Синьора да Винчи - Робин Максвелл

Я присела в сторонке на скамью у стены и принялась обозревать непривычный для меня интерьер. Если не считать часовни во дворце Медичи, я уже много лет не переступала порога религиозных заведений. Но ни прекрасная архитектура, ни пышность отделки не могли возвеличить в моих глазах лицемерную безгрешность сей капеллы. Они были не в силах повлиять на мою нетерпимость к Римско-католической церкви и ко всему, что стояло за ней. Мне было удивительно, что Леонардо, непреклонный еретик, умудряется как-то стерпеться с подобной обстановкой.

Лоренцо тем временем окончил разговор с Верроккьо, хлопнув его по плечу, и покинул часовню через заднюю дверь. Я пошла вслед за ним и проскользнула по боковому приделу столь незаметно, что никто из занятых работой мастеровых не обратил на меня внимания, в том числе и Леонардо. Я рассчитывала, что у меня еще будет время повидаться с сыном.

Снаружи, в монастырском дворике, царила желанная тишина. Увидев, что Лоренцо успел занять место на каменной скамье у фонтана, я подсела к нему. Он повернулся и одарил меня улыбкой, по-прежнему дружеской, но лишенной той живительной искры, без которой я даже не представляла себе его облик.

— Я скучал по тебе, — вымолвил он. — Мама говорит, что дела у тебя идут хорошо. Аптека благоденствует.

— Это во многом ее заслуга…

Мне подумалось, что Лоренцо приобрел непривычную степенность и за те десять месяцев, что мы с ним не виделись, возмужал на десяток лет. Впрочем, если бы мой отец скончался после долгой и тяжелой болезни, разве не прибавило бы это мне серьезности? А если бы я после этого сделалась влиятельнейшей персоной во всей Флоренции? Сюда, в часовню, Лоренцо приходил проследить, как продвигается сооружение усыпальницы для Пьеро — этот заказ он возложил на боттегу Верроккьо. Он, как старший сын, обязан был обеспечить надлежащее надгробие отцу, хоть и недолго, но верой и правдой послужившему Флоренции.

Однако были у Лоренцо и другие причины для расстройства и печали. Я в этом не сомневалась, догадавшись по записке, в которой он просил меня прийти в часовню для встречи. Прочитав в постскриптуме, что там я смогу увидеться и с моим дорогим «племянником», я подумала: «Будто для приманки…»

Лоренцо тяжело вздохнул.

— Что у вас на уме? — участливо спросила я.

Он рассмеялся, но смех получился донельзя грустным.

— Люди, погибшие в Вольтерре. Женщины, которых насиловали. Дети, оставшиеся сиротами. Я думаю о том, что и я причастен ко всем этим смертям и несчастьям, что они теперь камнем легли на мою душу.

Я напрасно подыскивала слова для утешения. Каждый флорентиец слышал о разбойном нападении наемнического войска на соседнюю деревушку Вольтерру.

— У вас-то почему об этом голова болит? — спросила я.

Как я ни опасалась выказать свое незнание или плохую осведомленность, но ни разу слухи о происшествии, бродившие в нашем квартале, не относили имя Медичи к тамошней бойне.

Лоренцо задумался и надолго смолк. Я не торопила его, и в конце концов он заговорил так, словно пришел в исповедальню покаяться священнику в грехах.

— Когда умер отец, ко мне пришла делегация от Синьории, они заявили мне, что их отрядили шестьсот флорентийцев — тех, кто пожелал… упрашивал меня… принять от Пьеро полномочия и править городом.

Мне передавали эту историю. Она скоро сделалась во Флоренции притчей во языцех, едва ли не легендой.

— Я ответил им, что не гожусь, что я еще слишком молод — мне только двадцать один год. Сказал, что у меня недостаточно жизненного опыта… — Лоренцо снова помолчал. — Они даже не стали слушать мой отказ. Я тут же вспомнил о Джулиано — ведь мы, разумеется, будем править вместе. Правда, ему всего семнадцать, но… — Сжав губы в жесткую линию, Лоренцо смотрел перед собой в одну точку. — В нашем семействе давно вошло в традицию, что у власти сообща стоят родные братья. Здесь, во Флоренции… Мой великий дед Козимо и его брат Лоренцо. Мой отец вместе с дядей Джованни. Кто я такой, чтобы не оправдать ожиданий и пренебречь всеми любимым обычаем? Но разве мне, человеку раздражительному, нетерпимому, мстительному и сумасбродному, вкупе с братом-желторотиком под силу обеспечить Италии мир? — Он прижал ладонь ко лбу и добавил:

— Я глядел на тех делегатов и понимал, что они возлагают на меня непосильную ношу.

— Отчего же непосильную?

— Оттого, Катон, что Флоренция — республика, а не монархия. А они предлагают мне сделаться их королем. Правда, королем некоронованным. Без казны и без войска. Несмотря на мой возраст, я должен не только научиться вникать в дела управления самой Флоренцией, но и ухитриться не ущемить при этом власти других итальянских герцогов и Папы Римского. Уметь поладить с августейшими европейскими властелинами, с султаном Оттоманской империи… И все это на правах обычного гражданина!

Я молчала, обдумывая услышанное. Раньше мне и в голову не приходило вдаваться в такие подробности нынешнего положения Лоренцо.

— А через несколько месяцев грянули события в Вольтерре. — Его оливковая кожа вдруг посерела. — Я совершил серьезную ошибку, когда встал на сторону владельцев квасцовых рудников… вместо того чтобы поддержать сельчан. Они пренебрегли моими распоряжениями, и тогда я позволил бесчеловечным conditori[13]разместить возле деревни войско наемников.

— Но вы же не отдавали войску приказа напасть на деревню, Лоренцо! Это все знают.

— Нельзя было вообще отводить туда войско! Вот где я просчитался — по молодости, по неопытности. — Он раздосадованно покачал головой. — А все моя гордость!

— В таком случае откажитесь от должности, — подначила я.

— Нет! — выкрикнул он. — Что у тебя за мысли!

— Я не взаправду. Вы рождены властвовать, Лоренцо.

Он сидел, упершись локтями в колени и положив голову на ладони. В этой позе было столько человечности и непритязательной простоты, что я прониклась к нему еще большей симпатией.

— Во Флоренции я сейчас cappa della bottega,[14]старший управляющий. Я должен хорошо делать свою работу и не жалеть сил для той роли, которую мне отвело Провидение. Флоренция слаба в военном отношении, значит, надо искать иные пути для выживания. Через финансовое влияние. Торговыми способами.

— Вам это вполне по силам, — заметила я. — К дипломатии у вас явный талант.

— Даже если это так, мне все равно нужно загладить вину перед Вольтеррой, — обдумав мои слова, сказал Лоренцо. — Сделать для них что-нибудь.

— Постройте там приют для сирот, — предложила я. — А вдовам отправьте вспомоществование.

— А для опороченных девиц что мне сделать?

«Опороченных… — подумала я. — Меня тоже когда-то опорочили в родном городке».