Феликс и Незримый источник и другие истории - Эрик-Эмманюэль Шмитт

– Сдохни, Свастика, ядовитый змей, прикуси язык и задохнись от собственного яда. Распухни! Лопни! Разлетись на куски! Жабья слизь, мерзкий гнойник, вонючка! Дерьмо, дерьмо с человечьим лицом, нет, с задницей вместо лица! Дохлое дерьмо, в котором даже черви и мухи не водятся, ну погоди, станешь еще дерьмовее!

Он призвал в свидетели бесов, упомянул всех святых, рассказал, как плохо я с ним обращался, и заплакал кровавыми слезами.

Потом на небе появились никогда доселе не виданные черные тучи. Миларепа закричал, и тучи, словно крик сорвал их с опоры, всей массой свалились на поля. По земле застучал град, с гор ринулись потоки воды, ураганный ветер с дождем уничтожили все, что пощадила вода. Ничего не осталось ни от урожая, ни от людей, ни от домов. Лишь несколько человек, среди них мы с женой, сумели укрыться в окрестных пещерах.

Через несколько дней в том же кафе я вновь увидел странную женщину…

(Ах да, сейчас я – это Симон, а не Свастика, Симон девять веков спустя. Сейчас я привык, что во мне живут две личности, привык вести две жизни – ту, что с черным кофе на мраморном столике, и ту, куда выносит волна моих снов. И там и там – я, от этого мне легче. Когда я был только Симоном, на меня словно давила какая-то тяжесть, я чувствовал себя скованным, застывшим, как будто обреченным на невидимое заточение.)

…итак, я наблюдал за странной женщиной, а сам рассказывал историю Миларепы старому другу времен студенчества, другу, который всегда казался мне старым, даже в двадцать лет. Он же, скептически попыхивая трубкой, спросил:

– Ты веришь в колдовство?

Можно было подумать: ответ на этот вопрос для него столь же важен, как две ноги для ходьбы. Я так удивился, что замешкался с ответом. Он продолжал:

– Я верю в бурю и град, но не верю, что их вызвал человек и его заклинания. Верю, что твой дом обрушился, что лошади взбесились, но не верю в колдовские манипуляции. А ты сам-то как считаешь?

– Я? Кто, я?

– Да, ты, Симон. Я же с тобой говорю!

– Но я ничего не считаю, я просто рассказываю.

Не знаю, был ли мой ответ идиотским или, наоборот, очень мудрым. Впрочем, чем старше я становлюсь, тем меньше чувствую разницу между крайней глупостью и великим умом. Как между сном и реальностью.

Старый друг моргнул и затянулся, осмысливая мой ответ.

Потом взял спичку, зажег ее и поднес ближе ко мне.

– Я сам верю только в науку. Для любого объяснения достаточно физики и химии. Вот скажи, откуда взялся огонь?

Он явно дразнил меня.

Я схватил спичку и задул пламя.

– Гляди, если ты мне сейчас скажешь, куда делся огонь, я скажу тебе, откуда он появился.

Раны земли затягиваются быстрее, чем человеческие. Прошли годы, я отстроил дом, обзавелся имуществом, но моих сыновей было не вернуть. Как только выдавался свободный день, я брал палку и отправлялся в горы искать Миларепу. С белозубой юности до седовласой старости я не переставал его ненавидеть. Пока…

Но обо всем по порядку. Я ведь должен рассказать всю историю Миларепы. Иначе эта жизнь мне не зачтется.

После того страшного дня Миларепа не знал покоя. Ночью он не мог спать, его преследовали лица гибнущих людей, их протянутые руки. Он видел, как матери ищут детей в стремительных потоках, как несчастные захлебываются, ощущал ужас последних минут агонии… Миларепа понял, что его сила служила одному лишь злу, и сам пришел от себя в ужас.

Он желал душевного покоя, как страдающий от жажды мечтает о воде. И решил отправиться к великому Марпе Переводчику, который, по словам окружающих, лишь один мог ему помочь. Идя по Березовой долине, он вспоминал, сколько времени ему потребовалось, чтобы овладеть колдовскими заклинаниями, – два года. Несомненно, такой же срок понадобится, чтобы научиться творить добрые дела. Входя в дом Великого Ламы, он чувствовал себя почти счастливым.

Марпа ждал его, потому что предыдущей ночью видел сон, который возвестил ему приход Миларепы и открыл, что они были связаны еще в предыдущих жизнях. Пристальный взгляд Марпы остановился на пришельце.

– Достопочтенный Лама, великий Марпа, я чудовищный преступник.

– Если ты преступник, не обвиняй себя передо мной. Меня ты ничем не оскорбил.

– Я вверяю вам свое тело, свое слово и свое сердце, а у вас прошу пищи, одежды и обучения. Укажите мне путь, ведущий к совершенству в течение одной жизни.

Марпа стряхнул пыль с одежды, словно что-то его раздражало. Опустив веки, он ответил:

– Я принимаю в дар твое тело, твое слово и твое сердце. Но я не дам тебе пищи и одежды одновременно с обучением. Или я дам тебе пищу и одежду, а за обучением ты обратишься к другому, или я буду учить тебя, а пищу и одежду ты будешь искать в другом месте. Или то, или другое, ты должен выбрать!

– Я выбираю обучение у вас.

Марпа начал энергично скрести локоть. Миларепа радостно воскликнул:

– Я буду жить подаянием, просить у жителей долины еду и одежду.

– Ладно, – ответил Марпа, на руке которого выступила кровь. – А теперь выйди из храма и вынеси свою книгу заклинаний. От твоего запаха божества задыхаются.

Так холодно принял Миларепу Великий Лама. Его жена оказалась гостеприимнее. Она предложила гостю миску супа и показала место, где прилечь.

На следующий день Миларепа начал просить подаяние по всей долине.

Марпа наконец навестил ученика и спросил, каковы были его преступления. Миларепа рассказал про свою месть, разрушение дома, бурю и град.

– Отлично, – сказал Марпа, – теперь ты сделаешь то же самое для меня. Полезай вон на ту скалу и пошли град на Йаброг и Линг. Потом устрой небольшую бойню для горцев, живущих по дороге к Лхобраку.

Исполнив все это, Миларепа распростерся перед Марпой и потребовал сообщить ему, как достигнуть высшего совершенства.

Марпа побагровел и закричал. Слова извергались из его рта, как плевки.

– Что я слышу? В ответ на твои преступления? Поведать тебе тайну добра после совершенного тобой зла? Да у тебя ни капли достоинства! Ты не заслуживаешь моего внимания, ни одного моего слова! Немедленно иди восстанови урожай жителям Йаброга и Линга и верни здоровье горцам. И пока не кончишь, не смей являться ко мне.

Миларепа понял, что ему надо искупить вину. Он постарался как мог и вновь упал к ногам Марпы:

– Великий Лама, я раскаиваюсь. И жду обучения.

Марпа почесал в затылке. Всякий раз, как он видел Миларепу, у него начинался зуд.

– Попозже, попозже… Ты еще не готов. Зло легче творить, чем добро, и гораздо быстрее, тут не надо усилий. Но зло липнет к тебе. От него не так просто избавиться…

– Великий Лама, умоляю!

– Построй мне круглую башню.