Люди золота - Дмитрий Могилевцев

Дыхание живой ртути проникало в мозг и глаза, светилось румянцем на щёках. Заставляло крошиться ногти и осыпаться волосы. Отнимало рассудок. Те, кто уже не мог лезть под землю, бродили среди лачуг, подволакивая распухшие ноги. Хихикали, шаря руками в лохмотьях – быстро-быстро, будто гоняясь за блохами.

Инги едва смог выдержать полдня у ал-Мадины и ничего не стал там покупать. Впрочем, много ему бы и не продали. Никто толком не знал, как живое серебро связано с золотом, но все знали – связано. Лысый трясущийся старикашка с яблочными щеками, спавший в подвале на груде шлака среди медных сосудов, реторт и жаровен, шептал горячечно в ухо, дышал гнилью, твердил: «Ртуть – мать всех металлов, дайте мне ещё золота, господин, и я верну сторицей, я уже сгустил её, смотрите!» И показывал медный поддельный динар, покрытый шелушащейся золотистой плёнкой. Мелкий дворянчик, едва держащийся на ногах, тряс медной флягой, а в глубине её тяжко булькало, билось о стенки. Купите, чтоб у вас стало много золота, купите! Ртуть собирает золото. Тянет из камня и земли. Всё оно будет вашим, всё!

Но подпрыгнул, расхохотавшись, и по протёртым холщовым его штанам вдруг расползлось жёлтое пятно.

Инги не купил ничего и у мелкого безумца, и у графа Диаса, владевшего рудником. Графские приказчики не хихикали, но подозрительностью дали бы фору любому безумцу. Привычно продавали мусульманским купцам почти всю добычу, но христианам… А зачем? А куда собираетесь везти? А что делать дальше? И загибали вдесятеро против обычной цены, чтобы отвадить странного покупателя. Золото отравило их рассудки.

И тогда Инги, собрав людей, отправился в земли, где рассвет встречают хвалой новому богу.

– Господин! – предупредил Хуан шёпотом.

Вовремя. Уже и солнце поползло за гору. Однако запоздал ты, голубчик. Твой новый хозяин, пожалуй, и не заплатил бы тебе за новости такой свежести. И покрывалом тебе не стоило так укутываться. Любой, кроме ленивых привратных стражников, сразу заметит: не масмуда ты, торопящийся по масмудским делам, а вор, желающий спрятать лицо.

Инги шагнул навстречу. Встал посреди улочки, расставив ноги, уложив ладонь на рукоять.

– Эй, в сторону! – выкрикнул всадник.

Но конь вдруг шарахнулся, взвился на дыбы, едва его не сбросив. Встал, пугливо кося влажным карим глазом на Инги.

– Это вы, – выговорил всадник неуверенно. – Вы здесь? А я из Малаги, я там покупал по вашему приказу, господин, и…

– Здесь, как видишь, – ответил Инги, глянув на вжавшегося в стену Хуана. – Не по моему приказу ты отправился в Малагу. Но прибыл ты оттуда ради меня. Всё сегодня получается, как мы и думали. Все собрались вместе. Не хватало только молодого Хайрана, торопящегося с важными вестями. Но везти их, увы, уже ни к чему. Хуан, не поможешь мне приветить старого друга?

Всадник дёрнул поводья, чтобы вздыбить коня, рвануть вперёд, растоптать – но Хуан, оттолкнувшись от стены, кошкой взлетел на круп. Хайран, взвизгнув, грянулся оземь. Но Инги не дал ему коснуться пыли. Подхватил, встряхнул, поставил перед собой. Содрал с головы покрывало.

– Ты не убьёшь меня на улице, – прошептал Хайран.

– Зачем? Мы пойдём туда, где нашему разговору никто не помешает. Хуан, езжай впереди, а мы со старым другом пройдёмся.

– У тебя ничего не выйдет! Я закричу! Прибежит стража!

– Кричи. – Инги пожал плечами. – Кого ж она увидит? Фальшивого масмуда?

– Проклятый колдун, чур меня, чур, во имя Милостивого, Милосердного, изыдь от костей моих…

– Когда я последний раз тебя встречал, ты был христианином, – заметил Инги равнодушно.

– У тебя всё равно ничего не выйдет, ничего! Твои корабли сожгут в проливе! Все уже знают, что ты вор и мошенник!

– Правда? А отчего же ты торопился? Ты только не сглупи сейчас, Хайран. Ибн Узри считает тебя умным – так не подведи его. И помолчи, пока мы не придём, – я хочу послушать город.

Хайран не сглупил. Покорно плёлся рядом, поглядывая украдкой. Инги видел: хочется ему метнуться в переулок, кинуться за лавки, за низкие ограды. Но он достаточно знал об Инги – и потому держался. Даже если увернуться от огромного колдуна, кинуться наутёк – почём знать, не караулит ли рядом тощий шайтанёныш с ножом в рукаве? Или та помесь джинна с верблюдом, чудовище с половиной лица? А-а. Хайран видел однажды, да, видел. Ему запретили смотреть, но он всё равно подсмотрел. А может, нарочно позволили? Уроду тогда привели барана – большого, жирного барана, – и урод медленно сломал его руками. Выдавил глаза, разорвал хребет. Голыми руками сорвал голову с шеи! И стоял, растянув уцелевшую щёку в гримасе, а потом принялся хлебать кровь. Она выливается изо рта через дыру, щеки-то нет, зубы торчат чёрные, кровь через них плещет, а урод всё равно пьёт. Хайран тогда отполз за бочки и выблевал на руки утреннюю лепёшку.

– Сюда. – Инги подтолкнул Хайрана к узкой улочке. – Ты не торопись. Ступеньки. Вот, а теперь направо.

– Ой! – шепнул Хайран, зайдя под низкую арку.

– Всё в порядке, – сказал Инги дружелюбно. – Это к нам старый приятель пожаловал.

– Мир этому дому, мир. Только можно… – Хайран сглотнул.

– А, конечно… Добро пожаловать, гость дорогой! – сообщил радостно рябой Вигарь, пряча нож за голенище.

– Спасибо.

Хайран осторожно потрогал шею. Вздохнул.

– Пусть гость отдохнёт, никуда не торопясь, – сказал Инги. – Вечером у нас дружеский пир. Гость ведь захочет посидеть с нами? Поговорить по душам, без утайки? А может, гость предпочтёт общество старых друзей? Мятеща уже сколько раз о тебе спрашивал. Скучает.

Вигарь захохотал, оскалив жёлтые зубы.

– Я… я… спасибо, высокий господин Ингвар, я…

– Вот и хорошо, – заключил Инги равнодушно. – Вигарь, проводи его. – И добавил на языке севера: – Осторожнее с ним – он мне нужен в здравом рассудке.

Ах, какой пир! Щедр этот дикарь, как настоящий беду! Недаром слава про него идёт, недаром под его руку слетаются, как мухи, все проходимцы и своевольники. И никакой тебе зауми занудной про вирши и книжонки, споров, когда слова цедят по грошику, чтоб, упаси Господи, невежества своего не показать. А тут весело, и жратва – ох-ох, румийская свининка вовсе недурна. Правду говорят, лучшее на свете мясо – от молодого свинёныша, только от соски. Какой он сочный. А ушки так и хрустят! Вино у варваров странное, пенится, как мыло, но вкусное. Будто мёд, но с горчинкой, и хорошо – от сладости в брюхе липнет и срётся потом слизью, а тут мясо прям само в пузо прыгает. Бабы за столом прислуживают, тоже правильно. Когда сиськи видишь, аппетит лучше. И хозяин не лебезит вокруг гостей, а во главе стола сидит, на кресле высоком. Настоящий эмир, с таким почётно на пиру. Хоть его люди с ним и запросто, но сразу видно, кто главный. Золотой венец на лбу, золото на руках, на груди. Весь будто лучится золотом. Волосы совсем седые, а кажется – золотом льются. И в глазах – золото. Эх, вкусно! А главное – подпоить не пробуют. Насильно никто не подливает, пить наперегонки не нудит. Хм, впрочем, кто этого колдуна знает? Может, зелье какое в пойле…

Нумайр понюхал недоверчиво пену. Крякнул с досады. Если надумал колдун отравить, так поздно уже. Тоже, додумался, на пятой кружке. И, чертыхнувшись в бороду, опорожнил кружку одним долгим глотком. Поставил на стол, утёрся ладонью. И увидел: колдун смотрит на него, улыбаясь. А потом поднял свою чашу, тоже из золота, и выпил залпом.