все три пары соединились. Но смущение достигло предела, когда вновь появившийся среди них Преван имел жестокость принести трем неверным любовницам извинения, которые, разоблачая их секрет, полностью открывали им, до какой степени их разыграли.

Всё же уселись за стол, и вскоре ко всем вернулось самообладание. Мужчины были откровенно веселы, женщины смирились. У всех затаилась в сердце ненависть, но речи тем не менее велись ими самые нежные. Весёлость пробудила желание, которое в свою очередь придало ей дополнительную прелесть. Эта удивительная оргия длилась до самого утра, а когда все разошлись, женщины могли думать, что прощены. Мужчины, однако, затаив злобу, на следующий же день объявили о разрыве, оказавшемся безвозвратным. Не удовлетворившись тем, что бросили своих Легкомысленных любовниц, они завершили мщение, предав это приключение огласке. С тех пор одна из женщин ушла в монастырь, а две другие изнывают от скуки в своих имениях.

Вот история Превана. Решайте сами – угодно ли вам увеличить его славу и впрячься в его триумфальную колесницу. Письмо ваше меня и вправду обеспокоило, и я с нетерпением жду ответа более разумного и ясного на то, что я писал вам в своем последнем письме.

Прощайте, прелестный друг, остерегайтесь забавных или причудливых мыслей, которые вас слишком легко соблазняют. Подумайте о том, что на избранном вами поприще недостаточно одного лишь ума и что один неосторожный шаг становится непоправимой бедой. Разрешите, наконец, дружескому предостережению руководить иногда вашими забавами.

Прощайте. Все же я люблю вас так, словно вы стали благоразумной.

Из ***, 18 сентября 17...

От кавалера Дансени к Сесили Воланж

Сесиль, дорогая Сесиль, когда же наступит время нам снова свидеться? Кто научит меня существовать вдали от вас? Кто даст мне на это сил и мужества? Никогда, нет, никогда не перенести мне этой роковой разлуки! С каждым днем становлюсь я все несчастнее, и конца этому не видно! Вальмон, посуливший мне помощь и утешение, Вальмон пренебрегает мною и, может быть, даже забыл обо мне. Он находится подле той, кого любит. Он уже не помнит, как страдаешь вдали от любимого существа. Переслав мне ваше последнее письмо, сам он не написал ни строчки. А ведь именно он должен сообщить мне, когда я смогу вас увидеть и каким способом. Что ж, ему нечего на этот счет сказать? Сами вы тоже ничего об этом не говорите. Не потому ли, что не разделяете моего желания увидеться? Ах, Сесиль, Сесиль, как я несчастен! Я люблю вас больше, чем когда-либо, но любовь эта, в которой заключена вся радость моей жизни, превращается в муку.

Нет, я не могу больше так жить, я должен вас увидеть, это необходимо, хоть на один миг. Вставая ото сна, я говорю: «Я ее не увижу». Ложусь и думаю: «Я ее не видел». Дни мои такие долгие, и нет в них ни одного отрадного мгновения. Все – только лишения, сожаления, отчаяние. И все эти горестные слова оттуда, откуда я ожидал радостей. Добавьте к этим смертельным мукам тревогу о том, как мучитесь вы, и вы получите представление о моем душевном состоянии. Я думаю о вас беспрерывно и никогда не думаю без смятения. Если я представляю себе вас удрученной, несчастной, – я страдаю от ваших горестей, а если вижу вас спокойной и утешившейся – мое страдание усиливается. Всегда и всюду я несчастен. Ах, не так было, когда вы находились там, где живу я. Все тогда было утехой. Уверенность, что я увижу вас, украшала даже часы разлуки. Время этой разлуки самим своим движением приближало меня к вам. То, как я его проводил, всегда было связано с вами. Если я выполнял какие-то обязанности, это делало меня более достойным вас; если я упражнял какие-либо свои дарования, то в надежде больше выиграть в ваших глазах. Даже когда светские развлечения уносили меня от вас, я не был разлучен с вами. В театре я старался угадать, что могло бы вам понравиться, концерт напоминал мне о вашем таланте и о наших столь сладостных занятиях музыкой. В светском кругу и на прогулках я старался уловить в женщинах малейшее сходство с вами. Я сравнивал вас со всеми, и всегда вы имели преимущество. Каждое мгновение дня отмечалось новой данью восхищения перед вами, и каждый вечер приносил я эту дань к вашим ногам.

А теперь что мне остается? Мучительные сожаления, вечные лишения и слабая надежда, которую уменьшает молчание Вальмона и превращает в тревогу ваше. Всего десять лье разделяют нас, и это расстояние, которое так легко пройти, для меня одного становится непреодолимым препятствием! А когда я молю моего друга и мою возлюбленную помочь мне осилить его, оба они холодны и спокойны. Они не только не помогают мне, они даже не отвечают.

Что же сталось с деятельной дружбой Вальмона? А главное, что сталось с вашими столь нежными чувствами, которые помогали вам так искусно находить способы ежедневно видеться друг с другом? Иногда, помнится мне, продолжая стремиться к этому, я принужден бывал жертвовать своим желанием ради каких-либо иных соображений или обязанностей. Что вы тогда мне говорили? Какие только предлоги не выставляли вы против моих доводов! И припомните, моя Сесиль, всегда мои доводы уступали вашим желаниям. Я не ставлю себе этого в заслугу: у меня даже нет той заслуги, что я чем-то жертвовал. Ведь я горел желанием дать вам то, чего вы добивались. Но теперь моя очередь просить. И в чем моя просьба? Увидеть вас хоть на миг, повторить вам и услышать от вас клятву вечной любви. Разве ваше счастье, как и мое, теперь уже не в этом? Я отталкиваю эту приводящую в отчаяние мысль, – она была бы последней каплей моих страданий. Вы любите меня, вы будете любить меня всегда – я верю в это, я убежден в этом, я не хочу когда-либо усомниться. Но положение мое ужасно, и я не смогу его дольше переносить. Прощайте, Сесиль.

Париж, 18 сентября 17...

От маркизы де Мертей к виконту де Вальмону

Как мне жалки все ваши опасения! Как доказывают они мое превосходство над вами. А вы еще хотите учить меня, руководить мною! Ах, бедненький Вальмон, как вам еще далеко до меня! Нет, даже всей гордыни, свойственной вашему полу, недостаточно, чтобы заполнить разделяющую нас пропасть. Вы не сумели осуществить моих замыслов – и потому считаете их невыполнимыми! Существо слабое и полное гордыни, тебе ли подобает рассчитывать, какие у меня средства, и судить о моих возможностях! Говоря по правде, виконт, советы ваши меня раздражили, и я не могу этого от вас скрыть. Пусть для того, чтобы замаскировать свою невероятную неловкость в отношениях с вашей президентшей, вы изображаете как победу то, что вам удалось на минуту смутить застенчивую и любящую вас женщину – ничего не могу против этого возразить; что вы добились от нее взгляда, одного только взгляда, – я усмехаюсь и спускаю вам это. Пусть, невольно сознавая, как ничтожно ваше поведение, вы рассчитываете отвлечь от него мое внимание, похваляясь передо мною своими необычайными усилиями сблизить двух детей, которые просто горят жаждой свидеться и, к слову сказать, одной мне обязаны пылом своего желания, – готова и на это согласиться. Пусть, наконец, опираясь на эти блистательные деяния, вы наставительным тоном заявляете мне: «Лучше употреблять время на осуществление своих планов, чем на разговоры о них», – это тщеславие мне не вредит, и я вам его прощаю. Но чтобы вы могли думать, будто я нуждаюсь в вашем благоразумии, будто я собьюсь с верного пути, если не стану внимать вашим советам, что я должна жертвовать им удовольствием, причудой,– ну, знаете, виконт, вы уж чересчур возгордились доверием, которое мне благоугодно к вам питать.