Пророк Темного мира - Сергей Волков

Невольно остановившись, Мыря и Тамара беспокойно озирались, силясь понять, куда завел их итер. Воспользовавшись этим, Бойша шагнул в сторону — раз, другой, третий. Он был наготове, спиной вперед отступая по краю опушки. «Даже если незнать чаровать начнет, я успею шибануть первым», — бубенцом звенела в голове Бойши единственная ясная мысль.

— Где же бункер твой? — сняв очки и доставая платок, спросила Тамара. — Заблудился, что ли? Место забыл? Эх ты…

Итер не ответил ей. Вытянув шею, он закричал, обращаясь к хозяину погоста:

— А-Атям!! Я сдержал слово! Сдержи и ты свое!

Земля над скудельницей вспучилась, кусты пьяно замахали голыми ветками. Зловещим, хриплым басом каркнул с сухой березы ворон. «Сейчас, сейчас! — тиская в руках уже взведенное шибало, не то молил, не то звал Бойша. — Ну, старик! Где ты?»

И вдруг в наступившей тишине раздался смех. Негромкий, но заливистый, что называется — от всей души. Итер оторопело глянул на Мырю, а тот уже не просто смеялся — хохотал, дергая себя за встопорщенную бороду:

— Ох-хо-хо-хо! Вот оно, значитца, как! Ох-хо-хо! Себя ищи! Ну. дела! Ох-хо-хо-хо!

Обиженно каркнув, ворон сорвался с березы и, тяжело взмахивая крыльями, улетел в сторону болота. Тамара, глядя на заходящегося домового, непонимающе улыбалась. Сквозь расползающиеся тучи мутно глянула луна. Бойша с досады плюнул в сторону погоста — проклятие, все пошло не так, как он задумывал! Не вылез из сырой глины дед Атям, испугался. «Как людей мордовать, так грознее бури, а как незнатя учуял — в штаны наложил! — Стервенея, итер упер приклад шибала в плечо. — Ну, только появись, гнидник! Завалю с первой пчелы!»

И он снова заорал, обращаясь к немым глинистым кучам:

— Эй, Атям! Вылазь, кривословень!

— Вылазь, вылазь, не боись! — поддержал Бойшу незнать, утирая выступившие от смеха слезы. — А ты, паря, ствол опусти. С тобой разговор после будет, особый.

— Да я тебя… — задохнувшись от ярости, взвился итер, поворачивая шибало в сторону домового, но осекся на полуслове — Мыря держал на руках серебристо мерцавшую сплетку заклинания, в любой момент готовый пустить ее в ход. «И когда он успел-то?» — с досадой подумал Бойша, опуская автомат.

— «Вылазь, вылазь», — проскрипел за спиной знакомый голос. — Ну, вылез, и чего?

Тамара вскрикнула от неожиданности — дед Атям стоял совсем рядом, тощий, бледный, с грязной бородой. Мыря внимательно оглядел его и со вздохом покачал головой:

— Да-а… запустил ты себя… Побираешься, гляжу. Личеней давишь на погосте, как мошевик какой. Стыдоба! А ить Красная печать спросит…

— Нету! Нету Красной печати!! — завизжал Атям, размахивая костистыми руками. — Продались незнати, все продались Безымянцу, Ный его разорви! Ничего нету! Мрак!

— Что мрак — сам вижу, — спокойно ответил Мыря. — И печати Не чую. Но сгинуть она не могла. Спит просто.

Домовой замолчал. Умолк и хозяин погоста. Они стояли напротив, один кряжистый, лохматый, другой сухой и немощный, разглядывая друг друга. Тамаре показалось на миг, что она видит ожившего непонятным образом Охохонюшку, давнего напарника и друга Мыри, погибшего весной, во время боя с гвардами-демонами Хорста Убеля. Но, приглядевшись, девушка поняла, что общего у этого оборванного старика и аккуратного, куртуазного Охохонюшки немного, а то и вовсе нет.

Бойша, воспользовавшись тишиной, сглотнул и выговорил:

— Дык эта… Привел я девку…

— Цыц! Хлебало прикрой! — хором рявкнули незнати, и итер отшатнулся, выронив автомат.

— Ну, — снова улыбнулся Мыря. — Признал наконец?

— Да быть того не может… — прошептал Атям. Глаза его округлились, и Тамара заметила в них знакомый желтоватый отблеск.

— Не может — ан вот есть. Давай, что ли, обнимемся, сморчок гнилой? — Домовой шагнул к старику, разводя лапищи.

— Ты… — Атям жалко скривился, пошатнулся, наступил на бороду и едва не упал. — Пришел…

— Да что происходит-то? — не выдержала Тамара. — Мыря! Кто это?!

— Это я, — просто ответил домовой. И вновь стало тихо на лесной опушке, только шумел в отдалении верхушками елей легкий ночной ветер…

— Но ведь этого просто не может быть… — растерянно лепетала Тамара, переводя глаза с одного незнатя на другого. — То есть мы в будущем?! А как же парадоксы хронопутешествий? А причинно-следственные связи? Закон этого… этой… бабочки? Если вы — один и тот же человек… незнать, я хотела сказать, то вы… вы не можете существовать одновременно! Если вы войдете в контакт — то просто аннигилируетесь, что ли, я не знаю…

Мыря усмехнулся, протянул руку и дернул Атяма за бороду. Старик зашипел, оскалив лошадиные зубы.

— Вишь, девка, ничего мы не это… не ани… не исчезли, короче. Так что не балаболь попусту. Еще и не такое бывает.

— И что же теперь делать? — окончательно сбитая с толку, пробормотала Тамара.

— А вот это вопрос! — поднял палец вверх домовой и повернулся к маячившему в отдалении Бойше: — Слышь, ухарь! Разведи-ка костерок, чаечек вскипяти, а мы тут с… с ним, — Мыря кивнул на Атяма, — переговорим чуток сам на сам.

Чуток растянулся на добрый час. Тамара, нахохлившись, как озябшая птица, сидела у костра, не глядя на итера. До нее только сейчас дошло, что Бойша, человек, которого она спасла от смерти, который был ей симпатичен, да чего там, который ей нравился, зачем-то хотел отдать ее костлявому старику Атяму, или Мыре-из-будущего, как утверждал домовой.

Впрочем, мысли о коварном предательстве Бойши быстро ушли на второй план. Совсем иные думы захватили девушку. «Такое ощущение, что кто-то из нас сошел с ума. Может быть, я? Или Мыря? Или оба? — гадала Тамара, вороша угли обгорелой веткой. — А если оба — как узнать, что произошло? Нет, бред, это все бред! Хотя… У незнатей не пять чувств, а гораздо больше. Вряд ли Мыря стал бы говорить, что старик — это он сам, если бы не был уверен на все сто. Незнати, биоэнергетические организмы, имея подпитку, могут прожить неограниченно долго. Но если все — правда, то сколько же лет прошло?! В каком мы веке? И почему он, этот век, вот такой?» От вопросов некуда было деваться. Тамара поднялась, пошла бродить по пустоши, стараясь на всякий случай не отходить далеко от костра. Лес жил своей обычной ночной жизнью — трещали ветки под чьими-то неосторожными лапами, перекликались странными голосами полуночные птахи, где-то на самой границе слуха переливчато журчал ручей.

Когда Тамара вернулась к костру, беседа незнатей закончилась, и Окончилась она, судя по всему, размолвкой. Теперь они уже не говорили — кричали, сверкая одинаково желтыми глазами. «Пожалуй, г°лько это у них и похоже», — мелькнула у девушки короткая мысль.

— Ты на себя-то глянь! — обозленно рычал красный как рак Мыря. — Чучело, сухостоина желтая! Сидишь тут паук пауком, зверей ешь, корни грызешь, кости гложешь. Тьфу, пропасть, глядеть на тебя срамно.