Пепел прошлого - Галина Владимировна Романова

– Деньги? Серьезно? – Майор рассмеялся злым неприятным смехом. – И вы поверили, доктор Устинов.

– Это не мое дело, знаете. Были у нее деньги на счете или нет… Может, она блефовала для того, чтобы как-то объяснить кражу моих наличных? Она вообще мало говорила, когда явилась ко мне во второй раз.

– А почему вы не заявили, что она пришла к вам?

– А зачем?

– Что значит зачем? – возмутился майор не вполне уверенно. – Она возможная преступница и…

– Она пострадавшая, товарищ майор. Во всероссийский розыск объявлена не была. Просто несчастная женщина, попавшая в скверную передрягу. И майор Родионов называл ее жертвой, а не преступницей.

– А кого называла преступником она? – поинтересовался гость, подавшись вперед и глянув вполне по-доброму.

– Никого, – пожалуй, слишком поспешно ответил Устинов. – Она никого не назвала и вообще мало говорила, считая, что хранить чужие секреты очень опасно.

– Вот именно! – вскинул палец незваный гость и посмотрел на него как-то странно, добавив: – Очень опасно.

– Именно поэтому я был огражден от чужих секретов. Все, что знаю, уже рассказал, даже под протокол, товарищ майор. Можете ознакомиться, спросив разрешения у столичного майора Родионова.

Устинов сам не заметил, как окреп его голос. Он встал и пошел к двери, если не победителем, то и не побежденным. Майор что-то шипел еще ему в спину, предупреждал и даже, кажется, угрожал, но Устинову вдруг стало безразлично. А тут еще лейтенант Сальников глянул на него с интересом и даже подмигнул.

Хотя… Ни в чем нельзя быть уверенным. Верить их благосклонности никак нельзя, это он уже понял.

Майор остановился на крыльце, тряхнул головой и тут же нацепил форменную фуражку.

– Значит, говорите, деньги у нее в банке были?

– Это не я говорю, а она так сказала. Но могла и врать. У меня вообще сложилось впечатление, что ей нельзя доверять. Сначала из больничной палаты удрала, потом отсюда.

– И обокрала вас к тому же, – впервые разлепил губы лейтенант. – Не было мысли подать на нее заявление за кражу? Вы ведь к тому моменту уже знали, кто она.

А он молодец! Устинов и не хотел, да восхитился: правильно разговор строит.

– Когда я узнал, кто она, ее уже не было в живых, лейтенант, – с неожиданной, вполне неподдельной грустью ответил Устинов. – И заявлять, соответственно, было не на кого. Повторюсь: все мои показания уже запротоколированы.

– Слушай, док…

Майор неожиданно выкинул руку, схватил его за затылок и притянул к себе, заставив слушать его опасный шепот и вдыхать запах лука от недавнего обеда.

– Майор Родионов далеко, док, – зашипел майор. – А мы – вот они – тут, рядом. Мы на своей земле сами суд вершим. У нас свои законы.

– Да? В самом деле? А я думал, что живу по законам Российской Федерации. Стало быть, ошибался?

Он неловко вывернулся и, ухватившись за дверь, начал ее настойчиво прикрывать, хотя ботинок майора этому всячески препятствовал.

– Ну, ну… Смотри, док, не ошибись в выборе авторитетов…

Они ушли, а он запер дверь на все замки и шпингалеты, оперся о стену и захныкал:

– Твою мать, а! Твою мать, Валя, зачем ты мне все это рассказала?! На кой черт мне была нужна эта бомба с часовым механизмом?!

Он ведь теперь единственный знал все или почти все. Она достаточно выболтала тем вечером, когда страстно целовала его в губы и просила пока держать все в тайне.

– Особенно от ментов! – грозила она ему пальцем. – Никогда не угадаешь, кто из них кому служит… Если уж станет совсем невмоготу и захочется с кем-то поболтать о том, что я тебе рассказала, выбирай собеседника сердцем, и то после того, как меня не станет. Если не станет…

Ее не стало, но желания поболтать о ее проблемах у Устинова не появилось. Особенно теперь, после визита местных полицейских.

– Они там ордена и медали делят, а я буду голову подставлять, – ворчал он, перебравшись из коридора в кухню. – Нет уж, сами… Как-никак, сами выплывайте, господа хорошие.

В глубине души ныла трусливая мыслишка о том, что майор Усов при желании может доставить ему много проблем. Направит к нему проверку, например – одну, вторую, третью. Станут рыться в его фельдшерском пункте, искать нарушения. Сопоставят те врачебные действия, которые он совершил с Валентиной, с наличием лекарств и сочтут, что он либо вор, использовавший неучтенные препараты, либо палач, делавший операцию без анестезии и прочего.

Устинов проигрывал в любом случае: и за первое, и за второе ему грозила ответственность, поэтому зря он тут перед Усовым в позу становился. Тот прав: Родионов далеко, а они – вот тут – рядом.

Окончательно расстроившись, он решил, что сегодня имеет полное право на выпивку. На работу ему только завтра, и не один Родионов может перегаром хвастаться.

Устинов так вдохновился идеей, что выпил первую рюмку коньяка вовсе без закуски, прямо у шкафчика, где он хранил алкоголь. Но вдруг решил, что это как-то совсем не по-человечески – он же не алкаш конченый! Надо бы стол накрыть и телевизор включить – хоть какой-то эффект присутствия. Он полез в подпол, достал банку маринованных белых грибов и икру из баклажанов. Соленьями и вареньями его обильно снабжали благодарные пациенты. Это была единственная мзда, которую он себе позволял.

Не совсем подходящая закуска для коньяка, но ничего другого у него не было – сегодня он не выходил из дома. Думал, отсидеться в выходной, отдохнуть от людей и тревожных мыслей, но не вышло.

Стол Устинов накрыл за пять минут. Он сел напротив телевизора, поднял рюмку, и тут, как в поганом, перенасыщенном интригами кино, раздался стук в дверь. Этот стук почему-то показался ему тревожным.

– Да что же такое-то!

Он неприлично выругался, поставил рюмку на стол и какое-то время смотрел, как маслянисто поблескивает янтарная поверхность. Стук стал настойчивее. Устинов со вздохом встал и шагнул от стола, а потом вдруг вернулся и залпом выпил, решив, что девиз «да пошло оно все» сейчас будет как нельзя кстати.

– Пьешь, доктор?

На пороге за входной дверью нагло скалился бизнесмен и меценат Эдуард Пышкин. Вот кого ему меньше всего сейчас хотелось видеть, это его! Лучше менты, чем этот. С теми он даже разговаривать не стал бы, запросил повестку с адвокатом, и все. А от этого и молитва не спасет.

– Не ваше дело, – сквозь зубы ответил Устинов, прочно держа дверь двумя руками. – Что надо? Заболели? Так у меня выходной.

– Нет, док, со здоровьем тьфу-тьфу… – Пышкин сделался серьезным. – Да и не доверился бы я тебе, если что. Разговор есть.

– Все разговоры завтра. Приходите в медпункт.

– Мой разговор не по врачебной теме.

Пышкин, к слову, не делал ни единой попытки проникнуть на его территорию – стоял на крыльце, руки в карманах широкой парки, доходившей ему почти до коленей.