Наследница чужой жизни - Татьяна Юрьевна Лисицына

Услышав новый стон, Женя повернула голову и бросилась к другому раненому.

− Гриша, миленький. Потерпи, я сейчас, − девушка достала бинт и начала перебинтовывать голову парнишке лет восемнадцати, периодически вскидываясь на новые стоны.

− Ерунда, это лишь царапина, − парнишка смотрел на Евгению с обожанием.

Действовала девушка без паники. Закончив перевязку, она скомандовала:

− Поможешь дотащить до госпиталя?

− Помогу, Женевьева. Только сначала Александра Ракитина подберём. Он у самой стены крепости, без сознания. Видел, как его турок подстрелил, спешил на помощь, а тут и меня хлопнуло. В голове трещит до сих пор, − молодой человек осторожно качнул головой и на повязку упал белый завиток.

− Александр ранен? – Евгения побледнела. – Где он? Пошли скорее.

Вокруг продолжали свистеть пули, пролетело, образовав воронку ядро.

Стаса потянуло за молодыми людьми, пробирающими ползком.

− Вот он, − сказал парень.

− Сашенька, как же так? − девушка припала к груди, потом схватила запястье. – Пульс есть, но слабый, − сестра милосердия разрезала китель, разорвала рубашку и начала перебинтовывать грудь.

Раненый застонал.

− Жив, − выдохнул Григорий. – Я уже и не надеялся, что дождётся.

− Носилки нужны, − повернулась к нему Евгения.

− Я принесу, а ты передохни. Женевьева ты наша.

− Перестань, − отмахнулась девушка, вытирая со лба пот и оставляя красную полоску.

Женевьевой, почитаемой в Париже святой, девушку стали называть за безответное служение раненым и за её бесстрашие. Саму Евгению такое сравнение такое сравнение только вдохновляло и придавало сил, чтобы сделать ещё что-нибудь для русских солдат, отправившихся на войну.

В Петербурге не помнили, что Евгения была незаконной дочерью, прижитой от гувернантки брата по отцу Василия, когда они жили в имении под Петергофом. Отец Василия мечтал о дочери, поэтому сделал всё, чтобы воспитать её, как родную. Ему удалось заставить супругу принять сначала его измену, а потом и малышку. Княгиня Коринова, прикованная к креслу и уже не пользовавшаяся вниманием князя, воспитывала дочь в строгости, мстя ей за доставленные страдания. Тем не менее, девушка получила прекрасное домашнее образование и вовсю старалась услужить и мачехе, и своенравному Василию. Причиной отправиться на войну для князя оказалось вовсе не сочувствие болгарскому народу, страдавшему от турецкого зверства, а несчастная любовь к чужой невесте. Потеряв от любви голову, князь Василий собрался на войну так быстро, что безутешная мать, только и успела отправить за ним падчерицу, которая сразу после объявления Россией войны Турции закончила курсы медсестёр и собиралась присоединиться к баронессе Вревской, когда её вызвала к себе княгиня.

Важно восседая в кресле, то и дело, промакивая глаза белым платочком с вензелями, княгиня приказала:

− Князь Василий, как тебе известно, собрался на войну, − при этих словах баронесса вытерла слезу с подпирающей высокий воротник платья, щеки.− И ты, всем обязанная нашей семье, должна отправиться за ним.

− Но у меня уже есть договорённость с баронессой Вревской присоединиться к её санитарному отряду.

− Ты поедешь в госпиталь под Плевной, − княгиня всё же не удержалась и всхлипнула. − Васенька поступает в распоряжение генерала-лейтенанта Шильдер-Шульднера. Отправляется в самое пекло. Ты ведь, наверно не знаешь, что три полка под командованием Шильдер-Шульдера заставили турок выкинуть белый флаг из Никопольской крепости? В данный момент генерал выведен в резерв и оставлен для охраны моста через Осму. Победили только благодаря военной стратегии генерала Шильдер-Шульдера. И всё это произошло при тридцатипятиградусной жаре.

Евгения давно усвоила: спорить с мачехой бесполезно. Ещё и виноватой окажется. А она итак виновата самим фактом своего рождения, как ей всячески внушала княгиня, что не могло не отразиться на характере Евгении. Иногда Женя задумывалась, как сложилась бы её жизнь, если бы её оставили с матерью. Всё, что удалось узнать: мать поспешно выдали замуж с приданым и выслали из поместья, взяв слово, что она никогда не попытается увидеться с дочерью. Во имя лучшей доли дочери, та согласилась. Так что жертвенность у Евгении, похоже, оказалась наследственной. На первом месте всегда был брат Василий, на четыре года старше её самой.

Евгения привыкла жить для других. Для Васеньки, для маменьки, для папеньки. В их семье она стала исполнительнее любой служанки.

Так было, пока семья не переехала в Петербург, и Евгения не начала сопровождать графиню на приёмы, где в беседах заразилась общим сочувствием болгарскому народу, который восстал за свою независимость. Девушка познакомилась с баронессой Вревской, которая служила для неё неиссякаемым источником вдохновения. Служение внутри семьи перестало удовлетворять Евгению. Она поступила на курсы сестёр милосердия, подружилась с близкими ей по духу девушками, с которыми собиралась в Болгарию.

− Ты что молчишь, Евгения? Забыла, что обязана нашей семье? Тенью будешь следовать за Васенькой. Он такой отчаянный. Полезет в самое пекло. А ты хотя бы первую помощь сможешь оказать.

− Как скажете, маменька, − Евгении на этот раз не удалось скрыть разочарование, что её планы оказались нарушены.

А ещё девушку задело, что княгиня полностью исказила информацию о взятии Никопольской крепости. Войска были разделены на две колонны. Одна под воздействием генерала Шильдера-Шульдера, а другая под командованием барона Криденера, и ключ от крепости вручили именно барону Криденеру. Раз её Васенька идёт на войну, так его командир должен быть героем.

Княгиня Коринова вырвала у Евгении обещание. Да только вот война диктует свои правила, и у судьбы на Васеньку свои планы оказались. Погиб Васенька при первом же штурме Плевны. Атака не удалась, и поражение приписывали именно неправильной тактике генерала Шильдер-Шульдера. Недооценил противника и вёл атаку замкнутыми колоннами.

Евгения, очутившись в самом пекле, конечно, не могла уследить за Василием, который действительно пошёл в атаку в первых рядах. И только, ползая по полю и оказывая помощь, она наткнулась на своего брата и с трудом узнала его забрызганное кровью лицо. Сердце уже не билось, хотя само тело ещё не успело остыть. На лице застыло удивлённое выражение, словно не верил, что желания – а ведь он несколько раз говорил Жене, что пришёл на войну умереть! − исполняются так быстро.

Евгения не знала, сколько она просидела, оплакивая брата и забыв о других раненых, а потом тащила Василия на себе до походного госпиталя. Всё, что она могла сделать теперь – это похоронить. Девушка переживала, словно это на самом деле была её вина. Не выполнила обещания, которое вырвала у неё княгиня Коринова. Как ей теперь вернуться домой?

Теперь всё, что она