В ожидании счастья - Джил Грегори

– Не двигайся, Эбби. И ты тоже, Регги, – хриплым шепотом сказала Мэгги малышке, которая следом за ней спрыгнула на землю и теперь круглыми глазами смотрела на распростертое тело сестры.

Мэгги же смотрела на гремучую змею, которая приготовилась к броску в трех футах от руки Эбби.

Медленно, едва дыша, Мэгги потянулась за своим револьвером, и он выскользнул из ее ботинка, как гладкий камешек из песка. Она нацелила его в голову змеи, пытаясь унять дрожь в руках. Эбби, скосив глаза, чтобы увидеть, куда смотрят Мэгги и Регина, увидела змею и истерически закричала.

Мэгги нажала на курок как раз в тот момент, когда змея сделала смертельный бросок.

Звук выстрела эхом отразился от холмов, как пушечная канонада. Пуля разнесла голову змеи, лошади же, испуганные выстрелом, пустились в галоп, унося с собой коляску.

– Стой! – закричала Мэгги, пускаясь в погоню. – Тпру! Тпру! – беспомощно кричала она вслед, пока упряжка не пронеслась сквозь рощицу и не скрылась за скалой. От исчезнувшей коляски остались лишь клубы пыли, медленно оседающие в жарком сухом воздухе. С поникшими от отчаяния плечами Мэгги повернула назад. Обширная равнина, окруженная молчаливыми холмами и неподвижными деревьями, казалась мрачной и угрожающей.

Сердце Мэгги сковало ужасом. Она бросилась обратно туда, где на траве лежала окровавленная Абигейл. Фляга валялась рядом, ее содержимое выплеснулось на землю. Регги громко ревела.

Мэгги спрятала револьвер обратно в ботинок. Опустившись на колени перед Эбби, она перевернула девочку и осмотрела рану на ее голове. Она была глубокой и сильно кровоточила. Достав носовой платок из кармана платья, Мэгги прижала его к ране, и Эбби вскрикнула от боли.

– Ну, ну, все будет хорошо, – успокаивала она девочку, хотя сама трепетала от страха. Перед ними до самого горизонта простиралась необозримая холмистая техасская равнина, иссушенная солнцем. До ближайшего ранчо наверняка не меньше трех миль.

– Боже, помоги, – прошептала Мэгги сухими, потрескавшимися губами, бросив последний отчаянный взгляд по сторонам, но увидела только мескитовые деревья, можжевельник, колокольчики в высокой траве и пустынные холмы под горящим бирюзовым небом. Она развязала пояс, нашла палку под ближайшим кустом и прибинтовала ее поясом к руке Абигейл, смастерив шину.

– Все будет хорошо, – без конца повторяла она девочкам. – Мы пойдем к Бенсонам, там нам помогут. Не волнуйтесь, волноваться совершенно нечего.

Она взяла Эбби на руки.

– Пойдем, Регги. Держись за мой подол и иди рядом, как хорошая девочка.

– Мама, возьми меня на ручки! – всхлипнула Регги, когда Мэгги пошла вперед. – Мама, я устала и не могу идти. Я хочу воды!

Чувствуя, что сейчас и сама расплачется, Мэгги взглянула на испуганную малышку, по раскрасневшимся щечкам которой ручьями текли слезы. Увы, времени для утешений и поцелуев не было.

– Регги, – сказала она как можно мягче, – мы должны отнести Абигейл к доктору. Ей нужна помощь. Мы должны торопиться. Пойдем, держись за мою юбку. Ты попьешь воды у Бенсонов. А сейчас, пожалуйста, пошли быстрее. И не плачь. Слезами никому не поможешь.

Регги ухватилась за подол Мэгги, и они пошли вперед, к ранчо Бенсонов. В голове Мэгги кружились тысячи тревожных мыслей, она боялась за Абигейл, рана которой все еще кровоточила, а рука явно была сломана; она боялась за Регги, перепуганную и уставшую, поникшую, словно маргаритка под жестоким солнцем. И боялась за себя – а вдруг у нее не хватит сил пронести Абигейл три мили по этой чудовищной жаре, вдруг она потеряет сознание. Нет, она не имеет права потерять сознание, не имеет права останавливаться. Нужно дойти до Бенсонов! Мэгги медленно направилась к первому холму, который ей нужно пересечь, чтобы добраться до развилки.

Она сбилась с пути. Казалось, они бродят уже несколько бесконечных часов, умирая от жажды. Да, она заблудилась в этих холмах и в бизоньей траве среди техасского ада. Грудь Мэгги вздымалась от молчаливых сдерживаемых рыданий, пока она несла Абигейл в занемевших руках.

Услышав рядом с собой какой-то звук, она взглянула вниз. Регги со стоном опустилась на землю, шляпка упала ей на лицо.

– Регги! – с трудом прошептала она: губы слиплись и потрескались. – Мы должны идти, должны найти доктора.

Регина неподвижно лежала в траве, как брошенная кукла. Она безучастно отвернулась от Мэгги.

Мэгги посмотрела на Абигейл. Девочка уже давно потеряла сознание. Ее спутанные черные волосы свисали, как шелковые кисти, обрамляя блестящее от пота лицо. Кровь пропитала повязку на голове.

Она умирает!

Мысль явилась как призрак, холодный и страшный. На мгновение Мэгги представила себе Сойера: вот он возвращается домой, чтобы похоронить жену и дочерей. Они никогда не доберутся до ранчо Бенсонов, теперь она знала, что не доберутся. Она ошиблась и пошла не в ту сторону, скоро она тоже упадет, и они втроем останутся лежать под топазовым солнцем.

«И тогда, – подумала Мэгги с содроганием, – тогда прилетят грифы». Она уже видела их тени на траве – танцующие тени, исполняющие гротескный танец смерти. Они кружились в небе, издавая зловещие крики, наблюдали за ними и ждали. Они спустятся и сожрут их. Мэгги закрыла глаза и покачала головой. Нет, она этого не допустит!

Регина слишком измождена, чтобы сделать еще хоть один шаг, однако она умрет от солнечного удара, если останется на солнцепеке. Есть единственный способ спасти ребенка! С большим трудом Мэгги опустилась на колени.

– Регги… Регги, забирайся ко мне на спину. Я понесу тебя.

Она не чувствовала под собой ног. Наконец, когда маленькие ручонки Регги обхватили ее шею и она почувствовала вес ребенка на своей спине, она распрямилась, держа Абигейл на руках. Она пыталась забыть о жажде, которая мучила ее, о невыносимой жаре. Устало оглядываясь вокруг, она видела только пустынную золотисто-зеленую равнину, над которой висело марево. Никаких признаков жизни.

– Думаю, сюда, – прошептала она больше для себя, чем для девочек, которые уже не слышали ее, и пошла вперед, согнувшись под бременем двойной ноши.

Она все шла и шла, мимо мескитовых деревьев и зарослей дельфиниума по потрескавшейся земле, твердой и сухой от солнца. Все расплывалось перед глазами. Веки, ноги и руки стали будто свинцовыми. Она думала о Джоне, спящем в своей колыбельке на ранчо. Он скоро проснется и потребует материнского молока. Думала об Эбби и Регине – ведь у них впереди должна быть целая жизнь. Думала и о грифах, и о белых костях, блестевших под безоблачным небом. Она дрожала от усталости и страха.

Один раз она чуть не упала, но сумела удержаться на ногах и продолжала идти, считая шаги. Она придумала для себя что-то вроде безумной игры. Вот еще двадцать шагов, и она увидит впереди ранчо Бенсонов. Когда через двадцать шагов она ничего не увидела, кроме травы, деревьев и поднимавшихся вверх холмов, то поборола отчаяние и начала сначала. Еще двадцать шагов, она поднимется на холм и увидит вдали развилку. Через двадцать шагов она снова сказала себе, что уж теперь точно осталось двадцать шагов. Так она шла, с трудом переставляя ноги, задыхаясь, пока не поняла, что не может сделать больше ни единого шага. Тогда она взглянула на окровавленную повязку на голове ребенка, которого держала на руках.