Аромат обмана - Вера Копейко

— Вадим Васильевич, вы как? Выйдете к гостям поговорить или нам откроете, чтобы мы вошли?

Вадим мочал.

Почему они не разобьют окно, подумала она.

Он словно угадал ее мысль и тихо объяснил:

— Стекло бронированное, дверь металлическая.

— Я не заметила.

— Это хорошо, — усмехнулся он.

— Не хотите, стало быть, разговаривать? Значит, решили лечь под фонд? Что ж, в его лице у вас милый представитель. А знаете ли вы, какой подарочек она привезла для вас?

Вадим молчал. Евгения почувствовала, как у нее сдавило виски. Они все знают. Куда она влезла? В какие игры ее вовлекли?

— Она еще не полила ваши приманки своими репеллентами? А знаете, кто платит за то, чтобы ваши рыси, Вадим Васильевич, ушли с рынка? Ха-ха-ха… Подумайте, мы много дадим за вашу последнюю партию.

Голос подчеркнул — «последнюю».

Внезапно загрохотали моторы, вспыхнул свет, через мгновение все снова стихло.

— Тюфэк трак, юрдэк квак, петушина чок, юрдэк иок. Старая охотничья поговорка, ее я услышал в Болгарии. Ружье стреляет, утка крякает, перья остаются, утка улетает.

Евгения засмеялась:

— Я должна это понимать так, что бояться больше нечего?

— Верно. Это присказка не про стрелков-мазил. А о том, какая утка сообразительная.

Они продолжали сидеть в темноте. Наконец Вадим зажег свет и посмотрел на нее.

— Они считают, что я им остался должен.

— Вы? Должны?

— В начале девяностых мы поделили большую партию меха. Я поместил его удачней всех. — Он объяснил: — Все решают контакты. У меня они были на той стороне, — он махнул рукой в сторону, как поняла Евгения, Китая. — Я продал шкурки по цене, которая не снилась моим напарникам. А они свою долю отдали в руки, к которым деньги быстро прилипли. Разумеется, они что-то получили, но гораздо меньше. И с тех пор никак не могут успокоиться. Слышите, кричат?

— Слышу, — она слышала и то, как колотится сердце. — Я думала, они совсем уехали. Неужели они все-таки?…

— Успокойтесь, лезть они не рискнут. Это только психическая атака — насмотрелись фильмов. Они не станут дом ни поджигать, ни расстреливать.

— Но откуда у них столько техники?

— С тех пор они тоже не дрова рубили. А если рубили, то продавали даже щепки. Научились. Теперь-то они развернулись! — Он хмыкнул: — Никогда не догадаетесь, на чем они деньги делают.

— На чем же?

— На женских гигиенических прокладках.

— Ох!

— Сначала продавали лес, потом обнаружили, что дело стало убыточным. Не знаю, кто навел их на такой бизнес, но вышло удачно с этими прокладками. Они сделали хороший ход — соединились с китайцами. Негласно, разумеется. Часть производственных операций делают там. Так что эти вещицы на самом деле — китайский продукт.

Евгения почувствовала, как ее сердце замедлило бег. Она слушала об обыденных вещах, они, словно кнопки, пришпиливали по углам лист бумаги, только что трепетавший на ветру. Он больше не трепыхался. Она успокоилась тоже.

— Здорово, — сказала Евгения.

— А теперь вы. Рассказывайте. Все.

Евгения рассказывала торопливо, словно боялась пропустить любую деталь или подробность. Без слов Лильки о ее жизни-не-подарке, или крике Кости «я сам не знаю, как получилось» у Вадима… или у нее самой? — не будет полного представления о том, что случилось. «Это и есть эффект попутчика?» — спрашивала она себя после. Когда рассказываешь подробно и откровенно собственную историю кому-то совершенно чужому? Только в ответ на проявленный к тебе интерес, возникший из необходимости скоротать время?

Она говорила и удивлялась, как жадно слушает себя. Как много, оказывается, оставляла прежде без внимания. Теперь, заполняя провалы между событиями, восстанавливая подробности, сама удивлялась очевидной логичности происходившего, прежде незамеченной ею.

Умолкнув, Евгения отвела взгляд от окна, в котором начинал светиться синий рассвет, взглянула на Вадима — проверила: нет ли насмешки на его лице? Или обидного сочувствия? Ни того ни другого ей не хотелось видеть. Его лицо напоминало бледный рассвет. Понятно, в эту ночь они оба не спали ни минуты.

— Я рад, что вы со мной искренни, — сказал он без всякого комментария.

Евгения свела брови, потом удивленно подняла. Он ничего не добавит? Сердце тревожно дернулось — не хочет обидеть?

Он встал и предложил…

— Пойдемте, кое-что покажу.

Евгения, не спрашивая, словно привязанная к его ноге веревочкой, поднялась и пошла следом.

Вадим остановился на крыльце. Весь снег перед ним и на аллее вспахан, взрыт, словно стадо диких кабанов искало что-то. Но не нашло, разозлившись, с фырканьем унеслось восвояси.

— Вы хотели мне показать это? — тихо спросила она.

Какое чувство следует ей испытывать сейчас, став невольной участницей нападения? Если бы не ее приезд, перед крыльцом лесного дома лежал бы ровный чистый снег, по нетронутой сосновой аллее взгляд убегал бы в толщу таежных зарослей. Была бы еще одна спокойная ночь в жизни Вадима Зуевского, его волкодавов, которые дремали бы в своих будках. Кому повезло, так это лайкам, их на ночь впустили в дом. Они и сейчас спали под столом.

Как это странно — быть вовлеченной во что-то за тысячи километров от дома… Разве не удачей считала она командировку в тайгу от фонда? Ей дали деньги на поездку, чтобы испытать то, что она придумала, сидя за лабораторным столом. Как повезло, думала Евгения совсем недавно. Мало кому так везет, гордилась она собой.

Вздрогнув, посмотрела на Вадима — он вложил в рот два пальца и свистнул. Раз, два, три…

На счет «три» раздался шорох. Он донесся откуда-то сверху. Евгения подняла голову, пытаясь разглядеть, кто осыпает снег с верхушек сосен и елок, схлестнувшихся друг с другом.

— Привет, — тихо поздоровался он с кем-то невидимым. — Свистнул еще раз, но тихо, тонко, одними губами. — Спускайся.

Евгения посмотрела туда, куда и он. Но ничего не увидела.

— Ах! — вскрикнула она через мгновение, попятилась к двери, а Вадим, словно не ожидал ничего другого, раскинул руки и удержал ее.

— Все в порядке. Фруська, свои!

Перед крыльцом стояла рысь. Она спрыгнула с дерева и уставилась на Евгению. Морда в точности такая, как на портрете, который так нравился Евгении и висел у нее над столом.

— Знакомьтесь. Фруська, это Евгения. Она приехала, чтобы испытать на тебе репеллент. Это что-то вроде антисекса, — ухмыльнулся он. Потом повернулся к Евгении и спросил: — Я правильно говорю? — Она медленно краснела. А он улыбался. — Эта ученая дама хочет, Фруська, — он снова перевел взгляд на огромную пушистую кошку, — чтобы ты не искала объект любви там, где тебе хочется и когда тебе хочется. Видишь, какая, да? Она жаждет управлять твоим желанием. — Рысь чихнула. — Тебе смешно, да?