Сага о Кае Безумце - Наталья Бутырская
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Я пошлю за Стигом, но ты видел, как что случилось, сможешь рассказать. И, может, добежишь чуток быстрее. А где твой тулуп?
Я кивнул на волчий плащ под Магнусом, тогда хозяин дал мне свой, сделанный из шкуры серого волка. Он был потяжелее, чем мой, и потоньше, но день уже начал клониться к вечеру, и ночью я попросту замерзну без теплой одежды.
Забрал свой топор, рогатины-то остались возле гарма, наскоро съел лепешку с салом и двинулся в путь.
Дороги я, конечно, не знал, но осталась тропа, проложенная нами в эти два дня. Снег с тех пор не выпадал, значит, не заблужусь. Да и хутор находился на пригорке, если взобраться на дерево, можно заметить разрез фьорда, где и раскинулся Хандельсби.
Бежать было легко. Лыжня была протоптана, за день снег чуток подтаял и примерз, сделавшись еще крепче. После пятой руны сила, казалось, распирала меня изнутри, подгоняла похлеще мыслей о раненом Магнусе. Я почти летел по лыжне даже без палки.
Вскоре стемнело, и я бежал, скорее, ощущая уклон, чем видя дорогу. Небо было ясным, и в призрачном лунном свете единственное, что я мог различить, — темные стволы деревьев на белом снегу. Я взмолился Нарлу, богу-мореходу, который ведет корабли по морю, указывая им путь звездами, чтобы я не сбился с пути. Пару раз я останавливался, ощупывал рукой снег впереди, убеждался, что под ногами все еще та тропа, и продолжал бежать.
Хотя с самого утра я съел только лепешку на хуторе, есть не хотелось. Порой я снимал рукавицу, зачерпывал снег и слизывал талую воду с ладони. Если сразу жевать снег, жажда не проходит.
Под полушубком взмокло все тело, я даже забыл про дыру в штанине. Нога в том месте уже не мерзла. Я бежал.
И когда справа забрезжил свет, я добрался до Хандельсби. Пронесся по его пустым еще улочкам, добежал до конунгова двора. Стоило сказать стражам, что с Магнусом беда, как меня тут же провели в дом Рагнвальда.
Конунг встретил меня в одной рубахе, всклокоченный, встревоженный, за его спиной толпились рабыни, а из огороженного закутка высунулась женщина с распущенными волосами. Я отвел взгляд.
— На нас напал черный гарм, — ответил я на вопрос конунга. — Магнуса немного потрепало. Несильно. Бровь рассечена, царапины на груди и животе. Но гармова кровь затекла в его раны. Я дотащил его до хутора, но там нет ни травницы, ни жреца, потому меня послали сюда.
Тут в дом ввалился Стиг, такой же взмокший, как и я, увидел меня и кивнул, мол, продолжай. А что говорить еще?
Рагнвальд начал выпаливать указания, и рабыни вместе со стражами разлетелись по разным сторонам. Меня усадили на лавку и сказали ждать. Стиг сказал, что проводит всех до места. Мимо прошел жрец с гирькой вместо руки и ожег меня взглядом. Потом незнакомый хельт притащил на руках двурунную женщину, видимо, последовательницу Орсы. Я почему-то ожидал, что это будет дряхлая старушонка наподобие той, что была у ярла Сигарра, но Орсова женщина в Хандельсби могла родить не одного сына.
Солнце не прошло и десятой доли своего дневного пути, как Рагнвальд вместе с целой свитой ушел на хутор.
Я оглянулся. Про меня будто бы и забыли. Тело остыло после пробежки, и рубаха неприятно липла к телу, везде чесалось, я ведь так и не смыл слюну гарма. С волос текло что-то липкое и мерзкое, и нога из-за дырки стыла. Так что я поднялся и хотел было вернуться в дом Ньорда, попросить истопить баньку и хорошенько пропариться там, как из закутка вышла женщина. Ее волосы были заплетены, сама она одета. И теперь я узнал в ней ту, что дала мне золотую монету после купания во фьорде.
— Значит, ты принес весть о моем сыне? — спросила она, сев на лавку напротив меня. — Расскажи все, как было. Не спеша.
Значит, это конунгова жена? Мать Магнуса.
Ну я и рассказал ей, как Магнус сам позвал меня с собой, как я сбежал, как убил первого гарма, и что Магнус спас меня от двух других. Потом пересказал про черного гарма.
— Значит, не твоя вина, что черный гарм на вас напал? — то ли спросила, то ли утвердила она.
— Может, и моя. Может, надо было остаться у ущелья и вернуться на хутор вместе со всеми, — пожал я плечами, чувствуя зуд по телу. Чесаться хотелось нестерпимо. Но делать это при ней?
— Значит, у тебя подломилась нога? Как же ты сюда дошел?
— Так я же потом руну получил. Благодать исцеляет почти все раны.
— А подломилась ли она? — сощурила глаза конунгова жена. — Или ты сам упал, трясясь от страха?
— Если бы я был трусом, то не получил бы от тебя золотую монету, — разозлился я.
— Золотую монету? — удивилась она. А потом вспомнила. — Мальчик-пловец? Да. Такого трусом не назовешь. Глупцом, может быть, но не трусом.
К тому же, не из-за моей ноги был поранен Магнус. Кто знает, с чего вдруг черный гарм передумал убивать меня первого.
— А ты мог убить гарма так, чтобы кровь не попала на моего сына? — снова спросила она.
— От топора в заднице мало кто помирает, — огрызнулся я, потом одумался и пояснил. — Я не думал, что кровь гарма может навредить. Хотел убить тварь и освободить Магнуса. На меня самого слюны напустили столько, что чуть не захлебнулся.
Я провел пальцами по волосам и увидел, как белая вязкая нить потянулась с головы за пальцами. Но конунгова жена даже не поморщилась.
— Золотая монета… Золотая монета… Ты до сей поры ее не истратил? — вдруг воскликнула она.
— Нет. Она и сейчас при мне. В кошеле, — сказал и тут же пожалел. А ну как забрать захочет? А я ведь ее в оплату за топор должен отдать. Пусть даже и половину.
— Жрец говорил, что через мой дар беда дотянется до сына. Потому я перестала кому-либо что-то дарить. Даже славным воинам и их женам, — словно бы про себя проговорила женщина. — Пусть даже Рагнвальд злился на это. Кто же знал… Кто знал, что бахвалистый мальчишка не растратит монету в первый же день в столице… Значит, через монету мой сын и прикипел к тебе. Уж не ты ли встал с ним в кнаттлейке?
— Я. Сначала Варди, а потом я.
— И за пиршественным столом сидел с ним рядом?
— Он сам позвал.
— И в охоту с собой взял. Почему ты не потратил монету? Почему не купил шелковых рубашек или сапогов из акульей кожи?
Ее взгляд упал на потрепанный ньордов топорик, который все еще висел у меня на поясе.
— Или достойное оружие? Неужто ничто в Хандельсби не привлекло тебя?
— Я хотел отдать монету отцу, но тот после суда вернул ее. Сказал, что мне нужнее.
— Ты отдал… — женщина задумалась. — Отдал, но твой отец продолжал считать монету твоей, потому и вернул. Все равно, что и не уходила монета от тебя.
Она поднялась, прошлась вокруг стола, снова села. Глянула на меня так, словно я своими руками убил ее сына.
— Карл, отдай мне ту монету. Верни!