Капеллан дьявола. Размышления о надежде, лжи, науке и любви - Ричард Докинз

Эти указания передаются эффективнее, если подкрепляются словами, но их можно передавать и чисто путем демонстрации. Ребенок-японец мог бы научить ребенка-англичанина, даже если бы ни один из них не знал ни слова из языка другого. Точно так же японец-плотник мог бы передать свое мастерство англичанину-ученику — такому же, как и он, моноглоту. Ученик не стал бы копировать очевидные ошибки. Если бы мастер ударил по пальцу молотком, ученик справедливо предположил бы (даже не зная, как по-японски “** **** ****!”), что мастер собирался ударить по гвоздю. Он не стал бы точно копировать, по Ламарку, каждый удар молотка, а копировал бы предполагаемое указание: забивать гвоздь таким числом ударов, чтобы добиться того же идеализированного конечного результата, которого добился мастер: чтобы шляпка гвоздя оказалась заподлицо с поверхностью дерева.

Я полагаю, что эти соображения сильно принижают, а возможно и совсем отменяют то возражение, что мемы копируются недостаточно точно, чтобы их можно было сравнивать с генами. Мне представляется, что квазигенетическое наследование языка, а также религиозных и традиционных обычаев, преподает нам тот же урок. Другое возражение состоит в том, что мы не знаем, из чего состоят мемы и где они хранятся. Мемы еще не нашли своих Уотсона и Крика — у них нет даже своего Менделя. В то время как гены находятся в строго определенных участках хромосом, мемы предположительно существуют в мозгах, и увидеть мем у нас даже меньше шансов, чем увидеть ген (хотя нейробиолог Хуан Делиус и запечатлел свое представление о том, на что может быть похож мем[147]). Мемы, как и гены, мы отслеживаем в популяциях по их фенотипам. “Фенотип” китайской джонки сделан из бумаги. За исключением “расширенных фенотипов”, таких как бобровые плотины и домики ручейников, фенотипы генов обычно составляют части живых организмов. Фенотипы мемов редко бывают такими.

Но и такое может случиться. Вернемся к моей школе. Марсианский генетик, который посетил бы ее во время ритуального утреннего приема холодной ванны, без колебаний диагностировал бы “очевидный” генетический полиморфизм. Около 50 % учеников были обрезаны, остальные — нет. Сами ученики, кстати, вполне осознавали этот полиморфизм: мы делили себя на “круглоголовых” и “кавалеров”[148](я недавно читал о другой школе, ученики которой разделились по тому же признаку на две футбольных команды). Это, конечно, не генетический, а меметический полиморфизм. Но ошибка марсианина вполне понятна: морфологическая дискретность здесь в точности такого же рода, какого обычно можно ожидать от действия генов.

В Англии того времени обрезание младенцев было медицинской причудой, и полиморфизм “круглоголовые — кавалеры” у меня в школе, вероятно, был меньше связан с вертикальным переносом, чем с разной “модой” в родильных домах, где нам довелось появиться на свет, то есть с еще одним примером горизонтального меметичес-кого переноса. Но на протяжении большей части истории обрезание передавалось вертикально, как знак религии (религии родителей, спешу заметить, ведь несчастный младенец обычно слишком мал, чтобы знать свои собственные религиозные убеждения). Там, где обрезание основано на религии или традициях (с варварской традицией женского “обрезания” это всегда так), его передача будет следовать вертикальной схеме наследственности, очень похожей на схему настоящей генетической передачи, и часто сохраняться на протяжении многих поколений. Нашему марсианскому генетику пришлось бы изрядно потрудиться, чтобы выяснить, что в формировании фенотипа “круглоголовых” не задействованы никакие гены.

Кроме того, у марсианского генетика глаза полезли бы на лоб (если предположить, что они и так не находились у него на лбу) от созерцания некоторых стилей одежды и прически, а также схем их наследования. Фенотип черной головы в ермолке имеет ярко выраженную тенденцию к вертикальной передаче от отца к сыну (или, иногда, от деда по матери к внуку) и демонстрирует отчетливую связь с более редким фенотипом длинных завитых прядей на висках. Поведенческие фенотипы, такие как коленопреклонение перед крестами или отбивание поклонов пять раз в день головой к востоку, тоже наследуются вертикально и демонстрируют сильную отрицательную корреляцию с вышеупомянутыми фенотипами, равно как и фенотип красного пятнышка на лбу, и группа сцепления шафрановой мантии с обритой головой.

Гены точно копируются и передаются от организма к организму, но некоторые из них передаются с большей частотой, чем другие, и они по определению более успешны. Это естественный отбор, и в большинстве случаев именно им объясняется все интересное и примечательное в живой природе. Но существует ли похожий естественный отбор, основанный на мемах? Чтобы исследовать естественный отбор среди мемов, можно вновь воспользоваться интернетом. Оказывается, примерно в то же время, когда было придумано слово “мем” (на самом деле немного позже), был предложен соперничающий с ним синоним — “культурген” (culturgen)[149]. Сегодня слово “культурген” упоминается во Всемирной паутине 20 раз, в сравнении с 5042 упоминаниями мема. Более того, в 17 из этих 20 случаев также упоминается источник этого слова, что не соответствует критерию Оксфордского словаря. Наверное, не слишком странно представить себе дарвинистскую борьбу между этими двумя мемами (или культургенами), и не будет полной глупостью задаться вопросом, почему один из них оказался настолько более успешным. Наверное, это связано с тем, что “мем” — односложное слово, похожее на “ген”, и поэтому поддается превращению в квазигенетические производные термины. Мемофонд (тете pool) [352] , мемотип (memotype) [58], меметик (memeticist) [163], мемоид (memeoid или memoid) [28], ретромем (retromeme) [14], популяционная меметика (population memetics) [41], меметический комплекс (meme complex)[494], меметическая инженерия (memetic engineering)[302] и метамем (metameme)[71] — все перечислены в онлайновом “Меметическом лексиконе” (числа в квадратных скобках соответствуют числу упоминаний каждого из этих терминов во Всемирной паутине в день, когда я проводил проверку). Эквиваленты, основанные на культургене, были бы не столь изящны. Или же успех мема по сравнению с культургеном мог поначалу быть связан лишь с недарвиновской случайностью — дрейфом мемов (memetic drift)[85], за которым последовал эффект положительной обратной связи: “Всякому имеющему дастся и приумножится, а у неимеющего отнимется и то, что имеет” (Евангелие от Матфея 25:29).