Горби. Крах советской империи - Строуб Тэлботт

Пока Сахаров говорил, в зале нарастал шум, и в конце голос выступавшего был едва слышен. Горбачев вмешался, заявив что выступления следует ограничить пятью минутами и что Сахарову пора заканчивать. Позже, когда состоялось голосование, предложение Сахарова было отвергнуто абсолютным большинством голосов.

Наблюдая за этой сценой, я испытывал смешанные чувства. Не могло не внушать огромного удовлетворения, что Сахарову дали высказаться еще до того, как начались обсуждения по повестке дня. Однако враждебность зала навевала зловещие мысли: настрой депутатов не свидетельствовал об открытости их сознания.

В то же время я считал, что Сахаров и связанные с ним депутаты продемонстрировали недальновидность в вопросах, избранных ими для его первого выступления. Сколь бы ни был либерален Горбачев, ясно же, что число раз, когда Сахарову позволят обратиться к Съезду, будет ограничено. Я сомневался, что обозначенные два вопроса были самыми животрепещущими, и гадал про себя, отчего Сахаров не подождал и не воспользовался предоставленным ему временем, чтобы затронуть предметы более насущные и значимые.

Из 2250 мест на новом Съезде народных депутатов лишь 1500 принадлежала избранным в избирательных округах. Треть мест предназначалась представителям «общественных организаций», таким, как Коммунистическая партия и различные связанные с нею учреждения. Это явно было сделано для того, чтобы позволить ряду высших официальных лиц, как и самому Горбачеву, попасть в новый орган власти, минуя борьбу за голоса и без риска проиграть выборы. Теоретически Горбачев, используя аппарат Центрального Комитета, был бы в состоянии назначить всех 750 таких депутатов.

Жесткий контроль со стороны КПСС, однако, в ряде таких организаций уже дал сбой, что побудило другие организации попытаться стряхнуть к себя оковы партии с помощью выборной кампании.

Центральному Комитету Коммунистической партии было отведено 100 депутатских мест (самая большая квота для одной организации) – и уж они-то безусловно находились в распоряжении Горбачева. В этой квоте для придания ей целостности Горбачев свел концы с концами: наряду с представителями высшего руководства КПСС, включая Лигачева и Яковлева, в группе мелкими порциями были представлены все слои общества – управленцы, военные, писатели, председатели колхозов и тому подобное. В совокупности группа включала в себя отдельных реформаторов и гораздо большее количество слегка перекрашенных аппаратчиков.

* * *

После первоначальных отклонений от объявленной программы первый Съезд народных депутатов продолжал работу, в целом, в рамках, определенных Горбачевым и его сторонниками. Обсуждения шли острые и зачастую затрагивали вопросы фундаментальные. Решающее голосование часто требовало значительного закулисного маневрирования – тактики, которой Горбачев владел превосходно.

Было несколько случаев, когда Съезд едва не дискредитировал себя. Была развязана организованная кампания разнузданной критики Сахарова. В словах выходивших один за другим ораторов, обвинявших его в оскорблении Советской Армии, слышался отзвук оголтелой сталинской травли. Возможно, не Горбачев был инициатором этих безобразных потуг, но он ничего не сделал, дабы сдержать их.

Второй случай связан с Ельциным. Одна из задач, стоявших перед Съездом, заключалась в избрании из своей среды Верховного Совета, становившегося постоянным парламентским органом и включавшим в себя около четверти депутатов Съезда, или 556 из 2250. Ельцин выдвинул свою кандидатуру, и, принимая во внимание полученное им подавляющее большинство голосов избирателей, невозможно было себе представить, чтобы он оказался за бортом, пожелай депутаты соблюсти видимость демократического органа. И все же именно это едва не произошло.

Ельцин был одним из кандидатов от России, и при тайном голосовании получил на несколько голосов меньше, чем требовалось, чтобы занять место в Верховном Совете. России было отведено одиннадцать мест в Совете Национальностей, Ельцин же по количеству голосов занял в списке двенадцатое место. Голосование подтвердило то, что и без того было ясно: большинство депутатов Съезда гораздо больше были склонны поддержать партийную структуру, чем такие реформы, которые могли бы ее ослабить. В данном случае, отвергнуть Ельцина значило дискредитировать новые образования, которые Горбачев так долго и настойчиво претворял в жизнь.

Положение в тот день спас Алексей Казанник, дотоле безвестный сорокасемилетний профессор права из Омска, чью впечатляющую бороду, черную по щекам и седую на подбородке, уже привыкли узнавать миллионы телезрителей. Его включили в список кандидатов в члены Верховного Совета от России двенадцатым – и потому только, что Ельцин с другими настояли, чтобы число кандидатов превышало количество отведенных мест и у депутатов, таким образом, имелся бы выбор. Казанник заявил, что дома не сможет от стыда смотреть в глаза своим избирателям, если окажется, будто он виноват в том, что Ельцин не попал в Верховный Совет, а потому взял и уступил тому свое место.

Съезд избрал Горбачева Председателем Верховного Совета СССР – и, стало быть, главой государства – в ходе процедуры, напоминавшей о днях былых. Позволив такому случиться, Горбачев упустил две возможности создать прецеденты для демократической процедуры. Во-первых, он позволил Съезду отклонить предложение Сахарова провести до выборов обсуждения. Во-вторых, он позволил провести выборы без альтернативной кандидатуры.

Геннадий Бурбулис, преподаватель философии из Свердловска, который позже станет весьма заметной фигурой в Ельцинском правительстве России, выдвинул кандидатуру Ельцина, но Ельцин взял самоотвод. Впрочем, один депутат, Александр Оболенский, сорокапятилетний инженер Полярного геофизического института, расположенного близ Мурманска, возымел настолько сильное желание попасть в бюллетень по выборам Председателя Верховного Совета, что выдвинул себя сам.

Горбачев по этому поводу никак не высказался, и депутаты проголосовали против (в соотношении два к одному) включения Оболенского в бюллетень; результаты этого голосования могли бы быть иными, потребуй Горбачев состязательных выборов.

Другим партработникам Горбачев рекомендовал допускать состязательность при голосовании, и многие из них ожидали, что ему в свой черед следовало бы настаивать на втором кандидате. Очевидно, Горбачеву была невыносима мысль о том, что некоторые народные депутаты при тайном голосовании проголосуют за кого-то другого. Как оказалось, за него проголосовали 2123 депутата, против 87. Вероятнее всего, Оболенский получил бы не больше этих 87 голосов; соответственно, меньше 87 подали бы голоса против Горбачева, будь в бюллетене еще одна фамилия, поскольку какое-то количество сказавших «нет», вероятно, выразили протест его избранию на безальтернативной основе.

* * *

Выдвижение кандидатуры Горбачева все же не во всем следовало традициям прошлого. Перед голосованием прошли обстоятельные и довольно свободные обсуждения.

Марью Лауристин из Эстонии, например, задала кандидату три вопроса: какие положения, гарантирующие суверенитет республик, должны быть включены в новую конституцию; допустимо ли в демократическом государстве использование войск против гражданских демонстрантов; кто в Политбюро заранее знал о кровавом подавлении демонстрации в Тбилиси в апреле. Один депутат спросил, использует ли Горбачев государственные деньги для строительства себе дачи в Крыму. Кто-то напомнил Горбачеву, что его популярность падает из-за того, что продвижение перестройки замедлилось. Несколько депутатов потребовали, чтобы он сложил с себя обязанности генерального секретаря КПСС, если ему предстоит стать председателем законодательного органа. Перед голосованием Горбачев ответил на большинство из этих вопросов, однако не дал ясных ответов на вопросы Лауристин.