Тополиный пух - Фридрих Незнанский

— Так я свободен, Сан Борисыч? — сказал с усмешкой Щербак, который упаковал свои вещи в сумку и кинул ее на заднее сиденье «девятки». — Если что, я завтра на месте. Сейчас больше не нужен?

— Спасибо, Коля, — ответил Турецкий. — Но понимаете, ребята, если бы Оксана не возражала, ну, и ты, Николай, тоже, я бы попросил вас еще об одном небольшом одолжении. Тут до подъезда Оксаны два шага, а у меня сегодня еще дела, я к Вячеславу Ивановичу должен обязательно заехать, понимаете? А это — неблизкий путь, да и поздно уже. Оксаночка, давай мы с тобой простимся до завтра, а Коля тебя проводит, ты не возражаешь? Коль, выручи старшего товарища, а?

— Ну, если только Оксана… — неуверенно сказал Щербак.

— А что Оксана? — вскинулась девушка. — И почему я должна возражать? Проводите меня, Николай, — уже с мстительной интонацией добавила она. — Впрочем, мы можем и подъехать на вашей машине.

— Ну, спасибо вам, — словно обрадовался Турецкий и бегом кинулся к своему «пежо», который весело подмигнул ему.

А то, что произошло дальше, не вписывалось ни в какие правила игры. Наглость это была в самом натуральном ее виде.

На повороте с Комсомольского проспекта на Вторую Фрунзенскую, под светофор налево, какой-то черный автомобиль лихо вспорол с правой стороны весь бок его «пежо». Причем удар был такой силы, что Турецкого швырнуло влево и он едва не вылетел на встречную полосу, по которой как раз мчались машины. Александр Борисович здорово приложился грудью о баранку, а лицом — о приборный щиток.

Конечно, «черный» умчался в сторону проспекта Вернадского, и никто его не преследовал, и милиции, как всегда, рядом не оказалось.

Александр Борисович выбрался из-за руля, обошел машину, взглянул на «произведение рук неизвестного автомобилиста» и, удрученно покачав головой, подумал, что ремонт придется отложить до лучших времен. До тех дней, когда у него появятся такие деньги. Никакая страховка не поможет, ибо никто не подтвердит, что же на самом деле здесь произошло.

Он снова сел за руль, включил зажигание, и двигатель заработал — уже можно благодарить Бога.

Приехав домой, он поставил пострадавшего «товарища» на охраняемую стоянку и закрыл правую сторону брезентом — глаза б не смотрели!..

Беда бедой, но жизнь-то продолжается…

Он полулежал в кресле, с мокрым полотенцем на лбу, там, где приложился о щиток, сосал ледяное пиво из бутылки и вспоминал прошедший вечер. Кажется, он понял наконец причину недовольства Оксаны от пребывания в компании Липского и его приятелей, которых, оказывается, хорошо знала по совместной работе в еженедельнике. Еще находясь в его квартире, Турецкий спросил у девушки, чем же, собственно, Оксану не устраивала та компания? Она ответила с грубоватым презрением:

— А чего ждать, от «голубых», которые только и любуются сами собой? Убирать за ними грязные тарелки? На моем-то месте! Ты прикинь, повышенного к себе уважения, что ли? А оно мне надо?

— Уважение очаровательной девушке требуется всегда, — назидательно заметил тогда Турецкий. — Вопрос в том, каким образом оно может быть выражено.

— Вот именно, — обронила она, с ожиданием поглядывая на него.

А он подвел девушку. Нехорошо поступил. Правда, оставил ей взамен Щербака, а тому она вряд ли даст растеряться от неожиданности. Значит, за ее настроение можно не беспокоиться.

И еще, он унес с собой немало любопытной информации, которая в его голове складывалась по ходу дела в качестве предположения, но из уст Оксаны получила-таки подтверждение. Компания-то у Льва Зиновьевича сложилась в Москве, грубо говоря, однополая. И все, кто в нее входили, включая Эдю и некоторых сотрудников «Секретной почты», грешили этим делом.

Так что же теперь, в отсутствие хозяина, представляла собой хорошо обставленная и удобно расположенная в тихом московском переулке квартира Липского? Местом тайных свиданий доверенных гомосексуалистов? Очень похоже на то. И какие же варианты дальнейшего розыска могут быть предложены?

Список участников квартирных оргий может быть представлен Оксаной уже завтра, если она все-таки не обиделась на него. А оправдание, продиктованное срочной необходимостью встретиться с Грязновым, он придумал на ходу, чтобы увидеть (и, главное, чтоб она увидела) серьезный кивок Щербака. Мол, это действительно очень важно.

Ну и что дальше? Встречаться с каждым членом компании в квартире Липского, выдумывая для этого совершенно неотразимый повод, и пытаться отыскать пишущую машинку — конечно, своего рода подвиг, но он никому не нужен. Да и времени уйдет пропасть, а результатом может оказаться пшик.

Есть другой вариант. Взять одного из них — того, кто духом послабей, не Эдю, поскольку при всей своей трусости он, похоже, невероятно упрям, а, скажем, того Хомяка с потными щеками, и крепко припугнуть, потребовать, чтобы тот выложил про своих дружков все, что ему известно. В том числе, как бы походя, и про машинку, чтоб не зацикливать на ней его внимание. Это возможно, но тогда необходимо выявить «самое слабое звено», как с убийственным сарказмом произносит эту фразу одна из известных телеведущих, вдохновленная имиджем симпатичной стервы.

А вот интересно, способна ли ответить на этот вопрос Оксана? Чем черт не шутит, между прочим… Попытаться, во всяком случае, можно. Девушке, заметно было, понравились сегодняшние приключения — остротой ситуации, непредсказуемостью, таинственностью, да просто самим фактом ее участия в странных «взрослых играх». За исключением финала, который стараниями Николая мог оказаться для нее очень даже успешным. Ладно, не отвлекаться.

И обязательно надо будет расспросить девушку о новом лице, о Купченко. И Максу не забыть дать задание.

Таким вот образом Турецкий наметил себе общие контуры плана на завтрашний день… Да какое, к дьяволу, завтра? Уже сегодня — третий час ночи?., утра?.. Светлеет за окном. Значит, точно, уже сегодня, и можно наконец заснуть с осознанием честно, хотя и частично, выполненного долга.

…Разбудил телефонным звонком Грязнов-старший. Турецкий, вскочив, взглянул на часы и не поверил своим глазам: девятый час! Так поздно он никогда не вставал! А Вячеслав был полон убийственной иронии. Он уже, естественно, пребывал на службе и теперь интересовался, отчего в своем рабочем кабинете не присутствует и друг Саня?

— Спасибо, что разбудил, — не собираясь чего-то придумывать, сказал Турецкий хриплым со сна голосом. — Видишь, проспал, слишком поздно лег сегодня.

— И где ж ты таскался, друг любезный? Почему еще в два ночи тебя дома не было?

— Позвонил бы на сотовый…

— Я?! Тебе?! А вдруг ты был занят? Кстати, я смотрел ночную сводку происшествий. Есть один любопытный факт, но тебе, подозреваю, он может показаться неинтересным.

— Господи, ну, Слава, чего ты с утра голову мне морочишь? Какой еще факт?

— А вот… «Необъяснимое задымление произошло прошедшим вечером в Сивцевом Вражке у дома номер…» Ага, я как глянул, сразу почему-то подумал, что в нем, в этом самом доме, проживает твой Липский. Проверил — точно! «В чугунной урне для окурков и прочего уличного мусора неожиданно ярким огнем вспыхнуло неизвестное пиротехническое устройство, которое после облития его… — Чуешь, Саня? — после облития его водой гореть сразу перестало, но зато на короткое время окутало окрестности белым облаком плотного дыма. Женщина-сторож, дежурившая в подъезде, высказала предположение, что это мальчишки подбросили в урну какую-нибудь горючую смесь, которая при соприкосновении с водой дала такую реакцию. Прибывший на место дежурный наряд ОВД «Арбатское», не найдя следов обозначенного горючего вещества, оставил происшествие без последствий, ибо, по убеждению сотрудников милиции, к теракту это мелкое событие никакого отношения не имело». Ну, стиль, Саня, это на их совести. Оставили без последствий — и ладно. Полагаю, что и в прессу сей факт не просочится ввиду его мизерности. Но чего ты-то там делал?