Душа - Анна Веди

– Не бойся. Ты на пути в рай, – так же внутри меня проносится голос.

Кто-то разговаривает со мной телепатически. Пока я плыву, как мне кажется, в одиночестве, я никого не вижу, ни рядом, ни вдали. Приближаясь к звезде, я начинаю различать расплывчатые силуэты. На меня опускается белая пелена и укрывает с головы до пят. И другие души тоже под белыми, как будто вуалевыми, покрывалами. Одни стоят просто в ряд, прислонившись к невидимой стене, другие с поднятыми вверх руками тянутся к решётке, которая отделяет вход в другое пространство. Там я вижу дорожку, тянущуюся по небу. Я не могу различить лица, под покрывалами не видно. Они их прячут намеренно или так получается? Хотя, ведь и моё лицо тоже не видно. Наверное, так надо, раз нас всех накрыли вуалью.

– Чего вы тут ждёте? – спрашиваю я у фигуры сбоку от меня. – Ждём пропуск в рай. Здесь мы отчитываемся за прожитую жизнь, – фигура поворачивается ко мне, но лицо скрыто под белой вуалью.

– И долго надо ждать?

– Кому как. Кто-то не ждёт и сразу попадает, кто-то ждёт постоянно.

– Интересно, от чего это зависит?

– От того, как прожил жизнь. Верующие и праведные не ждут или ждут очень мало. Остальные отчитываются.

– Перед кем? – задаю я вопрос, хотя уже знаю ответ.

– Перед Всевышним Господом миров! Перед Богом!

Я задумываюсь и отплываю в сторону. Я ведь не была верующей, не молилась, не ходила в храмы для молитв и успокоения. Для меня молитвой были кисти и краски. И как же так? Жила по совести, честно, и что теперь? Не молилась, не верила твёрдо, значит, придётся теперь торчать здесь в ожидании? А куда мне торопиться? Можно и здесь находиться. Я на Земле никуда не торопилась и прожила счастливую жизнь рядом с единомышленником, а здесь тем более некуда торопиться. Я оглядываюсь по сторонам. Вокруг души стоят и разговаривают с кем-то невидимым вверху, возносят руки и бормочут на разных наречиях. Иногда между душами возникают споры и перебранки, но их быстро пресекают повисшие огромные кисти для красок. Раз есть кисточки, значит, есть и художники. Уж они-то не лишены солидарности и помогут мне понять, где я и что мне делать. Я ищу глазами кого-нибудь, похожего на художника, но все под белыми покрывалами, и как среди них найти художников?.. Я подхожу к кисточке и пытаюсь её взять, но мне это не удаётся. Кисть настолько большая, – одна ручка длиной в два моих роста, а пучок в полроста, – и тяжёлая, что не поддаётся. Её ни поднять, ни удержать, и рисовать ею тем более невозможно. Кто же поднимает такую тяжесть, и зачем она нужна? Мой внутренний вопрос не остаётся без ответа. Кисточка поднимается сама и проходится по людям в очереди, подгоняя их к проходу. Типа «проходите, не задерживайтесь». Завороженная увиденным, я не замечаю, как кисточка повисает над моей головой, и гладит, подталкивает меня вперёд своими ворсинками. Я оказываюсь в толпе, хотя не хотела и долго сопротивлялась. Я не люблю толпу. Меня рвут на части из стороны в сторону. На мгновение я оказываюсь в вязкой трясине, в которой так же, как и я, другие души пробираются к свету.

– Что это? – проносится у меня внутри.

Я оказываюсь то в одном мире, то в другом, передо мной мелькают какие-то картины и образы.

– Это разные вероятности развития, которые можно наблюдать в нематериальном мире вселенной, называемом отэспаре. В одном все не помещаются, – слышу я мужской голос то ли снаружи, то ли у себя в голове. – Ты уже не первый раз перемещаешься, поэтому на твоё восприятие накладывается память о предыдущем перелёте.

– Как это, не первый? И кто ты такой? – спрашиваю я, после того как оглядываюсь, и даже смотрю вверх, но никого не вижу.

– Ты уже умирала, а мы твои ангелы.

– О, так ты не один, вас много?

– Двое.

– Что ещё вы мне расскажете? И долго я буду здесь торчать? Куда я направляюсь?

В ответ повисает тишина. Может быть, перезагрузка? Вряд ли, ангелы не роботы. Куда же они делись? Ладно. Отлично. Я уже умирала, и вот, снова, значит, родилась, и прожила жизнь, и сейчас я умерла опять, и прохожу то, что уже проходила. Я немного успокаиваюсь. Внезапно меня что-то или кто-то подхватывает и несёт сквозь толпу. Я опять сопротивляюсь.

– Не надо! Я хочу сама всё пройти и посмотреть. Не надо! Отпустите меня немедленно!

Моя просьба тут же исполняется, и я падаю, лечу куда-то вниз. Подо мной кажущаяся белая пелена, но я знаю, что это души в белых покрывалах толпятся в очереди. Чем ближе к входу в зону отчёта и распределения, тем теснее толпа. Они уже почти слились друг с другом в единую массу. Если я упаду на них, они меня разорвут на части от злости, что я обхитрила их всех и обошла. И зачем эти ангелы такое со мной сделали? А, я же сама хотела и ныла, что торчать здесь плохо. Потерпела бы, прошла более или менее спокойно, по очереди. Я пружиню на ногах и зависаю в воздухе. Но оказывается, здесь такая хитрая не я одна. Другие души висят над стоящими в три ряда и пытаются пролезть сверху в дверной проём. Я не хочу лезть без очереди, тем более, не хочу торопиться. Откуда мне знать, что будет после? А вдруг будет хуже, чем сейчас?

– Давно ты здесь? – слышу я голос справа.

– Не знаю, – отвечаю я. – Может быть, день, может, два. А ты? – спрашиваю я и вглядываюсь, стараясь различить лицо под вуалью.

– Так же. Здесь все день-два, и не знают точно.

Мой собеседник выглядит, как большой призрак. Все остальные на его фоне кажутся маленькими. Внезапно открывается дверь, и первые, кто находился рядом с ней, буквально исчезают. Их всасывает в дверной проём, как пылесосом, с немыслимой скоростью и силой. Впрочем, для почти невесомых душ большой силы не требуется. Я попадаю в этот поток, и меня несёт вперёд. Но почти перед самым моим носом дверь захлопывается, и я остаюсь по эту сторону. Со всех сторон на меня нажимают и давят. Кто-то умудряется пролезть сквозь меня, но фигура передо мной каким-то образом откидывает этого внеочередного призрака назад, и я снова ощущаю, как расплываются все мои кусочки души в чужой душе. Я держусь изо всех сил, чтобы не раствориться и не дать раствориться другим в себе. Как только ощущаю, что кто-то нарушает границы, даю отпор и откидываю наглеца назад. Если бы я была на Земле, я бы, наверное, волновалась, как перед экзаменом, но здесь я ничего не чувствую. По-прежнему многие из стоящих рядом молятся и простирают руки, и смотрят вверх с надеждой быть услышанными. Кто-то плачет и рыдает, просит простить грехи, как будто они знают, в чём нагрешили. Хотя, что это я? Конечно, каждый знает свои косяки. Может, и скрывали их от близких и общества в земной жизни, но здесь никого не обмануть. И даже себя можно обманывать всю жизнь, оправдывая свои плохие деяния здравым смыслом или чем-то ещё, но Всевышнего не обмануть. Он всё видит и знает. Он, как совесть, которая подтачивает и съедает все внутренности человека при жизни, не даёт спокойно спать, жить, приводит человека в постоянно тревожное и беспокойное состояние и в зависимость до тех пор, пока он не раскается и не попросит прощения у Бога, прощающего и милостивого. И пока человек сам себя не простит. Как люди не понимают и не осознают это? Я прокручиваю всю свою жизнь и пытаюсь вспомнить все свои ошибки и заблуждения. Как-то отказала бедняку, просившему милостыню. Я сама была в расстройстве, и мне было не до него. Потом я мучилась и жалела, что не помогла этому несчастному. А значит, я раскаялась. Вероятно, будут спрашивать о тех ошибках, которые я не осознаю или совершила по незнанию. Наша с Патриком успешная работа «Дуэт иллюзий» всегда внушала мне некоторый страх, как будто я затрагиваю что-то запретное. Но уверенность Патрика внушила мне спокойствие. Что же ещё? Что же ещё? Опять внезапно открывается дверь, и меня всасывает внутрь. Я оказываюсь в светлом пространстве. Оно настолько светлое, что не видно другие души, и себя-то не видно. Вот ощутила, как кто-то или что-то врезалось в меня и попыталось проникнуть. Сворачиваюсь комочком, напрягаюсь и сопротивляюсь, как уже научилась не пускать в себя другую душу. Я оглядываюсь по сторонам. Вокруг белым-бело, и нет конца и края этому свету. Не знаю, куда двигаться, нет никакого направления, поэтому остаюсь на том же месте, просто парю в пространстве. Всё, что происходит, не похоже ни на что, и нет возможности отреагировать обычным образом.