Нечисти - О'Санчес

Мурман встряхнулся, укрепился поудобнее лапами и, что было мочи, подпрыгнул свечой вверх и чуть вперед, с таким расчетом, чтобы и карниз боками не задеть на обратном пути, и крысиную кучу не перелететь. Прыгнул он великолепно, почти на пределе возможностей, до потолка не достал изрядно, очень уж высоки были пещерные своды, зато вниз угодил как надо, в самый центр крысиного писка. Словно гигантский молот шарахнул по живому холму – Мурман пробил крысиную толщу почти до каменного пола; по сторонам, словно от взрыва гранаты, полетели ошметки, кровавые брызги и невредимые, визжащие на лету зверьки. Мурман съел одну раздавленную крысу, а дальше спривередничал, переключился на живую плоть, куда более вкусную и увлекательную. Внезапно его озарила великолепная идея: он махнул обратно на карниз, уселся, свесив вниз язык из раззявленного рта, и стал ждать. И действительно, крысы не подвели: они вновь стали составлять из себя гору, не обращая внимания на то, что основание этого холма – сплошь размазанные по полу ошметки их невезучих сородичей. Мурману хватило терпения примерно часа на полтора; за это время к импровизированному ристалищу, как к месту сбора, непрерывно подходили подкрепления, и вновь образовался живой холм из крысиных тел, пусть не такой высокий, как первый, но тоже внушительных размеров. Мурман повторил свой трюк: прицелился, подпрыгнул и грянулся вниз. Чтобы удар получился внушительнее, Мурман поджал лапы в прыжке, сгруппировался и упал спиной, выгнув ее до отказа. Получилось не хуже, чем в первый раз, пожалуй что и лучше: он пробил эту кучу-малу насквозь и даже поскользнулся в луже крови на полу, когда переворачивался со спины на лапы. Но добыча – дело зыбкое: сейчас она перед тобой, а зазевался – вот уже и нет ее, сбежала. Поэтому Мурман решил игры отложить на потом, а пока до упора воспользоваться привалившей к нему удачей. Сила прибывала в нем медленно, но она росла, а не убавлялась; а чтобы поток ее не иссякал – ничего и делать-то не нужно, только есть. А яркоглазых зверьков стало больше, и сила от них гуще получается… По мере насыщения Мурман решил внести некоторое разнообразие в свое времяпрепровождение: хорошее настроение, новые силы, вкусная еда подталкивали к движению, к веселью, к играм. Он стал носиться по громадному пространству, не придерживаясь при этом никакой ясной цели: захотел – вперед помчался, захотел – по кругу, вдоль стен, не забегая далеко в боковые пещеры, потому что крысы появлялись именно оттуда и сами скапливались здесь, в зале. Мурман намечал себе крысу покрупнее, разгонялся и старался сцапать именно ее, на полном ходу, не притормаживая. А можно попробовать есть только головы… и Мурман пробовал, а то вдруг принимался подпрыгивать и падать со всего маху туда, где было крыс погуще… Ни по свету, ни по запаху невозможно было определить ход времени в пещере, но Мурман вдруг осознал для себя некоторые вещи, важные и не очень… Первое – он играет очень долго: зал огромен, а куда бы ни ступили его лапы – все теперь в крови, всюду лежат растерзанные, задавленные и раздавленные им крысы… А живых стало явно меньше, и они уже не бросаются на него так яростно, а больше жмутся вдоль стен… И он, похоже, набрал сытость по самую собачью макушку, не хуже, чем тогда с вожаком-хозяином. Нет, даже получше, потому что тогда он был еще совсем юн и слаб, и для силы у него была куда меньшая вместительность, а сегодня все просто здорово… Теперь можно и… А что он здесь делает, ведь он что-то должен?.. Он должен искать Леху, своего обожаемого друга, теперь вожака-хозяина… Раз он уже здоров и силен, значит, надо отсюда уходить. Здесь что-то опасное поблизости. Очень опасное. Оно приближается. Страх и ярость вздыбили ему шерсть от остатков хвоста к холке, Мурман оскалился молча и прыгнул к стене поближе, чтобы спина или бок были прикрыты, если вдруг нападать будут с разных сторон. Крысы из-под него бросились врассыпную, одну из них Мурман успел схватить и сожрать целиком, не раскусывая, но уже не с голоду, а от волнения… Он чувствовал: вон из той пещеры, вот-вот… Это был отряд чудовищ: они мчались стремительно, сначала по два в ряд, и по мере приближения рассыпаясь в полукруг. Это тоже были крысы, но невероятных размеров, каждая – немногим меньше Мурмана. Было их тринадцать, у всех белые шкуры, выпученные глаза, огромные, словно яблоки, и светящиеся, острые клыки… Эти уже умели кусаться по-настоящему – Мурману одновременно обожгло ухо, левую переднюю лапу и хвост… А все же они были слабоваты против него: Мурман сменил место, переместился к другой стене, а пять крыс из тринадцати остались на месте, только у одной, с перекушенной спиной, дергались еще лапы, остальные валялись смирно. Мурман осмелел и сам бросился в атаку, он уже понял, как с ними драться. Крысы бились яростно, но это им не помогло, каждой хватило не больше чем по три удара. А если цапнуть за горло – одного рывка достаточно. У них очень сильная кровь, вот кого сначала бы съесть… Мурман облизнулся. Мелкие крысы тоже попытались было присоединиться к атаке своих больших собратьев-чудовищ, но теперь опять они по сторонам жмутся. А эти, которые большие, все убиты, ни одна не пропущена… А тревога не проходит, только сильнее становится. Что-то опасное здесь. Оно по-прежнему неподалеку… Вот оно идет!

Далеко впереди, в противоположной стене огромного зала, зажглась багровая точка и размазалась в широченную дыру. Воздух враз наполнился холодной сыростью и затрещал, там и сям из ниоткуда в пол начали выстреливать маленькие молнии, одна из них попала в крысу и убила зверька на месте. Шерсть на Мурмане заискрила, но пес встряхнулся от ушей к хвосту и обратно, и неприятное покалывание в коже прекратилось. Он неотрывно смотрел в клубы серого тумана, повалившего из багровой дыры, – сердце требовало драки, но голова осторожничала: на него шла нешуточная сила, он чуял ее. После гибели старого вожака-хозяина Мурман по-настоящему уже никого на свете не боялся, недавним опытом своим помнил, что и он может стать добычей… Ооооууууу!

Чудовище выступило из тумана и вперевалку, не торопясь, зашагало к Мурману. Это, наверное, тоже была крыса, но уж очень непростая: она двигалась на задних лапах, гигантская, если и поменьше вожака-хозяина, то совсем ненамного, такая же широкая, с длинным толстым хвостом, с бурой шерстью вокруг белого живота, в передних коротких лапах у нее какая-то палка. И… три громадные крысиные морды на толстой утроенной шее… У средней, самой большой головы, между ушами торчал отвратительный с наплывами нарост, нечто вроде осиного гнезда, с двумя парами рогов по бокам.

Мурман нацелился, взвился в убийственном прыжке, но уже в полете поменял траекторию, грянулся на скользкий от крови каменный пол и кубарем покатился по нему, пока не врезался в стену. Оказалось, что трехглавый крыс (Мурман почему-то успел заметить его «мужские» признаки) умело управляется дубиной, явно волшебной, если верить ощущениям, и короткие лапы ему в этом умении не помеха. Мурман, скуля, перевалился было на лапы, передние вроде как подломились… Прыжок – но хитрость не удалась, крыс был начеку: следующий удар пришелся прямо по морде. Он, удар этот, конечно же был полегче, чем те, что он получил во время битвы у воздушного шара от «багрового» чудища в человеческом облике, но все равно было очень больно, даже в глазах почернело, как больно!

Мурман, не поворачиваясь спиной к врагу, стал отступать, запрыгал, как лягушка, влево-вправо-назад. Мелкая дрянь вновь стала пищать под животом, но Мурман давил их не глядя и только тех, что сами попадались под лапы. Крыс наступал, и Мурман с тревогой углядел, как светящиеся глаза его, все три пары, разгорелись еще больше и как длинные острые искры посыпались с его волшебной палки…